Поднявшись на палубу, он увидел среди девиц женщину, одетую так же кричаще и безвкусно, но богаче – должно быть, их «матушку».

– Приветствуем господ на «Алой лилии», – она присела в изящном поклоне, и Сун Цзиюй готов был поклясться, что при этом крошка посыпалась с ее густо набеленного лица, как с плохо оштукатуренной стены.

Ху Мэнцзы ухмыльнулся, потрепал ее по щеке.

– «Алая лилия»… как красиво! Братец, мы попали куда надо!

– Правда, что ли? Пока не вижу ничего особенного, – капризно протянул Сун Цзиюй. – Дай ей денег, братец, пусть покажет нам все, что у них есть!

Вообще-то он приготовил увесистый кошель сам, но после грубостей Ху Мэнцзы решил слегка проучить наглеца.

«Братец» послушно бросил улыбающейся матушке мешочек монет, и улыбка ее превратилась в настоящий лисий оскал.

– Конечно, господам тут слишком темно, ничего и не увидишь! Пойдемте-ка в верхние каюты, там и светло, и уютно!

Девушки, хихикая, облепили их и повлекли к лесенке. Как по волшебству резные окна озарились огнями, тепло светившими сквозь красную бумагу. Цвет этот должен был, видно, создавать образ бутона, сияющего изнутри, но красные отсветы, ложившиеся на выбеленные лица и черную воду, казались призрачными, зловещими.

Следом за Ху Мэнцзы Сун Цзиюй вошел под алый шелковый полог. Девицы, продолжая щебетать, усадили их за стол; музыкантша в углу взялась за цитру, полилось рекой вино.

– Приведите всех ваших девушек, – велел Сун Цзиюй. – Хочу видеть, из чего выбираю!

Маман поклонилась и исчезла за пологом с другой стороны. Не прошло и нескольких мгновений, как она появилась снова, ведя за собой вереницу девушек в ханбоках. В отличие от встречающих красавиц, эти были молчаливы и шли, опустив глаза.

– Какие скромницы! – Ху Мэнцзы тут же устроился на ложе, поближе к Сун Цзиюю, закинул в рот крупную матовую виноградину. – Люблю покладистых, но вот глупые нам не нужны! Хочу такую, чтоб хоть в шарады с ней сыграть можно было, пока пьем. Кто тут знает язык хань?

Мамаша сделала знак, и вперед вышли три девушки. Сун Цзиюй поднялся.

– Так-так, посмотрим… – протянул он, нависнув над первой. – Ну-ка, гляди на меня! Нет ли какого изъяна? – он бесцеремонно взял ее за подбородок, заставив запрокинуть голову.

Та покорно позволила себя вертеть и щипать, как и вторая, а вот третья… Когда Сун Цзиюй развязал на ней коротенькую верхнюю курточку и бесцеремонно оглядел шею и ключицы, в ее взгляде, в тонкой линии поджатых губ мелькнул гнев. Значит, не смирилась со здешними порядками…

– Берем эту! – объявил Сун Цзиюй.

– Инь Юй, слышала? Иди налей вина господину! – прикрикнула матушка. Потом с заискивающей улыбкой обернулась к Сун Цзиюю: – Только, господин, одна девушка на двоих – за двойную цену…

Сун Цзиюй бросил на стол серебряный слиток-лодочку:

– Этого хватит, чтобы ты перестала канючить? Вас рекомендовали как заведение, где можно делать все, и никто не будет задавать вопросов, это что, вранье?

– Сущая правда, господин! – матушка попробовала серебро на зуб и спрятала за пазуху. – Только, – она понизила голос, – если помрет, придется все же доплатить…

Сун Цзиюй презрительно хмыкнул.

– Если помрет, возьмем новую. Хватит щебетать! Все вон!

Девушки под предводительством своей мамаши, мелко семеня, выскользнули за дверь, и осталась только Инь Юй.

В свете ламп заметно было, что ее короткая курточка – из лилового шелка, настолько прозрачного, что никак не скрывал большую грудь с крупными темными сосками. Сквозь белый ханбок при каждом движении просвечивало розовое тело.

Сун Цзиюй понял, что так отвратило юного Ма – слишком дешево, слишком напоказ. Богатый наследник не привык к такой пошлости.

Девушка между тем налила им пахучего вина и устроилась на полу, опустив тяжелые от сурьмы ресницы.

– Подойди-ка сюда, – Сун Цзиюй поманил ее к себе. А когда та подошла, рывком усадил к себе на колени. В нос ударил приторный запах дрянной косметики, Инь Юй тихо вскрикнула от неожиданности, расплескав на юбку вино из чарки, неуклюже попыталась встать, но Сун Цзиюй не пустил, прижал ее к себе крепче и шепнул на ухо:

– Тихо! Я не причиню тебе вреда. Но нас не должны услышать, так что сиди спокойно…

Та замерла, дыша, словно загнанный зверек.

– Давно ты здесь работаешь? – так же шепотом спросил он.

– Да… нет… не давно, но не мало, господин, – она расслабилась немного, но не сводила настороженного взгляда с Ху Мэнцзы. Тот усмехнулся, пощекотал ее под подбородком.

– Не бойся, милая, слишком уж мучить мы тебя не станем, если будешь послушной, – он придвинулся ближе, почти прижимаясь губами к уху Сун Цзиюя. – Но что-нибудь сделать придется, иначе будет слишком подозрительно.

Сун Цзиюй постарался игнорировать его, но получалось плохо. Почему этот проходимец такой горячий, у него что, лихорадка?

– Я – новый магистрат, мое имя Сун Цзиюй, – прошептал он, потянув завязки на юбке девушки. Делать «что-нибудь» не хотелось; он надеялся, что с этим его выручит Ху Мэнцзы. – Я ищу девушку, которая убила побывавшего здесь господина Сыму. Знаешь что-нибудь об этом? Если поспособствуешь расследованию, я помогу тебе отсюда выбраться и устроиться в хороший дом.

Ху Мэнцзы взял ее за руку, огладил пальцы.

– А если не станешь помогать… – промурлыкал он. – Сломаю, скажем… этот.

Он склонился и нежно поцеловал мизинец.

Сун Цзиюй неприятно поразился. Угрожать расправой девушке, пусть и шлюхе? Он понадеялся, что Ху Мэнцзы притворяется.

Инь Юй вздрогнула, метнула на господина Ху неприязненный взгляд.

– Не буду я из-за нее отдавать мизинец. Она мне никто, эта Ким Су Ён. Не знаю, кого там она убила. Я ее спрятала, потому что она сестра Хва Ён и ей идти некуда. Но на одну ночь.

– Значит, все-таки знаешь, что она убийца? Кто такая Хва Ён? – Сун Цзиюй немедленно «вцепился» в след.

– Ким Хва Ён – моя подруга. Тоже работала тут… – Инь Юй сглотнула, опустила глаза. – Она… сестра Су Ён. Су Ён приехала, потому что перестала письма получать, узнала, что сестра умерла. Сказала, что отомстит. Я ее отговаривала.

– От чего умерла Ким Хва Ён? – спросил Сун Цзиюй, хотя уже знал ответ.

– Я не видела, – Инь Юй окаменела вдруг, задышала чаще, словно увидела тень погибшей. – Я не спрашивала. Не знаю.

– Нет, ты знаешь. Но почему-то не хочешь говорить. Неужели мы такие неубедительные? – Ху Мэнцзы вдруг втянул ее мизинец в рот и сжал крупными острыми зубами.

Девушка вскрикнула, вцепилась другой рукой в ворот Сун Цзиюя.

Сун Цзиюй ткнул Ху Мэнцзы локтем в бок и, надо сказать, сделал это с большим удовольствием.

– Успокойся. И говори. Если хочешь выбраться, рассказывай все.

– Я… я не хочу… О таком нельзя ночью! – она вжалась лицом в плечо Сун Цзиюя, оставив на бесценном шелке след пудры. – Все наши сестры… они становятся неупокоенными духами! Их даже вода не принимает. Про них нельзя ночью…

Сун Цзиюй раздраженно закатил глаза. Да что за город такой? Снова сплошные суеверия!

– Ты знаешь, где сейчас может быть Су Ён?

– Не знаю, но… она же хэнё, она будет жить у воды, чтоб быстро сбежать.

– Хэнё? – прищурился Ху Мэнцзы. Он выпустил палец девушки изо рта и нежно облизал посиневшую от укуса кожу. – Неужто тоже призрак?

– Нет, господин. Хэнё… они ныряют за водорослями и омарами…

– Вот почему она так долго может находиться под водой, – пробормотал Сун Цзиюй. И, зарывшись пальцами в волосы Инь Юй, слегка потянул ее голову назад. – Сделай вид, что тебе больно…

Та довольно натурально вскрикнула, выгнувшись. Сун Цзиюй подтолкнул ее, заставляя сменить позу. Инь Юй быстро поняла: села лицом к нему, задрав юбку, сунула руки под его халат, нашаривая завязки штанов… Сун Цзиюй сжал ее пальцы, останавливая, приподнял бедра, словно задавая ритм.

– Ты знаешь, кто хозяин этого места? – прошептал он.

– Нет, господин… – она быстро поняла, что делать, заерзала на нем. Рядом разочарованно вздохнул Ху Мэнцзы.