Тот, оказывается, уже давно стоял рядом, не растерял способность подкрадываться бесшумно. Верный слуга и учитель, когда-то спас отцу жизнь в краю рек и озер, а теперь вот прислуживает недостойному сыну.

– Молодому господину нужна перевязка, – Сун Цзиюй кивнул на окровавленный рукав. – Затем ему следует поехать в управу для дачи показаний.

Он оглянулся на лес. Да и как бы разбойники не вернулись с подкреплением.

– Ни к чему, ни к чему, господин Сун, просто царапина! – господин с кислой миной осмотрел попорченный рукав. – Я, ничтожный Ху Мэнцзы, не слушал заветов батюшки, не упражнялся ни с мечом, ни с палицей, сам виноват. Ну да садясь в свадебный паланкин, поздно прокалывать дырочки в ушах…

Он вдруг улыбнулся, темные миндалевидные глаза блеснули искрой веселья.

– В управе скучно, там одни нудные чинуши! Едем же в мое поместье, благодетель, отобедайте у меня! Это меньшее, что ваш покорный слуга может сделать в благодарность. Не отказывайтесь, отказа не приму! Будем пить за мое чудесное спасение!

– Вынужден все же отказаться, – Сун Цзиюй оглядел «поле боя». Резной возок на боку, лошади разбежались, слуги, по-видимому, тоже. Придется брать господина… как он сказал, Ху?.. с собой.

– Забирайтесь, – он указал на свою подъехавшую повозку.

Господин Ху не стал куртуазно отказываться: в мгновение ока влез за полог, вальяжно устроился на подушках, достав из рукава серебристую флягу с чеканным пейзажем: горный источник бежит по скалам.

– Пожалуй, составлю вам компанию, благодетель Сун! – пропел он. – Но только до перекрестка, а там уж эти трусливые сукины дети, что мне служат, найдут лошадей и догонят нас.

Он высунулся в маленькое окошечко и вдруг, сунув два пальца в рот, свистнул заливисто, так что у Сун Цзиюя уши заложило. В ответ по лесу пронесся шорох, лошади заржали где-то вдалеке.

– Далеко не убежали, – удовлетворенно ухмыльнулся Ху Мэнцзы и, поднеся фляжку к губам, сделал большой глоток.

«Так и есть – пьяница, – подумал Сун Цзиюй. – Или просто запивает испуг?.. Надо будет послать к нему завтра пристава, раз сам не хочет ехать в управу. Не дело, что разбойники вот так запросто шастают по дорогам и нападают на людей…»

Он подозвал Бархата и вскочил в седло, поехал шагом рядом с повозкой.

Дорога вползла на перевал; просветлело – тяжелые облака уплыли к реке, вьющейся внизу серебристой лентой. Вдали на берегу раскинулся город Чжунчэн, старая столица: маленький по меркам нынешних городов, а издалека и вовсе будто игрушечный. Ближе темнела заросшая громада императорского кургана. Сине-зеленые сосны, взбегавшие к вершине, делали его похожим на взметнувшуюся над городом волну.

Давно, будучи еще совсем юношей, Сун Цзиюй мечтал разгадать тайну гибели правившей в Чжунчэне династии – но теперь это казалось детскими играми. Столько всего произошло за годы в столице, столько чувств он испытал, столько дел раскрыл, дум передумал… и где все это? Словно осенним ветром унесло вместе с юношескими фантазиями.

Вместо грусти на него неожиданно снизошел покой. Заливались в зарослях птицы, солнце, клонясь к горизонту, светило теперь мягче. Косые лучи пронизывали лес, и тени бамбуковых стволов крест-накрест ложились на дорогу, в мягкую пушистую пыль.

Прелестный горный пейзаж, будто и не было никаких разбойников.

– И часто у вас так, господин Ху? – спросил Сун Цзиюй. В конце концов, зачем ждать до завтра и посылать людей, если можно выяснить все сейчас.

Господин Ху уже успел задремать, облокотившись на руку. Широкий рукав задрался, обнажив яшмово-белое запястье, гладкое предплечье…

Никакого нательного белья.

Сун Цзиюй отвернулся. Распущенные волосы, теперь это. Что за вид? Вольного философа он, что ли, изображает? Пил вино в бамбуковой роще, сняв одежды и распустив волосы?

Или… был на свидании? Но ничем, кроме вина, от него не пахло.

Господин Ху зевнул, потянулся.

– Часто ли у нас… хорошая погода? – промурлыкал он. – Нечасто. Видно, в честь вашего приезда вышло солнышко. Часто ли я попадаю в передряги? Это впервые. Разбойники боятся местного тигра и не задерживаются у нас.

Он окинул Сун Цзиюя сонным, ленивым взглядом.

– Тигр охраняет горы, дракон бережет реки… А Сын Неба защищает людей. Дайте-ка угадаю: магистрат Чжунчэна тяжело заболел и уехал умирать на родину, мы остались без защитника. И вот на дороге в город я встречаю воина с длинным мечом и решительным взглядом… Статного, чернобрового… Серьезного, даже слишком. Признайтесь, благодетель Сун, вы – наш новый магистрат?

«Вот уж насмешка судьбы, первый же встреченный житель Чжунчэна – и подобный наглец!» – изумился Сун Цзиюй.

– Господин Ху проницателен, – не стал лукавить он. – Значит, вы полагаете, эти разбойники – пришлые?

– Не наш говор, – отмахнулся Ху Мэнцзы, снова приложившись к фляжке. – А вы боитесь тигров, магистрат Сун? Ведь вы тоже не местный, вдруг он выйдет на ваш чудесный запах?

Он потянул носом.

– Сандал… лаванда от моли… крапивный отвар для волос… и… кажется, масло сладкого миндаля после бритья.

Сун Цзиюй поглядел на него с изумлением – тот безошибочно перечислил все, что лежало в притороченных к задку повозки ящиках.

– Господин Ху – владелец косметической лавки? – спросил он.

– Просто слежу за собой, – отмахнулся Ху Мэнцзы. – К тому же от тряски по нашим дорогам у вас там все пролилось.

Он с улыбкой поманил Сун Цзиюя.

– Наклонитесь, и сами почуете.

Сун Цзиюй слегка наклонился с седла и обеспокоенно потянул носом. А ведь он говорил Жу Юю не ставить ящик с книгами в самый низ, что, если их перепачкало?

Масло где-то разлилось точно, но вот остальное…

– Ясные глаза, – ухмыльнулся Ху Мэнцзы. – Вблизи вижу, как в них мерцают звезды. Магистрат Сун – исключительный человек, я уверен.

Сун Цзиюй резко выпрямился. Да этот Ху действительно наглец! Захотел рассмотреть поближе, значит?

Надо же было так легко попасться: он же просто перечислил вещи, которыми пользуются все! Кто не моет голову крапивой, не перекладывает одежду лавандой от моли? Так глупо…

Он поджал губы. Вот твоя карма, Сун Цзиюй, – первым же встретить в Чжунчэне повесу-бесстыдника!

– Завтра приходите в управу для дачи показаний, – суховато сказал он.

Впереди как раз показался перекресток.

– Ну раз вы приглашаете меня в управу, так и быть, зайду засвидетельствовать почтение новому магистрату и благодарность – спасшему меня герою! – бесстыдник Ху дождался, пока лошади остановятся, и легко, будто трезвый, выпрыгнул на дорогу, даже не пошатнувшись. В то же мгновение сзади раздался топот копыт и скрип колес: резная повозка, покачиваясь так, словно ось погнулась, наконец догнала их. Ею правил юноша-слуга, его товарищ помладше с виноватым видом сидел на облучке.

Сун Цзиюй скользнул по ним взглядом: невысокого роста, белолицые, с нежными, почти девичьими чертами лица и холеными руками, а повозку смогли поднять, гляди-ка.

Бесстыдник кашлянул, и Сун Цзиюй забыл о слугах. «Что еще скажет», – подумал он, заранее закатив глаза.

Ху Мэнцзы взмахнул рукавами, складывая ладони для вежливого поклона, но вино вдруг все-таки взяло свое: кланяясь, он не рассчитал сил и едва не полетел носом в пыль.

– Еще раз сердечно благодарю за спасение, магистрат!

Сун Цзиюй только головой покачал. Будет чудом, если завтра утром этот господинчик окажется в управе.

Он легонько кивнул и дал своим людям знак продолжать путь.

Нищие, гревшиеся на солнышке за городскими воротами, у родника, порскнули, как зайцы, завидев его, и скрылись в бамбуке: никто и не думал ни вырубать заросли вокруг ворот, ни подновлять штукатурку на городских стенах. Когда-то она выкрашена была в алый, но время сделало ее грязно-розовой; то тут, то там виднелись нацарапанные кем-то неприличные слова и странные значки, похожие на танцующих человечков или древнее письмо.