– Тогда раздевайтесь и ложитесь, сейчас я принесу подушку, чтобы вам было удобнее. И масло, – Хэ Лань огладил его затылок, собирая выбившиеся пряди, и немедленно сбежал. Неужели боится, что господин магистрат передумает?

Сун Цзиюй передумывать не собирался. Он разделся до штанов и при помощи вернувшегося Хэ Ланя устроился на широкой кушетке, где обычно стоял чайный столик.

– Учитель рассказывал мне, как важно, чтобы ци свободно текла по телу, – промурлыкал Хэ Лань, неспешными движениями втирая масло. – А я раньше даже не задумывался об этом… Просто делал, как показывал мой господин.

– Очень хорошо, – пробормотал Сун Цзиюй. Что это, интересно, за господин может быть у вора и зачем он учил его подобным вещам?..

– Не думайте, я не занимался ничем предосудительным, – Хэ Лань будто прочитал его мысли, ввинтился пальцем в какую-то болезненную точку под лопаткой. – Знаю я, что обо мне говорят.

«Жу Юй! Язык без костей», – раздраженно подумал Сун Цзиюй, но лишь промычал неопределенно.

– Я всегда думал… что я свободный человек… Делаю, что хочу и с кем хочу, никому меня не купить. Но… – Хэ Лань надавил на поясницу. – Иметь достойного господина оказалось приятно…

«Я не буду спрашивать», – сказал себе Сун Цзиюй. И тут же спросил:

– У тебя был покровитель? Что с ним случилось?

– Я говорил не о нем, а о вас, – Хэ Лань вдруг запрыгнул на него верхом, нажал на плечи сильнее. – Мой… покровитель был лентяем и пьяницей, обиженным на весь мир. Дни рядом с ним мне казались бессмысленными. Но все же он научил меня массажу, сказал, что так я всегда найду себе пропитание.

– Работать в управе… нравится тебе больше? – Сун Цзиюй старался дышать размеренно.

– Конечно… Учитель серьезный и благородный человек, а господин магистрат… – тяжесть исчезла, – …настоящий герой.

– Я вовсе не герой, – Сун Цзиюй приподнялся на локте и хотел было встать, но перед глазами вдруг потемнело, словно в горячей бадье пересидел.

– Конечно, герой, вы ведь спасли человека, – Хэ Лань настойчиво уложил его обратно. – Вы чувствуете движение ци?

Сун Цзиюй послушно лег. Что он чувствует… хороший вопрос.

Хэ Лань вздохнул как будто разочарованно, спрыгнул с него.

– Молчите, значит, не чувствуете… Пожалуй, этот слуга плохо старается, – он разочарованно поцокал языком. – Перевернитесь на спину.

– Ты не слуга, – Сун Цзиюй со вздохом перевернулся. Пожалуй, кое-что он все же чувствовал: усталость. Неловкость. Он ведь в управе все же, а не в бане.

– Нет ничего плохого в том, чтоб служить, – Хэ Лань присел рядом, взял его руку, принялся массировать большим пальцем ладонь. – Тем более такому господину, как вы.

– Хватит подлизываться, – Сун Цзиюй усмехнулся и закрыл глаза.

– Разве я подлизываюсь? – Хэ Лань коснулся кончиками пальцев его груди, задумчиво обвел красную родинку-точку, надавил слегка туда, где билось сердце. – Я не умею, мой господин.

Сун Цзиюй почувствовал, как сердце пропустило удар, другой, и хотел резко встать, но мышцы словно в мягкий тофу превратились, получилось лишь приподняться на локте.

– Хэ Лань, это слишком…

Тот стрельнул глазами вниз и немедленно убрал руки.

– Простите, эта техника подходит не для всех. Если вам неприятно… простите. Я плохо старался.

Сун Цзиюю не хотелось говорить про свою внезапную слабость. Этот юноша уважал его, при нем хотелось быть сильным и властным, уверенным в себе магистратом. Никто еще не смотрел на него вот так, снизу вверх, – это он всегда ощущал себя самым молодым, вечным «подающим надежды юношей». Особенно рядом с Лун-гэ.

– Я не привык бесцельно лежать. Давай выпьем чаю, – вздохнул он. – А потом мне нужно сходить в архив…

– Вам нужно поспать, – Хэ Лань поднялся. – Ваш слуга, кажется, забрал постель… Но есть моя. То есть я могу вам ее уступить.

– Он все равно за мной приедет, когда не дождется дома, – Сун Цзиюй принялся одеваться. Его вдруг пробрало холодом от мысли, что Жу Юй уже приходил – пока они были заняты, и подумал черт-те что. Слушать потом его ворчание до конца жизни. И уговоры найти хорошую девушку…

Он присел к столу и налил им обоим чаю.

– Можешь считать своей комнату, где жили мои слуги.

– Спасибо, господин, – Хэ Лань принял чашку из его рук, улыбнулся смущенно, но тут же посерьезнел. – Но все-таки, я ведь не сделал вам больно?

– Нет, больно мне не было, – Сун Цзиюй вздохнул и подумал, что это, верно, возраст: как может сердце забиться медленнее от массажа? Раньше все было бы наоборот. – Прости, что прервал. Ты сделал все, что хотел?

Хэ Лань с улыбкой прищурился.

– Нет… Я хотел больше.

Сун Цзиюю отчего-то стало не по себе от его тона.

– О чем ты? – настороженно спросил он.

Мальчишка усмехнулся, встал. Потянулся медленно.

– Пусть это будет загадка. Спокойной ночи, господин магистрат.

Опять незнакомый потолок, в который уж раз за этот месяц. Сун Цзиюй долго лежал, рассматривая трещины на старом темном лаке балок. В саду за летней перегородкой шумела листва, тени метались по свежей бумаге, запах влажного дерева висел в воздухе – снаружи недавно мыли полы.

Сун Цзиюй был не из тех, кто залеживается допоздна. Часто Жу Юй, принеся завтрак, заставал его уже в кабинете над бумагами или в саду с мечом, но сегодня как будто каменную плиту положили на грудь.

Он усилием воли заставил себя подняться. Даже умываться не было сил. Может, и бриться сегодня не стоит…

«Так и опускаются чиновники в провинции, – подумал он, потерев ощетинившийся за ночь подбородок. – Сперва мелкие допущения, потом – крупные взятки и пьянство».

Вошел Жу Юй со свежей водой и полотенцами.

– Ну как вам дом, господин? Уж мы тут все отмыли, подремонтировали… Пруд только совсем зарос, надо чистить. Карпы там – с бревно размером!

– Прекрасно, – равнодушно ответил Сун Цзиюй. – Позови Лань Сы.

Пока он приводил себя в порядок, Лань Сы донес до него неутешительные результаты вылазки.

– Отнекиваются они, нет мол никакого особого борделя. Только, думаю, господин, врут – просто не того я полета птица для этого заведения: две связки серебра им предлагал – никто даже не смотрит.

Придется, значит, идти самому. Только чужаку тоже могут и отказать… Сун Цзиюй поморщился. Он знал, кого следует попросить о помощи, но так не хотелось…

Лучше схожу в порт сам, посмотрю, что там к чему, решил он. Где-то ведь она прячется… И если кровь на шелке ее – ранена.

Порт окатил его запахом рыбы, гниющих водорослей, свежей пеньки. У дальнего мола шумно разгружали корабль, кричал на матросов приказчик, но в остальном место это являло собой картину сонного запустения. На рассохшихся досках причала развалилась целая стая бродячих котов – видно, ждали рыбацкую лодку. Под залатанным навесом двое неопрятных стариков с обветренными лицами, переругиваясь, играли в сянци. Рядом уличный торговец пытал в кипящем масле тощих рыбешек. Истошно кричали чайки, прямо перед Сун Цзиюем, одетым в коричневый дорожный халат Лань Сы, шлепнулся на доски белый помет, задев край соломенной шляпы.

Цветочные лодки стояли поодаль – аляповатые вывески висели понуро, неуместные в ярком утреннем свете. На палубах было пусто, только с одной через борт свешивалась девица, полоща белье. Нет, не она… Скорее всего, у той поранена рука.

Он дошел до края пристани, постоял, глядя в черную воду. Заглянул за доки, пахнущие дегтем и заплесневелым деревом гниющих без дела кораблей. Медленно побрел обратно, приглядываясь из-под соломенной шляпы к лоточникам. Мужчины, мужчины, вот хозяйка, но – слишком старая, грузная…

Полчаса спустя он признал свою идею провальной. С чего убийце сидеть на пристани? Наверняка где-то спряталась.

Он купил у лоточника сомнительное подсохшее маньтоу и устроился под навесом, лениво посматривая по сторонам. Игроки в сяньци его заметили: все бросали любопытные взгляды, пока наконец не выдержали, бросили партию.