— Дошли? — вырвалось у меня, когда мы начали подниматься по длинным и широким ступеням крыльца.

— Да. Ты молодец! — почти не разжимая губ сказал Кио на грани слышимости.

Понятно. Видимо, подбадривать меня нельзя. Но я справилась и дошла. Тяжесть, что давила на меня, исчезла, едва мы вошли в большие двери, и я даже недоуменно огляделась.

Ну… Красиво. Но совершенно точно не мое. В стиле «дорого, богато». Много лепнины, много позолоты, много сверкающих камней. Только вот толку мало. Все это совершенно не дотягивало до знакомых мне залов и Эрмитажа, и Петергофа, и Московских палат. Да и в Лувре мне тоже довелось побывать. Так что вся эта вычурная красота не произвела на меня должного впечатления. Я видела вещи и красивее. К тому же, во всем этом не было ни стиля, ни теплоты. Так. Понатыкали вразнобой. Мне совсем не нравилось все то, что я видела. Я шла на шаг позади Кио и не стеснялась рассматривать внутреннее убранство Замка. Помимо того, что декор заставлял пожимать плечами, бросалось в глаза, что там, где мы проходили, не было мебели. Вот совсем. Были длинные коридоры, большие залы, высокие потолки, а вот мебели не было. Ни стульев, ни кресел, ни диванчиков, которые могли бы как-то сгладить всю эту пафосную роскошь. Это удивляло.

«Теперь я понимаю, почему они все время у меня сидят! Тут реально присесть не на что. Холодно и жутко!», — думала я, следуя за Кио.

Он довел меня до высоких закрытых дверей и остановился.

— Жди! Тебя позовут, — громко сообщил он, а потом развернулся и пошел обратно по коридору.

Я лишних вопросов не задавала. «Сколько ждать? А ты куда? А когда вернешься?» Я не маленькая девочка, которую мама оставила в очереди в кассу, а сама побежала еще что-то там прихватить в магазине. Я спокойно уселась на пол. А куда еще? Тут мебели не было. И погрузилась в медитацию.

В прошлой жизни я насиделась в очередях, и это научило меня ждать. Да и у дверей начальства тоже достаточно проторчала ожидая, когда закончиться очередное важное совещание, и начальство поставит свою закорючку на бумажках, что я принесла. Ну, в смысле, — высочайшее одобрение. Так что я не испытывала ни малейших трудностей. Сидела и молча ждала. Не металась под дверью и не выглядывала в окошко в надежде как-то ускорить процесс. Я уже все это проделывала раньше и смысла особенного в этом не было.

Возможно, что это спокойствие, которое в моем далеком детстве называли «олимпийским», сыграло свою роль. Или просто Владыке Кицунэ самому не терпелось посмотреть на меня, но довольно быстро двери, перед которыми я сидела, открылись, приглашая меня войти.

Комната, в которую я попала, была… розовой. И абсолютно пустой.

Стены, пол и потолок были выложены розовым камнем. Мебели и тут не было, зато были картины. В большом количестве. Выполненные, как мне показалось, в разных техниках. На всех полотнах были изображены одетые в розовое и кружащиеся в вихре розовых лепестков девушки-лисички. Много девушек. Вся комната была увешена изображениями парящих вместе с лепестками сакуры лисиц.

На одной стене девушки были размыты, и их силуэты и лица было почти невозможно рассмотреть. А вот на других изображения были более четкими. Лица кружащихся девушек смотрели на меня немного сурово, и я бы даже сказала — зло. Ни одна из розовых лисичек не улыбалась и не радовалась. Мне вообще показалось, что каждая из них готова в любой момент как зарыдать, так и выхватить катану и вступить в бой.

Я подходила к каждому портрету и рассматривала их, пытаясь понять… Просто понять…

«Я что? Стану такой? Холодной, спокойной и безразличной?», — пронеслось у меня в голове.

— Те лисицы, чьи изображения ты видишь на этой стене, погибли довольно быстро, так толком и не успев ничего сделать. Поэтому их очертания и размыты. Лисицы на других стенах умудрились продержаться дольше, но и их нет в живых. Век Меняющих реальность розовых лис короток. Я пригласил тебя, чтобы ты уяснила это, — раздался за моей спиной голос.

Я обернулась.

* В Японии детей носили, привязав на спине. И даже работали так. Вроде бы ребёнок всё время с тобой — но в то же время нет времени показать ему свою любовь, просто его обняв. Пословица крестьянская, жизнь у японских крестьян была тяжёлая, не до сантиментов...

У закрытых ворот

с рукою, протянутой к дому,

старый нищий застыл —

лепестки цветов подаяньем

на ладонь тихонько ложатся...

Автор Окума Котомити японский поэт 18 века. По примеру многих литераторов того времени, Котомити, сын купца из Фукуока, передал право наследия младшему брату и отправился в Осака изучать изящную словесность. Позже он вернулся на родину, где занялся преподаванием поэтического искусства. Несмотря на то, что стихи его пользовались популярностью, Котомити жил в нищете.

Перевод с японского А. А. Долина

***

Возле стены, прислонившись к ней, стоял белый лис. Но именно белым его было назвать сложно. Как и все здесь, в Замке, было щедро украшено позолотой, так и на этом белом лисе было слишком много золота: золотые одежды, золотые украшения в белых волосах, золотые кольца на пальцах. Мне почудилось, или он даже слабо светился золотым сиянием?

«А унитаз у него тоже золотой?», — хмыкнула я про себя, склоняясь в традиционном поклоне.

Выпрямляться я не спешила. Мне такого разрешения пока не давали.

«Ну, хотя бы не голый. И то хлеб!», — снова мелькнуло в моей буйной головушке.

Я не чувствовала страха или восхищения к стоящему передо мной Владыке Кицунэ, не чувствовала никакого пиетета. Хотя умом я и понимала, что он сильнее меня во много раз и может щелчком пальцев меня уничтожить, но все равно положенного трепета не было. Почему? Наверное, я свое уже от боялась. Мне было страшно потерять близких. А страха перед начальством я не ощущала.

— Посмотри на меня! — последовал приказ, и я, выпрямившись, смело взглянула на Владыку.

Он был выше и сильнее чем Шидж, но Нобу Итиро был шире в плечах. Да и Кио Сабуро был совершенно точно тяжелее и мощнее, хотя и заморышем Владыка Кицунэ не выглядел. Скорее мускулистый и поджарый. Его лицо было бесстрастным, безусловно красивым…но недобрым. Хотя… оно было скорее безразличным. А еще, как мне показалось, — жестоким, потому что эти холодные глаза и тонкие губы не умели улыбаться. Ну, или разучились. Что тоже вполне возможно. Даже у Кио в глазах иногда появлялись веселые смешинки, а губы растягивала вполне искренняя улыбка. Этот древний лис так явно не умел или очень давно не практиковал. Да, он был очень стар, по людским меркам, скорее — вечен. Но выглядел так молодо, что это могло сбивать столку.

— Ты занятная. Как я и ожидал, — завершив осмотр сказал Владыка. Его голос был не совсем понятен: и густой и в то же время легкий, с неуловимыми, завораживающими обертонами.

Я снова поклонилась, но на этот раз распрямилась, не застывая в поклоне, вот только глаз на него я не подняла и рта не открыла.

Кио как-то обмолвился, что у Владыки Кицунэ есть имя. Изэнэджи Шин «мужчина, который приглашает». И в моих ощущениях сейчас сложились в единое целое и это имя, и этот мужчина. Владыка Кицунэ и в самом деле мог пригласить куда угодно. И на свидание с вечностью и болью, и на танец радости и счастья. Только мне ни то ни другое приглашение не подходило. Не хотелось иметь дело с этой холодной глыбой льда.

— Как и все лисички Меняющие реальность, ты уникальна. Меняющих, давно не было, и я уж было думал, что больше и не появится. Я буду ждать от тебя необычного. Надеюсь, что ты меня не разочаруешь, — продолжил он.

Я снова поклонилась и выпрямилась. Рта не открывала и глаз не поднимала. Просто образцово-показательная лисичка. Прямо вот сейчас можно на доску почета.