Шидж достал из своей Инро новые блюда, которые принес от людей. Мы охали, ахали и пробовали. Было вкусно. Только я его все равно не простила, но, когда он спросил, может ли прийти завтра на медитацию и тренировку, я молча кивнула под заверения Рен, что мы будем счастливы. На слове «счастливы» я мысленно закатила глаза и вспомнила про дивизию.

На следующий день Шидж и в самом деле пришел рано утром. Мы медитировали, завтракали, а потом тренировались. С ним и в самом деле было легче, и было бы очень глупо отвергать его помощь. Тем более, что он и в самом деле вернулся. Только вот былой легкости и доверия у нас к нему все же не было. Что-то сломалось и у меня, и у Рен. Нет, она все так же с уважением и почтительностью на него смотрела, только от былого восторга не осталось и следа.

Так прошел конец зимы и наступила весна. А вслед за весной пришло и время цветения сакуры*.

Я в прошлой моей жизни мало что знала про сакуру. И уж совершенно точно никогда не видела ее цветение. Все потому, что никакой практической пользы от этого дерева я не видела, поскольку, как правило, это были виды, которые используются в культуре только как декоративные, и они дают мелкие и несъедобные плоды.

У меня же в саду росли прекрасная слива и вишня, которые цвели ничуть не хуже этой самой пресловутой сакуры, но в отличие от нее, еще и вкусные ягоды приносили.

А еще у меня была старая груша. Груша изначально сажалась как плодовая, но привита она была на дичок. Так вот, плодовая часть груши в итоге погибла, и дикая половинка колосилась во всю. Груши на ней были невкусные, твердые и мелкие, но цвела она восхитительно. И росла у меня в саду просто потому, что лень было вырубать…. Ну и потому, что уж больно красиво она по весне цвела.

Так что понять процесс созерцания цветения сакуры я, конечно, могла, но никакого толку в этом процессе не наблюдала.

Но Рен, едва только начался этот волшебный момент, когда лепестки стали раскрываться, потащила меня в лес.

— Да как ты не понимаешь? Нужно сидеть и смотреть, как лепестки раскрываются, как они опадают и кружатся, как мимолётна эта красота, — тарахтела она, таща меня в розовый лес.

— Ну почему мимолетна? — хмурилась я, — Неделю же цветет?

— А если погода испортиться, и пойдет дождик? Он часто бывает весной! То лепестки сразу опадут. А если налетит ветер? Тогда и вовсе будет всего один день, ну, может быть, два дня цветения! — бухтела она.

— Ладно, ладно, — согласилась я, — В конце концов медитировать можно и среди розовых лепестков, не буду спорить, — сказала я примирительно.

Но стоило нам дойти до розовых деревьев, как я не смогла сдержать стон восхищения.

Настолько это было красиво!

*Сакура — собирательное название 11 видов и нескольких сортов деревьев подсемейства Сливовые, зачастую обозначает вишню мелкопильчатую. Многие виды, называемые «сакурой», используются в культуре только как декоративные и дают мелкие и несъедобные плоды. В Японии вишнёвый цвет символизирует облака. Благодаря тому, что множество цветов сакуры часто распускаются разом и метафорически обозначает эфемерность жизни, являясь воплощением эстетического принципа «печального очарования вещей». Мимолётность, чрезвычайная красота и скорая смерть цветов часто сравнивается с человеческой смертностью. Благодаря этому цветок сакуры глубоко символичен в японской культуре, его образ часто используется в японском искусстве, аниме, кинематографе и других областях.

Времена года. Весна

Сложил в первое утро весны

Окончился год.

Заснул я в тоске ожиданья,

Мне снилось всю ночь

Весна пришла. А наутро

Сбылся мой вещий сон.

* * *

Зубцы дальних гор

Подёрнулись лёгкой дымкой…

Весть подают:

Вот он, настал наконец

Первый весенний рассвет.

* * *

Замкнутый между скал,

Начал подтаивать лед

В это весеннее утро.

Вода, пробиваясь сквозь мох,

Ощупью ищет дорогу.

* * *

Куда унеслось ты,

Сердце мое? Погоди!

Горные вишни

Осыплются, — ты опять

Вернешься в свое жилище.

Автор Сайгё, Сайгё-хоси, настоящее имя Сато Норикиё — японский поэт, один из известнейших и популярнейших создателей стихов-танка. Сайгё родился в аристократической семье в Киото в период заката эпохи Хэйан. Отец будущего поэта принадлежал к роду служилых аристократов Сато, а мать происходила из рода Минамото. В 1140 г. постригся в монахи и стал путешествовать. Если человек стрижётся в монахи, то он свободен от феодала. Поэт примет творческий псевдоним Сайгё — «К западу идущий».

Перевод с японского В.Н. Марковой.

***

Мы с Рен расстелили огромный плед, который я достала из своей Инро, и улеглись под розовыми от цветов ветвями. Из Инро мы также извлекли и заранее припасенную еду, и Бакэ, который довольно уселся у моих ног. Мой боевой тапок после того, как все сугробы растаяли, охотно выходил на улицу вместе с нами.

Получился вполне себе хороший такой пикник на природе.

Мы смотрели на распускающиеся и падающие лепестки и нежились в неповторимом аромате. Мне даже стало казаться, что розовый цвет и пахнет как-то по-особенному. Хотя было понятно, что цвет не может пахнуть, но мне уже везде мерещились странные запахи. Вообще, я стала замечать, что с третьим хвостом у меня заметно обострился нюх, хотя он и раньше был не плох.

— Розовый… — протянула Рен мечтательно.

— Ладно, пусть я буду розовой! — смирилась я, глядя на всю эту красоту.

— Почему тебе так не нравится этот цвет? По-моему, это очень красиво. Кстати, я стала замечать, что он у тебя меняется. Ты раньше была ярко-розовой, почти цвета фуксии. А теперь твой оттенок стал гораздо мягче, — сказала Рен, дуя в воздух и подбрасывая вверх слетающие на нас лепестки.

— Пыльная пудровая роза, — буркнула я.

— Что?

— Да, так ничего, — отмахнулась я.

— К тому же, розовый — цвет любви, весны и обновления! — не унималась Рен.

— И маленьких девочек! — фыркнула я, смахивая падающие розовые лепестки.

— Могущественная хозяйка очень красивая! — поддакнул Бакэ.

— Да ну тебя. Вовсе нет. Это просто шанс на выбор. Розовый — это как надежда. Надежда на будущее. Если у надежды и есть цвет, то он — розовый, — заключила Рен.

— Глупость несусветная, — усмехнулась я и пощекотала Рен одним из своих розовых хвостов.

Мы с ней обе захихикали, но тут вдруг за нашими спинами хрустнула ветка.

Я вскочила и ощерилась лисьими дротиками, готовая кинуть их в неприятеля. Я молниеносно приняла боевую стойку, распушив все мои три хвоста и, как никогда, понимая, что хвостов у меня мало. Только то, что я увидела через миг после своей боевой трансформации, заставило меня открыть рот и убрать огненные дротики.

— Ой, Аика! — раздался восторженный писк Рен у моих ног.

Подружка встать не успела. Она только перекатилась со спины на живот и теперь смотрела, так же, как и я, открыв рот, на представшее перед нами зрелище. А посмотреть и в самом деле было на что!

Перед нами стоял во всей красе мужчина, которого природа совершенно точно не обидела, когда раздавала свои дары. Его длинные белые волосы спускались густым снежным каскадом на широкие плечи. Правильные черты лица дополняли чуть узковатые, хитро прищуренные глаза. Но самое главное — у него был идеальный торс со всеми положенными кубиками, как у античной скульптуры, которые так и просились, чтобы их пересчитали шаловливыми пальчиками. В общем, у меня только что слюнки не потекли, и очень сильно захотелось «это» взять себе и никому не отдавать.

«А если я его в свою Инро засуну? Он туда, интересно, влезет? И как бы его, когда я буду оттуда доставать, слюной не закапать?» — мысленно задала я самой себе идиотские вопросы.