Я резко развернулась и уставилась на него.

Он стоял в своей боевой ипостаси, со всеми девятью белыми хвостами. Они развивались и были совершенно точно пронизаны магией. Его приближение я не почувствовала и не услышала. Все же он гораздо сильнее меня и хитрее, и старше.

— Где Рен? — выдавила я из себя, понимая, что мне противопоставить ему нечего.

— Она внутри. И если ты войдешь туда, то погибните вы обе. Но у меня есть для тебя очень хорошее предложение. Ты сейчас идешь со мной и становишься моей личной ученицей. Я натренирую тебя. Будем заниматься каждый день. Я обещаю тебе, что к концу зимы ты войдешь в этот домик уже готовая к первому испытанию, — говоря это, он убирал один хвост за другим.

И вот уже передо мной стоит просто красивый мужчина. Высокий, сильный, холёный, с легкой улыбкой на губах.

— Я обещаю тебе, что буду ласков и внимателен. Уверяю, тебе понравится быть со мной. Ты больше не будешь питаться одними онигири, а ночью я буду дарить тебе негу и страсть. Всего-то и нужно просто согласиться… — и он снова, как тогда, протянул мне руку.

— Что будет с Рен?

Он поморщился.

— Ты должна учиться отсекать ненужное. Рен — лишняя привязанность в твоей жизни. Да и вообще розовых слишком много. Одной больше? Одной меньше? Никто и не заметит! Тем более, что это убивать вас нельзя. А вот дать погибнуть самой — этого никто не запрещает делать.

— Она там? — и я головой кивнула на дверь за собой.

— Да, увы, — и он театрально вздохнул.

— Не приняла твое щедрое предложение?

— Нет, — и он покачал головой, тряхнув длинными прядями белоснежных волос, — Я ей его и не делал. Она слабая, такая же, как и оставшиеся две. Будут глупо сидеть в домике до пятидесяти лет, ничего не делая. Но ты другая. В тебе скрыт огромный потенциал. С тобой уже сейчас интересно. Идем со мной.

— Спаси Рен. И я пойду, — ответила я.

— Нет, это невозможно сразу по двум причинам. Домик для испытаний принимает только тех, кто соответствует рангу. У меня уже есть все девять хвостов и меня туда просто не пустят.

— А вторая причина? — нахмурилась я.

— Я просто не хочу этого делать, — пожал он плечами.

— А меня? Меня пустят? — с надеждой спросила я.

— Я не знаю, ты можешь попробовать! Но учти. Если дверь все же откроется, то испытание удвоиться. Ты и за себя-то его выполнить не сможешь. А чтобы выйти оттуда, тебе нужно будет пройти испытание и за себя, и за эту дурочку Рен. Это вообще невозможно, — пожал он плечами.

— А я люблю делать невозможное. И у меня это получается! — и я взялась за ручку двери.

— Это ты сейчас о чем? — спросил он.

— Да, так, — ушла я от ответа.

Появление в этом новом мире, мое блуждание через ворота, пространство и время, перерождение в чужом теле — все это было из разряда невозможного.

— Не глупи, — снова покачал головой Кио Сабуро, — Не хочешь принимать мое предложение — и не нужно! — вдруг сказал он, — Просто уходи. Возвращайся в розовый дом. Перезимуй и пройди испытание позже. Ты талантлива. Глупо тебя вот так потерять, — и он озабоченно нахмурился и сделал шаг ко мне.

Вот зря он это сделал. Потому что этот шаг испугал меня, и я нажала на ручку двери, за которую так и держалась, как за последнюю соломинку. Ручка поддалась и я, попятившись от Учителя, ввалилась прямо розовым пушистым хвостом внутрь домика.

Дверь за мной с треском захлопнулась, и почти тут же я услышала, как в нее со всего маху врезалось что-то тяжелое, а потом послышался голос Кио.

— Глупо! Как же глупо, — и он несколько раз ударил в дверь кулаком.

«Лучше б головой!», — подумала я и попятилась от двери.

— Аика? — позвала меня Рен и я обернулась.

Летел навстречу мокрый снег,

И по равнине Исикари

Наш поезд мчался сквозь метель.

Я в этом северном просторе

Роман Тургенева читал.

Автор Такубоку Исикава — японский поэт, литературный критик, оказал сильное влияние на развитие поэзии танка. Первые танка опубликованы в 1902 году в токийском журнале «Утренняя звезда». Исикава Такубоку был убеждённым противником войны. В разгар Русско-японской войны опубликовал сборник стихов «Стремления», в котором содержалось стихотворение «Памяти адмирала Макарова», где поэт воспевает подвиг русских солдат.

Перевод: В.Н. Марковой

***

Рен сидела на полу и плакала над большой миской-Домбури, полной риса, которая стояла у нее на коленях. Рен пыталась запихнуть в себя этот рис, но у нее это явно не получалось, потому что слезы не давали ей жевать и глотать. А за ее спиной помещался длинный стол, уставленный разными тарелками, тарелочками, мисками и пиалами, на которых были просто горы еды.

При моем появлении Рен вскочила на ноги и, обернувшись, вместе со мной смотрела на то, как количество блюд на столе удваивается. Стол внезапно стал шире и длиннее. И вот уже на краю этого банкетного стола стоит точно такая же большая миска с рисом, как и у Рен в руках. И вот опять стол сервирован и палочками, и самыми простыми ложками и вилками. Все смешалось в доме… Эх.

— Упс, — выдала я.

— И что теперь делать будем? — обреченно сказала Рен, — Испытание состоит в том, чтобы блюд на тарелках не осталось.

— Откуда ты это знаешь?

— Мэй и Такэ говорили… — неуверенно протянула Рен.

— Мало ли что они говорили! Слушай их больше! Всё ставим под сомнение с этого момента!

— Поняла, — кивнула Рен.

— Сколько у нас времени чтобы все это съесть? — снова спросила я, обозревая это множество посуды с едой.

— Не знаю, — все так же удрученно сказала заплаканная лисичка.

— Так… Помнишь, когда Учитель Шиджеру накрывал нам на стол, тарелки пропадали, когда оказывались пустыми? — начала я.

— Да, но тогда в домике Такэ и Мэй сказали, что съесть нужно все вместе с тарелками, — протянула Рен.

— Мало ли что они сказали, Рен! — еще раз повторила я, — Давай пробовать! А потом будем играть в «Тетрис»! — сказала я.

— Во что? — не поняла Рен.

— Я потом объясню. Это что? Дайфуку*? Учитель Шиджеру нас угощал такими? — спросила я.

— Да, это Дайфукумоти. Они вкусные и сладкие.

— Вот с них и начнем! Почему они лежат на разных тарелках? Давай их все объединим на одной. Вот эти розовые замечательно полежат вместе вот с этими желтыми. Живей, Рен! Не время реветь! Нужно действовать! — и я принялась очень аккуратно раскладывать дайфуку на одном блюде.

Рен помогала. Она прилетела еще с одной тарелкой с другого конца стола, где дайфуку были коричневые.

— Так, Рен! Только не сваливаем все в кучу, а раскладываем красиво, — выдала я.

— Это важно? — спросила она.

— Кажется, да! Важно, — прислушавшись к себе, ответила я.

И вот мы поставили обратно на стол абсолютно пустые тарелки в количестве трех штук. Все Дайфуку мы красиво разложили на одной. Мы, затаив дыхание, смотрели на эту опустошенную нами посуду. Сначала ничего не происходило. Но потом тарелки взяли и исчезли.

Мы с Рен переглянулись, а потом бросились обниматься! У нас получилось!

— Действуем по той же схеме! — заявила я, — Укладываем одинаковую еду на одну тарелку, красиво и элегантно. Иначе не сработает. Шевелись! Никто не знает, сколько у нас времени. Сначала разберемся со всеми этими мисками и мисочками, потом будем их убирать в мою Инро. Впихнем сколько сможем. А вот уже потом, оставшееся, будем есть до одурения.

Дело спорилось. С суши и роллами расправились очень быстро. Мы их двигали, сортировали и укладывали на одну тарелку. С сашими** тоже проблем не возникло. Это была нарезка из рыбы разных сортов. Какая женщина не перекладывала в конце праздника все ломтики на одну тарелку, чтобы засунуть это всё в холодильник? Вот и сейчас я занималась чем-то подобным.