Сложнее дело обстояло с супами. Они были в пиалах и, если одинаковые супы нам еще удалось уместить в одну пиалу, но вот я чисто интуитивно поняла, что смешивать различные виды супа нельзя. Иными словами, портить продукты категорически воспрещалось! Пиалы с супом — ура! — уменьшились в два раза. Но супов было много. Рен, пока мы их переливали, мне названия говорила: мисосиру, дангодзиру, имони, дзони***, но я поняла, что сразу не запомню. И уж точно перепутаю, поэтому перестала вникать.

— А что мы будем делать с рисом? — спросила Рен, обозревая результаты наших трудов.

— Тааак. Давай попробуем и начнем всё укладывать в мою Инро. Суп занимает слишком много места, поэтому его придётся есть. А вот рис замечательно ставиться один на один и укладывается. Рискнем!

Мне это напоминало сборы в поездку, когда нужно много всего запихнуть в один чемодан. А еще необходимо учесть, что место должно остаться, потому что обратно ты повезешь сувениры и все то, что купишь в путешествии. А чемодан не умеет расширятся и становиться больше. Ну, или багажник в машине. Он тоже почему-то, к моему большому сожалению, не резиновый, и в него не влезает все то, что хочется отвезти на дачу. Но если ты однажды понял суть вот такой упаковки и укладки, то дальше все пойдет легче.

Мы засовывали, вынимали, ставили вновь и утрамбовывали. У меня голова кружилась от того, что магия вытекала из меня при каждом таком вот открытии Инро. Но выхода у нас не было. Я точно знала, что в мою Инро влезает порядка шести тарелок. У нас же было десять после того, как мы все переложили и половину съели.

Да, пока мы перекладывали с тарелки на тарелку, мы еще и ели. Потому что аппетит, он приходит во время еды.

Увы, тщательно утрамбовываться можно бесконечно, но в итоге больше семи тарелок мы впихнуть не смогли. И это все равно было мало, потому что вошли не все блюда. Хотя мы старались уместить те, что точно не съедим. Например, рис. Было понятно, что нам его не одолеть.

У нас остались на столе только пиалы с супом и несколько различных видов вагаси****. Это не влезало вот совсем. Мы обозревали все это богатство, и оно нас совсем не радовало. Просто потому, что я не представляла, как мы все это сможем съесть.

— Надо! — припечатала я.

— Я не в состоянии, — тихо сказала Рен.

— Ты жить хочешь? — задала я, на мой взгляд, глупейший вопрос в мире, и в этом, и в том.

— Да, очень хочу, особенно сейчас, когда стало так интересно, — вдруг на полном серьёзе ответила Рен.

— Тогда сможешь. Начинаем с супа.

И мы приступили. Только вот многие супы были в традиционной японской кухне, как мне объяснила Рен, основаны на мисо. Это такая густая паста, состоящая из пшеницы, риса и бобов. Все это путем брожения на специальных плесневых грибах, которые называются кодзи-кин, производится в вот такую пасту, которую добавляют в суп. Почти в каждый суп. И это всё очень питательно. Да, места занимает не так много, но вот одна такая пиала насытила меня буквально до отвала. И это мы еще даже и к сладостям не переходили!

Сказать, что это было тяжело — вот совсем ничего не сказать! Кажется, что такого? Ешь себе и ешь. Только вот вскоре ты понимаешь, что в тебя не влезает. Вот совсем. А пиал убавилось немного.

Мне, пока я ела, все время бабушка вспоминалась. Когда я была маленькая, то гостила у неё все три летних месяца. И вот, каждый день, в одиннадцать, бабушка звала меня на стакан молока и чашку земляники. Мне совершенно не хотелось отвлекаться от моих очень важных и серьезных игр. Но я всё равно прибегала на этот стакан земляники и кружку молока. Просто потому, что ей это было важно.

И вот я давилась очередным супчиком, на которые еще долго смотреть не смогу, и вспоминала бабушку и ее землянику со стаканом молока.

— Аика….

— Да, Рен…

— Я больше не могу.

— И я…

— У нас последняя тарелка…

— Бери ее и будем думать, — ответила я.

На маленькой квадратной тарелочке лежали зеленые кубики.

— Это что Рен?

— Это называется Ёкан*****. Судя по цвету, он из травок. Травки, кстати, могут быть и лечебные.

— Рен? А что находится в твоем Инро?

— Ничего. Туда почти ничего и не влезает.

— Это влезет? Если без тарелки?

— Ну, если без тарелки? Давай попробуем… — и подруга достала свою Инро.

Сумочка и в самом деле у нее была корявая и расползалась от нехватки магии. Но Рен вдруг собралась и сосредоточилась. Она стала аккуратно, по одному кубику, вкладывать в крошечную торбочку кусочки пастилы. Я следила, как завороженная, за каждым исчезающим кубиком. Вот, казалось бы, что такого? Маленькие кубики, но для меня они сейчас были просто неподъемны. Видимо и Рен была того же мнения, потому что усиленно пыталась их туда втиснуть.

— Получилось… — тихо прошептала подруга и подала мне пустую тарелку.

Я встала с пола, на котором мы уже давно с ней сидели. Сил стоять не было. И аккуратно, дрожавшими от страха, что у нас ничего не получилось, пальчиками поставила на стол последнюю тарелку.

Она постояла, а потом исчезла и стол остался совершенно чистым.

— Аика? Мы отсюда выберемся? — с надеждой спросила Рен.

— Да! Вставай! — сказала я.

Рен честно попыталась, только вот от страха, перенапряжения и отсутствия магии, которую она всю потратила на увеличение Инро, ноги мою подругу не держали. Я подхватила ее под руку и помогла подняться.

Я с надеждой посмотрела на дверь, в которую мы входили, но она вдруг пошла рябью, исчезая. Зато с противоположной стороны домика точно такая же дверь вдруг призывно открылась. За ней белел снег, из него вырастала точно такая же арка, через которые я проходила, когда попала в этот мир. А вот дальше был виден даже замок в снегу. Вообще перспектива открывалась очень красивая.

— Рен! Пошли, — и я, подхватив подругу под руку, потащила нас прочь из домика.

Рен ковыляла, охала и ахала, но шла. Зимняя картинка за дверью манила и её. Мы вывалились на белоснежный, не потревоженный следами снег, и дверь за нами захлопнулась. Снега было больше, чем когда мы попали в этот домик. Сколько же времени прошло? Не один день?

Мы распластались и лежали на снегу, вдыхая полной грудью морозный воздух.

— Аика! Рен! Быстро идите сюда! Время на исходе! — это крикнул стоящий прямо за красной аркой Учитель Шиджеру.

Я начала выкарабкиваться из пушистого снега и вставать на ноги. Учитель Шиджеру не сделал больше ни шага и не переходил границу арки. Видимо, нам нужно выбраться через неё самим.

Я помогла подняться Рен и потащила её к арке.

— По одной! Сначала одна, а потом вторая, — скомандовал Учитель Шиджеру.

— Рен, иди! Живей! — и подтолкнула девушку к арке.

Ноги у нее заплетались, но она сделала неуверенный шаг вперед, постоянно оглядываясь на меня.

— Рен! — снова громко и уверенно скомандовал Учитель Шиджеру, — Смотри на меня и иди сюда!

Лисичка и в самом деле стала смотреть прямо на него и шаги делала всё увереннее. Она вошла под арку, и вот тут остановилась. Но не сама. Девушку остановила какая-то сила, явно превышающая возможности Рен. Она попала, как бабочка в паутину, и зависла.

— Рен! Успокойся и расслабься, — командовал Учитель Шиджеру глядя прямо на неё.

И вот тут Рен стала меняться. Её тело забилось в судорогах, и цвет из розового перетек плавно в огненно-рыжий, а в воздух буквально выстрелил второй ярко-рыжий хвост. После этого арка отпустила Рен, и та, сделав еще один шаг, упала на руки Учителя Шиджеру, подхватившего девушку.

Рен подняла на него восторженные глаза, но тот посадил её прямо всеми двумя рыжими хвостами в снег и сделал шаг к арке.

— Аика! Давай! Живо!

И я подчинилась. Было очень страшно, но еще страшнее остаться тут одной в этом непонятном домике для испытаний. Вот Рен же выпуталась. И я смогу! И я вошла под арку, и в самом деле завязнув, как наглая оса в чашечке с вареньем. Мое тело стало корежить и выкручивать. Вот раньше, до появления в каждом доме стиральных машин, так выкручивали бельё, прежде чем повесить его сушиться. Меня завивало, тянуло и сплющивало. И тут я почувствовала его — мой второй хвост! Вот представьте, что у вас внезапно выросла третья нога! Представили? И как ощущения? Ужасно необычно, совершенно не понятно, что со вторым хвостом делать и, вообще, как дальше жить?!