— Да! Кому именно вы отдали второй кафтан? — уточняет Ван дер Пул.

— За вторым кафтаном почему-то Хранитель военных складов Ван Хофф пришел. Сказал, что он за заказом Главы Гильдии художников. Что ему по дороге, он занесет в новые мастерские.

— Когда Хранитель складов за сюртуком пришел? — спрашивает так и оставшийся стоять в дверях, чтобы никто из комнаты не вышел, Йоханес.

— В самый день взрыва утром и забрал, — говорит портной.

Поворачивается в другую сторону и видит неприметного гостя, пришедшего вместе с членами Гильдии художников, который теперь суетливо протискивается ближе к выходу из комнаты.

— Так вот же он! Ван Хофф! Он сам же подтвердит.

Странный гость, оказавшийся бывшим Хранителем военных складов, взорвавшихся в тот страшный день, когда она, Агата, чуть не сошла с ума, разыскивая дочку, когда погибли художники и дочка Ван дер Пула, замирает, словно зависает в воздухе — ни туда, ни обратно.

— Что всё это значит? — не понимает Агата.

— А то и значит, что наступает время истины! — сухо и жестко произносит Ван дер Пул.

И где-то за окнами снова раздается вой рога, видно, не только портной с детьми в эту ночь духов Водана вышел отгонять.

— Потеряв в этом страшном взрыве дочку, я не мог найти себе места. Писал картины взрыва — легче не становилось. И понял, что пока не узнаю, кто виновник, кто этот страшный взрыв устроил, не успокоюсь. И душа моей маленькой Марты упокоиться с миром не сможет.

Голос Ван дер Пула дрожит.

— Спасибо, на помощь другие художники пришли. И главное, Йоханес!

— Мы почти во всем разобрались, — подтверждает Йоханес. — Только с кафтаном Ван Хогволса загвоздка была. Получалось, что Ван Хогволс в новом кафтане оказывался в двух разных местах — в новой мастерской, где его видели все и откуда он вышел за мгновение до взрыва, и около складов, где чуть раньше до взрыва его видели служивые.

— Почти все служители военных складов погибли, — подхватывает Ван дер Пул, — но мы нашли в деревне вверх по реке Схи нескольких раненых. Они нам и рассказали, что мужчина в таком кафтане, с фламандским кружевом на воротнике и манжетах, вошел внутрь складов, пробыл там недолго, а после быстрым шагом ушел в сторону мастерских.

— В сюртуке… — бормочет Агата. — Конечно, в сюртуке! Мы с Анеттой несли обед мужу, встретили господина Главу Гильдии и господина Хранителя военных складов, которые шли в город, а следом со спины увидели мужчину в таком сюртуке. Этот человек минутой ранее разговаривал с мужчинами. Анхен перепутала его с отцом, побежала за ним, а потом вернулась сконфуженная, сказала, что это не папочка.

— Не папочка! — подтверждает девочка. — Это был другой господин.

— Вот! Вы же сами говорите, что мы от складов, э-э-э, от мастерских уходили! — хватается за ее фразу Хранитель военных складов Ван Хофф. И всем своим видом взывает к Главе Гильдии с призывом поддержать его. — При чем же здесь мы?

— Да, встретили, когда мы шли в город! — насупленно подтверждает Глава Гильдии Мауриц. — Из чего следует, что мы склады подорвать не могли! И довольно этой вашей вакханалии! Мне пора домой к рождественскому столу.

— Придется задержаться. — Йоханес и не думает отходить от двери, загораживая выход.

— Взорвать не могли! Вам нужно было, чтобы вас в момент взрыва видели в городе. Да и зачем вам было рисковать! — Ван дер Пул зло усмехается. И кивает на калеку. — Не приведи господь еще в таком виде остаться!

— Рисковать не стали, — снова продолжает Йоханес. — Его наняли.

Протягивает лист бумаги с рисунком Анетты, по памяти нарисовавшей «человека в папочкином кафтане».

— И в кафтан «как у Ван Хогволса» его обрядили, чтобы издали его за художника приняли.

И снова кивает. Теперь указывая на калеку.

Калека говорить по-прежнему не может, но хрипит, усиленно что-то хрипит, задыхаясь от ярости и боли, всеми доступными ему движениями указывая в ту сторону, где стоят Глава Гильдии и бывший Хранитель складов.

— Ни при чем я здесь! Склады взорвались! Беда случилась! На войне как на войне. Но к вам, художникам, никоим боком…

Бывший Хранитель начинает вроде бы спокойно, но к концу каждой фразы срывается на фальцет Хранитель складов. Выбирается из-за стола, пытаясь вдоль камина прошмыгнуть к выходу.

— И во взрыве невиновен. Военная коллегия разбирала! Слишком много в одно место пороха и снарядов свезено было, но то не мое решение! Мне за сохранностью следить было велено! Я и следил! — Еще чуть, и истерить начнет. — А кафтаны ваши и кто в них ходит — это я ни сном ни духом.

Калека в своем кресле что-то хрипит. Чуть подвижной рукой на ноги Хранителя складов Ван Хоффа указывает. И Агата обращает внимание на сапоги гостя. Громоздкие такие сапоги, непропорционально большого размера для такого мелкого человека.

Агата отходит к большому дубовому буфету, достает листок, на который след от сапога, оставшийся на полу пятого декабря, перевела. Протягивает Йоханнесу. Тот вопросительно смотрит, но, быстро сообразив, кивает.

— Вас не затруднит, уважаемый, встать правой ногой на этот лист бумаги?

Кладет лист на пол.

— Зачем встать? — не понимает бывший Хранитель складов. — Куда встать? Что вам всем от меня нужно?! Я вас никого не знаю! Называется, Рождество отпраздновать пригласили!

И снова пытается протиснуться к выходу. Но дверь прикрывает собой Йоханес. А сзади бывшего Хранителя складов подпирает вставший ему за спину Ван дер Пул, медленно подталкивая того встать на нужный листок. Правый сапог прилипает к листку, точь-в точь совпав с обрисованным контуром.

— Так это вы забирались в наш дом пятого декабря и угрожали муж… угрожали больному? — изумляется Агата.

— А как же Черный Пит? — всхлипывает Анетта. — Это же Черный Пит приходил! Конфеты и пеперноты принес и список наших с Йоном подарков забрал, чтобы нам подарить! — Девочка почти ревет. — Как же теперь подарки?

— Будут подарки! — быстро гладит девочку по голове Ван дер Пул. — Настоящий Черный Пит до него прийти успел. Лакомства принес и список забрал. А этот… — кивает на начальника складов, — черный, но не Пит, после на нашу голову свалился.

— Не знаю я никакого Пита! И в доме вашем впервые! Мало ли похожих сапог по всему Делфту и в округе.

— Сапог, может, и не мало. Но не повезло вам, господа! Есть еще один свидетель, — уверенно заявляет Йоханес.

— Калека, что ли? — хмыкает Глава Гильдии Мауриц. — Так он какой месяц слова сказать не может, лишь хрипит! Хотя нас уверяют, что картину за картиной пишет, как подорванный. Или у вас рождественское чудо случилось и онемевший заговорил?

— Не калека, — спокойно отвечает Йоханес. — Но сегодня не без рождественского чуда! Анхен! Что там говорят про чудеса в этот вечер?

— Что вода становится вином, а животные начинают говорить, — отвечает девочка.

Глава Гильдии нарочито громко отхлебывает из стакана.

— Как было пиво, так и осталось. Бургундского не случилось.

— Бургундского, быть может, и не случилось, но говорящая живность в наличии, — отвечает Йоханес и протягивает руку к жердочке со щеглом Карлом.

Щегол переходит к нему на руку, берет орешек из его рук, расщелкивает. И в ответ на тихий посвист Йоханеса начинает говорить… голосом бывшего Хранителя складов.

— …исчезнуть после взрыва… уговор был…

Дальше щегол хрипит хрипами калеки, слов не разобрать. И снова переходит на голос бывшего Хранителя складов.

— …не подох… рвануть, и поминай лихом… теперь что…

Снова из тонкого горлышка птицы доносятся хрипы один в один как из обожжённой глотки калеки. И возвращаются к голосу бывшего Хранителя складов.

— …испанцам пересылать… придушить…

Хрипы калеки из горлышка птицы всё страшнее и страшнее. Еще страшнее, будто в последней агонии. Но…

Нежданно тонкий звонкий голосок.

— Черный Пит!

Не слова живой девочки, сидящей теперь рядом с украшенной Иерихонской розой, а ее голосок из горлышка птицы.