Того человека, который несколько дней назад мог утешить разбитую Коралину, в этой комнате нет. Не сегодня.
Пальцы крепко сжимают стакан, поднося его к губам. Я делаю медленный глоток виски.
Чарли Монро бросил технический колледж в конце девяностых. Он работает, ну, точнее работал в ближайшем магазине по ремонту компьютеров. Имея дома жену и сына, Чарли был наивной жертвой обстоятельств, которой предложили деньги в обмен на услуги по взлому и, очевидно, вандализму.
Интересно, предупредил ли его Стивен Синклер о том, с кем он столкнется, когда его поймают? Какая участь постигнет его под дулом моего пистолета, если я узнаю, что это он поиздевался над моими друзьями? Моей женой.
Сначала он был храбрым. Они все такие.
Именно поэтому ломать их так чертовски весело.
– Полмиллиона за легкую компьютерную работу и разрушение квартиры какой-то цыпочки? – он смеется, от него пахнет затхлым запахом сигарет. – Это какая-то гребаная киска.
Руку потребовалось меньше двадцати минут, чтобы внести залог за этого крысеныша, засунуть его на заднее сиденье машины и отвезти в Пик, оставив его наедине со мной.
Наверняка он считал себя счастливчиком, проведя в тюрьме всего два дня, чтобы выйти сухим из воды.
Ствол моего пистолета со звоном ударяет его по голове. Кровь брызжет из раны почти сразу, и он хрипит, заваливаясь на бок, не в силах зажать пульсирующую голову из-за веревок, связывающих его руки за спиной.
– Полмиллиона – это все, чего стоит твоя жизнь, – хмыкаю я, глядя на него, стоящего на коленях на мокрой земле. – Как жаль.
Во мне кипит нерастраченная ярость, которую я хочу выпустить на этого идиота. Не спеша, пока пуля не оборвала его жизнь. Размозжить ему череп голыми руками или сломать позвоночник, но я хочу сохранить это.
Я хочу быть терпеливым и приберечь всю свою ярость для человека, который действительно ее заслуживает. Когда я наконец доберусь до Стивена Синклера, я заставлю его умолять меня убить его, захлебываясь собственной кровью. Я заставлю его молить меня о милосердной смерти.
Он пожалеет о каждой унции боли, причиненной им Коралине Уиттакер.
Я крепко сжимают пистолет в руке, горькая ярость ощущается во рту, как монетка, при мысли о том, через что он заставил ее пройти. Что она пережила в том подвале.
– У Стивена есть кое-что особенное для вас четверых. Он получит эту девушку, сколько бы людей вы ни убили, чтобы предотвратить это, – он ухмыляется, демонстрируя желтоватый цвет зубов.
– Чарли, – говорю я, присаживаясь перед ним на корточки. – Сегодня ночью эта пуля попадет тебе в череп.
– Так покончи с этим, котик.
– Если ты хочешь унести секреты Стивена с собой в могилу, я не буду на тебя обижаться, – я наклоняю голову, наблюдая за его реакцией. – Но твоя семья будет. Будет обидно, если все те деньги, которые ты им оставишь, просто исчезнут.
– Ты не можешь...
Я прижимаю дуло пистолета к его лбу.
– Я оставлю твоего сына в нищете. Все твои счета будут высосаны досуха, и все, что от тебя останется, – это твоя жена, проклинающая твое имя, пока она гниет на улице.
Его глаза расширяются, адамово яблоко подрагивает, пока он молча размышляет, не блефую ли я. Как будто у меня уже нет всего, что мне нужно, чтобы уничтожить его, и ему даже не нужно быть живым, чтобы увидеть это.
– Всего одна кнопка, Чарли. Это все, что мне нужно нажать.
– И все это ради какой-то сучки? – он насмехается, пытаясь вывернуться из своих оков. – Ты чертовски сумасшедший.
В темноте ночи, где есть только я и человек, которого собираюсь убить, я ухмыляюсь, обнажая зубы в оскале. Я встаю во весь рост, пихаю его ногой в плечо, заставляя перевернуться на спину.
– Гарантирую, – говорю я ему, надавливая ботинком на горло. – Еще одно слово о моей жене, и я оставлю твои кишки на пороге твоего дома. Думаешь, твоему сыну понравится найти то, что осталось от его отца?
У каждого человека есть слабое место, точка, где он ломается. Нужно только знать, как его найти.
– Что ты хочешь знать?
Он оказался бесполезным. Все, что он мне рассказал, я уже знал и не приблизился к поискам Стивена. Чарли был хакером, помогавшим рассылать электронные письма, и согласился помочь совершить акт вандализма в квартире Коралины.
Я ненавидел то, что Стивен знал, что делает. Специально оставляет Чарли в качестве приманки, зная, что мы его поймаем. Знал, что меня взбесит, когда я ничего от него не получу.
Все, что дала мне эта ночь, – гребаная головная боль и кровь на моей белой рубашке.
Убийство его не сняло ни злости, ни стресса. Мне не стало легче. Не тогда, когда я знаю, что человек, ответственный за причинение вреда Коралине, все еще там, дышит и играет со мной в шахматы.
Это только усугубило ситуацию.
Меня переполняет непролитая ярость, которую некуда деть. Я не могу быть тем терпеливым и добрым человеком, каким был с Коралиной в тот день, когда в ее квартиру ворвались.
Только не сейчас, когда весь этот шум поглощает меня. Чувство вины гложет меня изнутри. Кроме меня, винить в этом некого. Коралина переживает худший опыт в своей жизни, потому что я убедил ее, что выйти за меня замуж было правильным решением. Алистер медленно сходит с ума под тяжестью пребывания в этом городе и того, что его родители дышат ему в затылок.
Если бы я не позволил Розмари Донахью идти домой одной из библиотеки после той ссоры, никто из нас не оказался бы в таком положении.
Мой эгоизм стал причиной этой ссоры. Из-за моего эгоизма все эти люди, о которых я забочусь, оказались на пути самовлюбленного куска дерьма, который не остановится, пока не перестанет дышать.
Я не оставил нам выбора.
Либо убью его, либо позволю ему продолжать убивать нас.
Еще больше крови на моих руках независимо от того, кто совершит убийство.
Я бросаю взгляд на дверь своего кабинета и слушаю, как она со скрипом открывается. Темные волосы рассыпаются по плечам Коралины, когда она просовывает голову через щель в дверном проеме.
Сегодня я заставил ребят остаться здесь, пока грузчики заносили вещи Лилак и Коралины в дом, а девочек попросил прийти, чтобы помочь Коралине распаковать ее вещи.
Это был идеальный способ отвлечься, занять всех, чтобы она не заметила моего отсутствия, не усомнилась в моем поведении, и к тому времени, как она проснется утром, все вернется к нашей версии нормы.
По крайней мере, таков был план.
Она проходит босыми ногами внутрь и прижимается спиной к двери, отчего та со щелчком закрывается. Я провожаю взглядом линии ее обнаженных ног, мили гладкой, загорелой кожи, умоляющей прикоснуться к ней пальцами.
Мой член дергается под джинсами. Сегодня я вишу на волоске, и ее присутствие здесь, одетой в обтягивающую рубашку и обтягивающие шорты, не помогает.
От этого моя кровь только разгорается сильнее. Искушая меня сделать что-нибудь, о чем она, при свете дня, пожалеет.
– Это мои картины, – говорит Коралина в тишине. Я прослеживаю ее взгляд блуждающий по моему кабинету: вдоль серых стен висят ее работы, которые я приобрел на выставке.
Все двенадцать.
– Богатый засранец, который заплатил вдвое больше, – я наклоняю свой стакан в насмешливом приветствии. – Приятно познакомиться.
Даже в полумраке этой комнаты я вижу, как краснеют ее щеки, как нервы сжирают ее, пока она раскачивается взад-вперед на пятках.
– Зачем ты купил их все? Ради «Света»?
– Они казались слишком личными, чтобы быть в каком-то другом доме, кроме моего. Как будто они уже принадлежали мне.
Наши взгляды встречаются. Воздух между нами словно наэлектризовался. На мгновение она замолкает, изучая мое лицо, словно пытаясь набраться смелости, чтобы что-то сказать.
