— Джиджи переедет к тебе? Она сказала, что еще не решила.

Я оглядываюсь через плечо.

— Я думаю, она просто неофициально поживет здесь до окончания семестра. А потом мы вместе найдем жилье в Гастингсе.

Шейн и Беккет до сих пор сильно печалятся по этому поводу. Когда я вернулся из Вегаса и сказал им, что женился на Джиджи, они оба были очень удивлены. Часами изводили меня этим. Шейн целый день называл меня мистером Грэхемом. Беккет дал мне советы по проведению медового месяца и несколько таблеток виагры.

Все это было смешно и игриво, пока они не поняли, что это не просто розыгрыш или брак только на бумаге. В конце концов, я съеду. Мы не будем жить здесь вместе до выпуска. С тех пор они стали немного подавленными.

Когда я передаю Ханне бутылку с водой, я замечаю, что ее взгляд опускается на серебряное кольцо на безымянном пальце моей левой руки. Сегодня утром мы с Джиджи купили кольца в маленьком ювелирном магазине на Мейн-стрит. Я до сих пор поражаюсь каждый раз, когда смотрю вниз и вижу его.

Я даже не помню, кто из нас предложил связать себя узами брака. Я думаю, это мог быть я? Я просто помню, как шел держа ее за руку по Стрип в ту первую ночь в Вегасе и думал, что нет никого другого, с кем я хотел бы держаться за руки до конца своей жизни. И по какой-то необъяснимой причине Джиджи согласилась.

— Женат, — говорит ее мама с удивленным видом.

— Женат, — подтверждаю я.

Это довольно забавно, если подумать. Мы даже года вместе не были.

— Я знаю, вы считаете нас сумасшедшими, — говорю я, пожимая плечами.

— На самом деле, нет. Не считаю. Я знаю свою дочь. Она не относится ко всему легкомысленно. И мне кажется, я начинаю узнавать тебя тоже. Ты не импульсивен.

— Нет, — соглашаюсь я.

На самом деле, я полная противоположность. Расчетливый. Довольно скептически отношусь к людям, которые сначала прыгают, а потом думают.

— Послушайте, — грубо говорю я после короткого молчания, — вам не нужно притворяться, что вы согласны с этим или что вы даже поддерживаете это. Я разрешаю вам вести себя как ваш муж. Просто соблюдайте полное молчание в отношении нас.

— Эй, он пытается.

Она не ошибается — за последние три дня Гаррет написал, позвонил и оставил несколько голосовых сообщений для Джиджи, прося о разговоре. Но его дочь упряма. Это она отказывается принять оливковую ветвь.

— Он сделал ей больно, — тихо говорю я.

— Я знаю. Он сожалеет об этом. Вы двое застали его врасплох. Гаррет не любит сюрпризов. И нет, втайне я не расстроена.

— Правда?

Она тянется через стол и берет обе мои руки в свои.

— Я знаю, что ты потерял свою мать в юном возрасте, — начинает она.

Я ерзаю на стуле, от дискомфорта напрягаются мои плечи, потому что я не знаю, много ли Джиджи рассказала своим родителям о моем прошлом. Я не просил ее держать в секрете то, что сделал мой отец, но мысль о том, что ее родители знают, все еще тревожит.

— Не легко расти без матери.

Я пожимаю плечами.

— У меня были приемные мамы.

Она изучает мое лицо.

— Они были добры к тебе?

Я резко встряхиваю головой. Мое горло сжимается.

— Я так и думала. — Она сжимает мои руки. — И именно поэтому я пришла. Я хотела, чтобы ты знал, что я здесь ради тебя. Я серьезно, Люк. Я не сомневаюсь, что ты будешь в нашей жизни еще долгое время, и меня это нисколько не беспокоит.

В глубине души возникает щекочущая мысль. О моей собственной матери. Если бы она была жива, и я привел бы домой девушку, на которой женился, интересно, как бы она отреагировала. Хватило бы у нее мудрости понять, что Джиджи на самом деле не “какая-то девчонка”, а вся моя жизнь.

Но я никогда не узнаю. И эта мрачная мысль царапает что-то внутри меня. Я моргаю. Моргаю снова. Влага в моих глазах не рассеивается. Это просто всплывает, искажая мое зрение.

— Эй, — мягко говорит Ханна. — Все в порядке.

Я поворачиваю голову, чтобы избежать ее взгляда. Я чувствую себя разоблаченным.

Поэтому она встает со своего стула и приседает передо мной.

— Прости. Мне не следовало упоминать о твоей матери.

— Нет, все в порядке. — Мой голос срывается. Я провожу предплечьем по лицу, вытирая глаза рукавом.

Прежде чем я успеваю ее остановить, мама Джиджи крепко обнимает меня, и теперь я плачу в ее объятиях, как маленький ребенок.

Это так чертовски неловко.

Она протягивает руку и убирает прядь волос с моего лба, не обращая внимания на мои слезы.

— Все, что я пыталась сказать, это то, что теперь ты моя семья. Я знаю, что я не твоя настоящая мама, но думаю, что неплохо справляюсь со своими детьми.

— Справляетесь, — хрипло говорю я.

— Так что, если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, я на расстоянии звонка или смс. Я всегда буду рядом с тобой.

Внезапно я слышу, как открывается входная дверь. Голоса Шейна и Беккета. Я быстро вытираю глаза, в то время как Ханна встает и садится обратно на свое место. Она делает глоток воды, затем ставит бутылку на стол и вздыхает.

— Итак. А теперь, как мы собираемся решать проблему отца и дочери?

Это легче сказать, чем сделать. Проходит неделя, а Джиджи по-прежнему отказывается разговаривать со своим отцом. Гаррет был в таком отчаянии, что даже позвонил мне и попросил поговорить от его имени. Я сказал, что попытаюсь. Потому что, во-первых, он мой кумир. А, во-вторых, теперь он мой тесть.

Но... она моя жена.

Жена.

До сих пор кажется нереальным говорить это. За всю мою жизнь ничто не казалось мне совершенно правильным, кроме хоккея. Когда я там, на льду, гоняюсь за шайбой, бью по воротам, именно тогда я всегда чувствовал себя самым собой. Чувство сопричастности, как будто я был именно там, где и должен был быть.

Я чувствовал такое только один раз в своей жизни.

Когда я сказал Да Джиджи в здании суда.

Мы выбрали друг друга. И она права — я не ожидаю, что это будет легко. Жизнь никогда не бывает такой. Но именно с ней я хочу встретить все невзгоды. Она мой партнер, и что бы ни случилось, мы всегда будем прикрывать друг друга.

Поэтому мне нужно прикрывать ее сейчас, хотя я понимаю, что ее отец сожалеет о каждом слове, сказанном им в тот день в раздевалке.

Но, черт возьми, эти слова глубоко ранили ее. Она пыталась угодить ему всю свою жизнь, а он берет и говорит, что разочарован в ней? Нет, что он никогда не был так разочарован в ней?

Ей потребуется много времени, чтобы забыть это. Гаррет знает, и именно поэтому он в отчаянии обращается ко мне. Я знаю, должно быть это убивает его. Очевидно, что он не одобряет наш брак.

Как ни странно, кое-кто, кто меня не осуждает — кроме моей свекрови, — это мой новый шурин. Уайатт написал мне из аэропорта в то утро, когда улетал из Вегаса.

(прим. перев. В америке шурина называют brother-in-law, что дословно переводится как брат-в-законе и имеет аббревиатуру BIL)

УАЙАТТ:

Обидишь мою сестру и я обижу тебя. Тебе понятно, Билл?

Я:

Билл?

УАЙАТТ:

Шурин. Пытался написать BIL, но автозамене это не понравилось. Так что, теперь ты Билл. Не обижай ее, и у нас будет все хорошо.

Я:

Не буду, и круто.

УАЙАТТ:

Добро пожаловать в семью. Я полагаю, нам нужно приложить усилия, чтобы поладить. Теперь, когда мы застряли с тобой навсегда.

Я:

Спасибо, Билл.

Уайатт не прилетит в Бостон, чтобы посмотреть, как я играю в “Замороженной четверке” завтра вечером, но Ханна и Гарретт приедут. Гаррет, вероятно, надеется, что у Джиджи не будет другого выбора, кроме как признать его существование, если они будут сидеть вместе.

Еще одна проблема — два дня назад Аризона обыграла Нотр-Дам, так что мы играем с ними в Национальном Чемпионате. Мне это не нравится. Я беспокоюсь о том, что снова буду играть с Майклом Кляйном. В этом сезоне мы не встречались с Аризоной, так что кто знает, как он поведет себя во время игры.