ЖИЗЕЛЬ:

Это звучит так сомнительно, когда ты так говоришь.

Я:

Но от этого не менее правдиво.

Она снова печатает. Я уверен, что есть какое-то объяснение, почему нельзя, чтобы ее видели с врагом. Отправляю продолжение, прежде чем она успевает ответить.

Я:

Ничего, если Беккет присоединится к нам? У меня есть на примете несколько упражнений, но нам нужен третий, желательно защитник.

Точки исчезают, затем возвращаются.

ЖИЗЕЛЬ:

Хорошо. Если ты думаешь, что это поможет.

Я:

Не волнуйся, я позабочусь о том, чтобы он сохранил наш грязный секрет при себе. Не запятнаю твою репутацию хорошей девочки.

ЖИЗЕЛЬ:

Я напишу тебе завтра с точной информацией.

ЖИЗЕЛЬ:

Как всегда, приятно поболтать с тобой!

Я ухмыляюсь, доставая пиво из холодильника. Откручиваю крышку и присоединяюсь к своим друзьям в гостиной. Сегодня вечер пятницы, но никто не планировал никуда идти. Шейн на диване с темноволосой чирлидершей на коленях. Он встретил ее во дворике, когда она с несколькими друзьями загорала топлесс на траве. Теперь ее язычок добывает золото у него во рту. Когда я вхожу в комнату, они даже не замечают меня.

Беккет сидит в кресле, играя в видеоигру. Его глаза вспыхивают, когда он замечает, на чем сосредоточены мои. Он кивает в сторону парочки.

— Я все прошу поучаствовать, но...

Я хихикаю и сажусь с другой стороны дивана от целующейся пары, бездумно наблюдая, как Беккет стреляет в зомби на экране. Он заваливает уровень, когда орда прижимает его к сетчатому забору, затем откладывает контроллер и тянется за телефоном. Он проверяет экран.

— Списка до сих пор нет, — говорит он.

Я киваю. Тренировочный лагерь завершился сегодня утром, но окончательный состав до сих пор не опубликован. Дженсен сказал, что будет два списка: полный состав и примерно девятнадцать игроков стартового состава, которых он планирует подготовить к нашей первой игре.

Я беспокоюсь о некоторых моих товарищах по команде из Иствуда. Будут парни, которые не пройдут отбор, и это будет для них тяжелой пилюлей, которую им придется проглотить.

— Я думал, что нам отправят их по электронной почте в конце дня, — говорит Беккет. — Типа, в обычные рабочие часы.

Я подношу пиво к губам и делаю глоток.

— Может, этому засранцу нравится драма.

Бек фыркает.

— Верно. Чед Дженсен, Королева драмы.

С края дивана доносится тихий стон. Шейн запускает руку под футболку чирлидерши.

— Йоу, — говорит им Беккет. — Свалите в другое место.

Шейн отрывает свои губы от ее. Его глаза немного затуманены, но в них безошибочно читается искорка юмора.

— Это говорит самый большой эксгибиционист, которого я знаю, — насмехается он над Беком.

— Прекрасно, я признаю это.

— Кроме того, не похоже, что тебе не нравится шоу.

— Конечно, мне оно нравится, — стонет Беккет. — Кара, что ты там делаешь с этим кретином? Очевидно, что я здесь лучше всех.

Партнерша Шейна по перепихону соскальзывает с его колен и устраивается рядом. Я замечаю, как он поправляет себя, как будто мы все этого раньше не видели. Чувак превращает перепихон в спорт с тех пор, как его девушка бросила — извините, взаимно — бросила его задницу.

Он обнимает Кару за плечи и тянется к бутылке ИПА на кофейном столике.

— Списка так и нет? — спрашивает он, также проверяя свой экран.

Мой телефон звонит, и оба парня наклоняются вперед.

— Это он? — Спрашивает Шейн.

— Господи Иисусе. Расслабься. Нет, это просто Оуэн.

ОУЭН МакКей:

Есть время поболтать?

Я собираюсь ответить, потом думаю, нахер это, и решаю позвонить ему.

— Сейчас вернусь. — Я уже набираю номер Оуэна, когда выхожу из гостиной.

Я иду босиком к стеклянным раздвижным дверям на кухне. Сейчас начало сентября, солнце уже село, но на улице все еще тепло. У домов на этой улице есть приличных размеров задние дворы, и я сижу на верхней ступеньке нашей маленькой кедровой веранды. Родители Шейна купили нам набор для патио, чтобы расставить его здесь, но нам было лень все собирать, поэтому стол до сих пор стоит в коробке в гараже, стулья обернуты полиэтиленовой пленкой.

Я слышу голоса через несколько домов от нас. В основном мужские голоса, с примесью нескольких женских. Громкий хохот смешивается с песней в стиле поп-рок, текст которой я не могу разобрать. Звучит так, словно кто-то устроил вечеринку.

— Привет, — говорю я, когда Оуэн берет трубку.

— Привет, — его знакомый голос щекочет мне слух. — Как дела?

— Хорошо, брат. У тебя?

— В последнее время чертовски занят. Я втянулся в кучу КММ, и это съедает мой график с июля.

Командные мероприятия в межсезонье. Я знаю этот жаргон. И я скажу, это какое-то извращение знать настоящую суперзвезду в лице Оуэна Маккея, лидера НХЛ. Должно быть, так чувствует себя Джиджи.

Иногда я смотрю его игры и удивляюсь, какого черта я трачу время в колледже. Оуэн отправился играть за Лос-Анджелес сразу после окончания старшей школы в возрасте восемнадцати лет. Будучи новичком, он нечасто выходил на лед, но во время второго сезона он вырвался. Он играет уже четыре года, и каждый сезон более взрывной, чем предыдущий.

Именно Оуэн уговорил меня идти в колледж. Он знал, как важно для меня было получить образование, поэтому, когда я колебался, не стоит ли мне стать профессионалом после окончания старшей школы и пойти по его стопам, он напомнил мне почему именно я хотел получить образование.

Я думаю, что сделал правильный выбор. Я не знаю, насколько хорошо бы играл в профессионалах в восемнадцать лет, о чем говорит моя детская выходка после матча на Чемпионате. К счастью, меня все же задрафтовали, не смотря на тот инцидент. У Далласа есть права на меня, и я счастлив отправиться туда после окончания учебы.

Очевидно, о Далласе и будет этот разговор.

— Итак, слушай, вчера вечером я разговаривал с Хулио Вегой. Он был на турнире по гольфу, в котором играла наша команда. Подозвал меня в сторону после церемонии награждения и упомянул твое имя.

Моя спина напрягается.

— Что он сказал?

Он замолчал.

— Что? — Я давлю.

— Он упомянул Чемпионат. И сделал упор на то, что начальство наблюдает за тобой.

Я вздрагиваю.

Блядь. Мне неприятно это слышать. Хулио Вега — новый генеральный менеджер Далласа. Во франшизе недавно произошли изменения, и я разговаривал с ним пару недель назад. Я думал, все прошло хорошо, но теперь оказывается, что мое поведение на молодежном Чемпионате мира будет преследовать меня до скончания веков.

Я выдохнул.

— Это дерьмо будет преследовать меня вечно, чувак. И хуже всего то, что я никогда не теряю самообладания. Ты это знаешь.

— Поверь мне, я знаю. — Он хихикает. — Ты как айсберг. Стоик до мозга костей. Кляйн, должно быть, перешел серьезную черту, если ты вот так сорвался на нем...

Майкл Кляйн — товарищ по команде, которому я сломал челюсть на Чемпионате мира. Ему пришлось ходить с проволокой после того, что я с ней сделал.

Но я никому не рассказывал о том, что было сказано в той раздевалке, и не собираюсь этого делать.

— Да, да, я знаю, — говорит он, когда я не отвечаю. — Это в прошлом, и поэтому обсуждать это запрещено.

Оуэну нравится высмеивать мой девиз это в прошлом, фразу, которую я обычно говорю, когда кто-то пытается заставить меня говорить о дерьме, о котором я говорить не имею желания. Особенно, это раздражает женщин. Или людей, у которых в прошлом одни радуги и солнечны свет — они не способны понять, почему я хочу держать эту дверь запертой.

За этой дверью нет ничего, кроме тьмы и боли. Кто хочет копаться в этой грязи? Пережевывать и ворошить? Лучше всегда держать дверь закрытой.

— В любом случае, я хотел предупредить тебя, — говорит Оуэн. — Я обещал тебе, что буду держать ухо востро.