В крепостной стене оказалось несколько проходов, один из них располагался неподалеку от «окна», через которое пролезала Полина.

Падре толкнул дверь, они вышли наружу. В этой части острова сразу за стеной находилась лишь узкая полоска каменистой земли, дальше – отвесный обрыв.

– Наш город не совсем простое место, с не совсем обычными жителями, – сказал Гаэтано, подходя к самому краю.

– А, значит, я не брежу, когда вижу всяких чудовищ, уже хорошо, – мрачно произнесла Полина. Она встала рядом с ним и подставила разгоряченное лицо прохладному соленому ветру. – И какое отношение весь этот дивный заповедник удивительных существ имеет ко мне, моей семье?

– Прямое. Отчасти ты тоже одна из этих, как ты выразилась, удивительных существ. А отца твоего нет на фотографии, потому что он русалка.

– Кто? – опешила девушка. – Вы шутите, что ли?

Мужчина повернулся к ней и посмотрел в упор. Его престранные разноцветные глаза не щурились на солнце. Яркий свет, казалось, совершенно не мешал им, только зрачки пульсировали, сужаясь и расширяясь в такт биению сердца.

– Какие могут быть шутки, – медленно проговорил Гаэтано, словно хотел, чтобы она хорошо расслышала каждое его слово. – Смотри сама, Полина.

И он столкнул ее с обрыва.

Не успев вскрикнуть, девушка полетела вниз и скрылась в холодных волнах с головой. Оглушенная ударом о воду, она пошла ко дну. Парализованная ужасом, Полина ожидала, что вот-вот захлебнется, но этого почему-то не происходило. Грудную клетку не сдавливало, легкие не требовали кислорода, ей просто-напросто не нужно было дышать. Пораженная этим открытием, Полина распахнула глаза и обнаружила, что видит под водой так же хорошо, четко, как и на суше. Тело двигалось легко и свободно, вода совершенно не мешала, получилось даже встать на дно и пройтись среди зарослей водорослей. Над головой покачивались солнечные лучи, пробившиеся сквозь водяную толщу, и пролетали стаи мелких серебряных рыбешек. Девушка не ощущала холода непрогретого майского моря, она вообще перестала чувствовать воду вокруг себя, словно находилась в невидимом воздушном пузыре. Шок отпустил, Полина взмахнула руками, оттолкнулась от дна и поплыла к размытому свету, легко, безо всяких усилий.

Обогнув остров, девушка выплыла к пляжу с причалом. На мостике ее уже ждал Гаэтано. Полина вышла на песок и стала отжимать воду с волос и платья, не глядя в его сторону. Он подошел и встал поблизости, ожидая, пока она заговорит первой.

– Никогда так больше не делайте, – хмуро произнесла Полина, не поднимая глаз.

– Больше и не требуется, – ответил он.

– Вы меня чуть не убили.

– Исключено. Такой погрешности я бы не допустил.

– Погрешности, – горько усмехнулась девушка. – Слово-то какое подходящее.

– Ты что-нибудь поняла про себя?

– Есть у меня одно предположение. – Она наконец нашла в себе силы посмотреть ему в лицо. – Возможно, ваш лимонад настоян на какой-нибудь белладонне, меня одурманило, и теперь я вижу сны наяву. Натуральные, яркие галлюцинации.

И тут Полина впервые увидела, как Гаэтано улыбается.

– Конечно нет, – сказал он. – С гостями так не поступают. Идем, вернемся в дом.

Пока они поднимались по лестнице на вершину холма, Полина немного пообсохла, но платье оставалось влажным, вынуждая дрожать от холода.

Дома Гаэтано принес ей полотенце и длинный темно-синий халат.

– Повешу твое платье на солнце, быстро высохнет, – проговорил он и вышел за порог, давая девушке возможность переодеться.

Стуча зубами, Полина стянула с себя мокрую тряпку и с облегчением нырнула в теплый халат. Гаэтано унес платье, а когда вернулся, девушка уже намотала на голову полотенце и сидела в углу дивана, накрыв подолом халата поджатые ноги. Он принес ей тарелку с большим ломтем хлеба и толстым куском запеченого мяса поверх, бокал вина и сел у потухшего камина. Рассеянно глядя куда-то в пространство, Полина медленно прожевала кусок бутерброда и сказала:

– Значит, мой папа русалка, что ж… Как его звали? Надеюсь, не Ариэль в каком-то мужском варианте?

– Коста, Константин.

Полина поперхнулась, откашлялась, глотнула вина и произнесла:

– Русалка Константин. Понятно, почему бы и нет. А маму как?

– Анастасия.

– Здесь совпадает. В общем-то, это все, что я о ней знаю. Наверное, я еще не готова услышать историю их любви. Зато теперь примерно понимаю, почему бабулю до белых глаз доводили мои расспросы о родителях. Не в большом восторге была от зятя.

– Что еще хочешь узнать?

– Пока достаточно, – вздохнула она. – Мне нужно хотя бы это переварить, с бо`льшим боюсь не справиться.

– Разумно, – кивнул падре.

Без аппетита дожевав бутерброд, лишь бы заглушить голод, Полина вяло покрутила в бокале остатки вина и сказала:

– Домой хочу. Мне надо побыть одной, ничего не соображаю. Поеду, ладно?

– Платье высохнет, и я тебя отвезу.

Девушка в ответ покорно кивнула.

Тонкая ткань высохла быстро, Полина переоделась, взяла сумку и собралась на выход. У порога падре протянул ей листок с цифрами.

– Мой номер. Как будешь готова узнавать больше, позвони.

– Хорошо. – Она сунула бумажку в сумку. – Не уверена, что это быстро произойдет.

– Некуда торопиться.

Они спустились на берег. Гаэтано усадил Полину в свой катер, привязал лодку тросом к корме и завел мотор. Катер плавно отошел от причала и направился в порт. Полина отстраненно смотрела, как приближается бухта Тумангана, и ей казалось, что уехала она в свое сомнительное островное приключение как минимум неделю назад.

В порту падре сошел на берег вместе с Полиной и повел ее дальше, вглубь – неподалеку от причалов находился его гараж с автомобилем. Двигаясь механически, как сомнамбула, без единой мысли в голове, девушка села в черный внедорожник. Всю дорогу они молчали, и лишь подъехав к ее дому, Гаэтано сказал:

– Могу побыть с тобой какое-то время.

– Спасибо, не нужно. До свидания.

Полина хлопнула дверцей и пошла к калитке.

Дома она поднялась в спальню, переоделась в ночную рубашку, легла в кровать и пролежала сутки. Находясь где-то между сном и явью, девушка то погружалась в бесконечную сумеречную глубину, то медленно выплывала на поверхность, так и не нащупав дна.

Лишь на следующий вечер острый голод заставил ее очнуться и подняться с постели. В холодильнике оставалось немного сыра, хлеб, банка паштета и шампанское.

– Пожалуй, мне есть что отпраздновать, – угрюмо произнесла Полина и достала бутылку.

Почти не жуя, проглотила девушка сыр с хлебом и запила колючим ледяным вином. Только выпив целый бокал, она спохватилась, что холодное шампанское может застудить связки. Горло как вокальный инструмент требовало к себе бережного отношения, и постоянно следить за этим давным-давно вошло в привычку. Привычкой также стали и небольшие распевки в качестве гимнастики для связок. Полина откашлялась, потянула «м-м-м-м», затем первые пять звуков мажорной гаммы – «до-ре-ми-фа-соль-ми-до». На «фа» девушка почувствовала, как под ней зашатался стул, будто внезапно на кухне началось землетрясение. Голоса не было. Нет, говорить она могла – пропал вокальный голос. И не холодное шампанское повлияло на связки. Полину будто покинул звонкий дух, магия ушла.

Девушка выскочила из-за стола и бросилась в прихожую. Схватив брошенную у порога сумку, она достала бумажку с цифрами, телефон и набрала номер Гаэтано. Ноги не держали, Полина села на пол, прислонилась к двери и стала слушать длинные гудки. Когда он ответил, девушка сбивчиво произнесла дрожащими губами:

– Голос пропал, я не могу больше петь. А я поющая актриса, это моя работа и… и… моя жизнь.

– Он не пропал, – ответил мужчина, – просто взял паузу, чтобы зазвучать иначе. Зазвучать по-настоящему.

– И какой же у меня настоящий голос? Рев белуги? – Слезы сдавили горло колючим ошейником, девушка изо всех сил сдерживалась, чтобы не закатить теперь уже телефонную истерику.