– Было потрясающе вкусно, лучше, чем в любом ресторане. Где помыть тарелку?

– Пусть стоит, – ответил мужчина.

– Можно еще вина? Тоже чудесное.

Не вставая с кресла, он взял бутылку и налил в протянутый бокал. Снова повисла тишина, нарушаемая лишь громовыми раскатами и треском поленьев в камине. Но теперь подогретое вином молчание не казалось гнетущим. В конце концов, хозяин острова не обязан развлекать непрошеного гостя, стоило сказать спасибо за то, что не стал отчитывать и даже проявил какое-никакое гостеприимство.

Завернувшись в плед, Полина забилась обратно в угол дивана, медленно тянула вино и рассматривала мужчину в кресле. Теплый свет огня немного смягчал его четко прорисованный профиль, подрагивал желтыми бликами на руке, лежащей на подлокотнике. У падре Гаэтано были длинные ровные пальцы пианиста и гладкое, широкое серебряное кольцо на большом пальце – парное, второе такое же было и на другой руке.

Еще пара глотков – и девушку снова стало клонить в сон. Накопленные страхи, тревоги, выплеснувшись вместе со слезами, оставили слишком много свободного пространства, и теперь его стремился заполнить исцеляющий сон. Она начала зевать, и мужчина поднялся проводить ее в комнату.

Лестница наверх находилась в середине гостиной, куда свет камина уже не доставал. Электрическое освещение Гаэтано не включал, он прекрасно ориентировался в темноте, словно его разноцветные глаза обладали ночным ви`дением. Полина хотела достать из сумки мобильник и подсвечивать дорогу фонариком, но не рискнула нарушать правила дома. Пришлось на ощупь подниматься по деревянным ступеням, крепко держась за перила, и радоваться, что лестница хотя бы не винтовая.

Ее комната располагалась прямо напротив лестницы. Верхнего освещения там предусмотрено не было, зато на маленьком столике у кровати светился ночник под стеклянным абажуром. В комнате имелась еще одна дверь, мужчина приоткрыл ее и сказал:

– Здесь ванная со всем необходимым.

– Спаси… – начала Полина.

– Спокойной ночи, – произнес он и вышел в коридор.

Послушав, как стихают шаги на лестнице, Полина закрыла дверь и принялась снимать, вытаскивать из-под пляжного платья купальник. Сил умываться уже не оставалось. Девушка распустила узел волос, заплела пряди в небрежную косу и забралась под одеяло прямо в платье. Лампу выключать не стала, со светом в чужом доме было уютнее и спокойнее. Засыпая, она все думала о падре Гаэтано, о его руке на подлокотнике кресла, о кольцах на больших пальцах. Прежде Полина никогда не видела, чтобы мужчины носили украшения подобным образом. Наверняка с этими кольцами была связана какая-то история, и отчего-то становилось жаль, что узнать ее не получится.

Солнечный свет, бьющий прямо в окно, разбудил Полину. Открыв глаза, она посмотрела в белый потолок и вспомнила, где находится. Девушка вытянула руку из-под одеяла, выключила лампу на столике и прислушалась. В доме стояла тишина, слышался лишь шум прибоя и крики чаек за окном. Полина выбралась из постели, зашла в ванную и долго умывалась ледяной водой, освежая не только лицо, но и мысли. За неимением расчески волосы пришлось кое-как распутать пальцами и собрать в хвост. Вчерашняя встреча с Гаэтано все еще отдавалась жгучим стыдом, и совершенно не хотелось встречаться с ним утром, при ярком свете, обнажающим всю неловкость ситуации.

Постояв с добрую минуту уткнувшись лицом в полотенце, Полина повесила его на железный крючок и вернулась в комнату. Тщательно заправив кровать, она взяла свои вещи, приоткрыла дверь и снова напряженно прислушалась. Тишина, ни звука. Приободрившись, она на цыпочках спустилась по лестнице и на последних ступеньках быстро оглядела гостиный зал, ожидая увидеть где-то черную фигуру. Но, к счастью, не увидела. Теперь, когда живой солнечный свет щедро лился в окна, обстановка не выглядела настолько уж мрачно-средневековой. Вторая половина гостиной, накануне утопавшая в непроглядном мраке, была обставлена как вполне современная кухня-столовая, правда, вся мебель, включая массивный обеденный стол, также была выполнена из тяжелого темного дерева. У стены напротив лестницы, там, где гостиная переходила в столовую, стояло большое кресло, обитое темно-синим бархатом. Кресло в стиле королевы Анны, то самое, на котором сидела маленькая девочка в белом платье со старой обрезанной фотографии.

С ощущением, что увидела призрака, Полина подошла к креслу, коснулась кончиками пальцев обивки на спинке. Затем осторожно присела на мягкое сиденье, положила руки на подлокотники, прикрыла глаза и попыталась представить людей, мужчину и женщину, стоящих по бокам. Сквозь полуопущенные ресницы она увидела размытый черный силуэт – со двора в дом зашел падре Гаэтано. Заметив свою гостью в кресле, он остановился на расстоянии и сказал:

– Доброе утро.

– Доброе, – эхом ответила она. – Скажите, вы знали мою тетю?

– Да.

– Как ее звали?

– Варвара.

Мгновенно вспыхнувший гнев проступил румянцем на щеках, как след от пощечины. Полина вцепилась в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев и, глядя с гневным прищуром на мужчину, процедила:

– Что тут происходит, черт побери?! Почему никто не знает, как ее звали, и все просто перебирают имена на букву «в»? Если вы тут сговорились врать, почему бы не договориться о главном – о правильном имени?! Эта тетя вообще была, она существовала?

Гаэтано прошел мимо нее к холодильнику, достал стеклянный кувшин с напитком, поставил на стол и отвернулся за стаканом.

– Прошу вас не уходить от ответа! – резко сказала Полина. – Я должна наконец понять, что происходит, где я оказалась и что за история с этим наследственным домом! Чей он, откуда свалился на мою голову!

Медленно, будто опасаясь пролить хоть каплю, падре наполнил стакан напитком, и проговорил:

– Не было никакой тети, это твой дом, твоей семьи.

Пока девушка обдумывала услышанное, мужчина подошел и протянул ей стакан. Полина машинально взяла его и сразу выпила половину.

– Тогда к чему вся история с наследством? – озадаченно произнесла она. – Почему сразу не сказать как есть?

– Как есть сказать сложнее. – Мужчина отошел к обеденному столу и встал, опершись на край столешницы. – Лучше узнавать поэтапно.

– И на каком этапе я сейчас нахожусь? – Девушка вновь сердито прищурилась. – Только не отмалчивайтесь, я хочу знать правду!

– Спрашивай.

– Это кресло, – она хлопнула ладонью по подлокотнику, – оно на обрезке старой фотографии, которую я нашла в доме. В кресле маленькая девочка, думаю, это я.

Гаэтано утвердительно кивнул.

– Здесь, – Полина кивнула в правую сторону, – должно быть, стояла моя мама. А там, видимо… отец?

– Нет, там стоял я.

– Вы? – опешила девушка. – А вы мне кто, кем приходитесь?

– Никем, твоя мать просто захотела совместное фото на память.

– А где мой отец, почему его нет на фото?

– Это отдельная история.

– Отчего же вас с мамой обрезали, кто это мог сделать?

– Не знаю, должно быть, твоя бабка. Была сердита на всех и на меня заодно.

– Что ее так рассердило?

– Это тоже отдельная история.

– И я хочу их услышать. Все эти отдельные истории.

– Допей воду и пойдем, прогуляемся немного. Вещи оставь здесь, мы вернемся.

И снова приказной тон хозяина дома вынудил безоговорочно подчиниться. Полина послушно допила, оставила стакан на подлокотнике и пошла за ним к выходу.

Сильнейшая гроза щедро налила на дорожках лужи, отмыла до блеска зелень и наполнила воздух головокружительным благоуханием. Солнце искрилось всюду, в каждой капле, превращая парк в ослепительно сверкающую сказку. При других обстоятельствах Полина непременно с удовольствием прогулялась бы среди подобной красоты, полюбовалась свежими красками, подышала ароматным воздухом. Но сейчас ей было настолько не до прекрасного, что девушка ничего толком и не видела вокруг, кроме прямой черной спины впереди.