Мне кажется, я на мгновение потеряла дар речи. Ангелы, Демоны — это все, конечно, хорошо, но Ангел-Хранитель? Мой?

— Ты серьезно? — в голову полезли нехорошие мысли и ассоциации с «Демоном» Лермонтова. Тот также притворялся добрым, пока не довел бедняжку княжну до смерти. Я умирать не хотела от слова «совсем». Да и безоговорочно верить мужчинам на слово — это не про меня.

— Разве похоже, что я шучу? — недовольно проворчал Ангел. — Пошли внутрь, здесь ветрено. — услужливо предложил Габриэль, указывая вниз.

Я посмотрела на него, на его крылья и на свои ноги. Брюнет закатил глаза.

— Естественно, я сначала спущу тебя вниз.

— Спасибо за заботу. — Меня одарили взглядом, не обещающим ничего хорошего. Обычно на меня так в детстве смотрела мама, когда хотела наказать.

Я решила стойко проигнорировать его недвусмысленные взгляды.

Спуск был быстрым. Один взмах крыльев — и мы во дворе. Я опасливо покосилась на окна и на Габриэля. Точнее на два широких крыла, раскинувшихся за его спиной.

— Иди, я войду через окно. — неправильно понял меня брюнет.

— Может, ты уберешь это, — я скосила глаза на мощные черные крылья, — их.

— Пока не могу. Копье и Анабиоз опустошили Источник. — покачал головой парень.

— Но ты ведь так не пролезешь в окно. — протянула с сомнением, представляя, как Габриэль с его габаритами протискивается в оконную раму. Точнее, пытается и застревает. А потом мы все вместе — я, мама и сотрудники МЧС, — пытаемся вытащить Ангела из оконного проема.

Тряхнула головой. Не самое лучшее развитие событий.

— У меня есть специальный трюк с помощью которого я наблюдал за тобой всю твою жизнь. — коварно улыбнулся Ангел, исчезая.

— Что?! — завопила я шепотом, но ответом мне послужила тишина и легкий ночной ветер, заставивший зябко поежиться и нырнуть обратно в дом.

Ужас! Это же вопиющая бестактность! Если Габриэль говорит правду, то с самого детства он… Краска залила лицо и распространилась по телу жаром.

Он же видел и знает обо мне все, получается! Господи, как же стыдно! Да я ему больше никогда в жизни в глаза посмотреть не смогу! С чего он вообще решил, что мне нужна подобная информация?! Дурак! И как теперь забыть об этом?!

Я хотела было взбежать вверх по лестнице, но заметила, как мама выходит из комнаты и едва успела нырнуть за портьеру. Затаила дыхание. Стояла там до тех пор, пока мама не выпила воды на кухне и не отправилась обратно спать. Видимо, шум во дворе и замок на входной двери ее разбудили.

Стоя за портьерой, воспользовалась временной передышкой и привела мысли в порядок. Точнее, постаралась. Легче стало, но не сильно. Меня все еще слегка потряхивало изнутри от того, что завесу таинственного мира Ангелов и обычную девушку отделяет обычная лестница.

В комнату я входила тихо и аккуратно, стараясь не шуметь, потому что мама никогда быстро не засыпала. А посему, могла услышать, что я брожу по дому и нагрянуть ко мне в комнату, чтобы проверить как у меня дела. Дверь для верности закрыла на щеколду, которую папа сделал мне, когда я только начала входить в пубертатный период.

Жаль, что его больше нет с нами…

— Ты чего так долго? — шепотом спросил Габриэль, развалившись на моей небольшой кровати. Его крылья свисали вниз, ложась на пол черным перьевым покрывалом.

— Носик припудрить надо было. — съязвила. — Хватит уже тянуть кота за хвост. Я жду. — бескомпромиссно потребовала обещанных ответов на вопросы, скрестив руки на груди.

Вокалист, вместо того, чтобы подняться с кровати, похлопал по месту рядом с собой, приглашая. Я вновь вспыхнула, когда практически позабытая мысль о том, что он не только видел меня голой бесчисленное количество раз, но и знает о моих маленьких секретах, о которых не хотелось бы никому рассказывать, всплыла наружу.

— Я постою. — сказала, как отрезала, махнув рукой в воздухе.

Ангел пожал плечами.

— Как хочешь, но на твоем месте я бы присел. — снисходительно пояснил, все же поднимаясь с кровати. И направляясь ко мне.

— Не подходи! — резко выставила руки перед собой. Габриэль тут же напрягся.

— Почему? Ты меня боишься?

— Нет… да! Точнее нет! — поняв, что несу какую-то чушь, тихонько взвыла.

— Ты уж определись. — расслабился парень, подобрав крылья за спиной таким образом, чтобы они занимали как можно меньше места.

— Я определилась. — огрызнулась. — Ты рассказывай, но ко мне не подходи.

— Я тебя смущаю. — догадался Габриэль, не сумев удержать лукавую и одновременно с этим довольную улыбку.

— Нет!

— А вот и да!

— Да ты начнешь уже говорить или нет? — я вспылила, потому что он был прав. Прав, черт возьми! В его присутствии мои мысли махали мне ручкой, а на их место приходили гормоны, и устраивали дебош там, где мысли недавно наводили порядок. — Если ты и дальше собираешься увиливать, то прошу! — указала в сторону окна, намекая, чтобы он улетал, если не поведает мне обо всем, вот прям сейчас же.

И тут мой взгляд упал на обнаженную грудь мужчины. На ней не было ни запекшейся крови, ни единой царапины. Не говоря уже о сквозном ранении. Ничего больше не напоминало о том, что произошло чуть меньше часа назад.

Зато на этой самой мощной, мускулистой груди без единого волоска, красовалась вязь татуировок, средоточие которой располагалось над солнечным сплетением. От центра вверх симметрично в обе стороны отходили витки, обвивали плечи и оканчивались острыми краями, не доходя до предплечья.

Я нахмурилась, когда, полностью оглядев странное тату, поняла, что вязь складывается в неизвестные мне буквы. Я никогда раньше не видела такой письменности, но это определенно были буквы.

Желание прикоснуться к неизвестному и неизведанному достигло предела, и я, влекомая им, подошла к Габриэлю вплотную, заставив последнего напрячься. Протянула руку.

— Не трогай, — перехватил меня за запястья, — они прокляты. — Его голос, наполненный бесконечной грустью, вывел меня из некоего подобия транса.

— Почему ты проклят? — Он ведь сказал, что мой Ангел-Хранитель, а теперь говорит, что проклят. Несостыковочка. Морщина меж бровей не желала уходить, лишь углубляясь, как и мои сомнения.

— Это я и хочу тебе рассказать.

И он рассказал, предварительно усадив меня на кровать. Весь рассказ он не выпускал мои ладони из рук, поглаживая тыльную сторону большими пальцами. Неосознанно. Сам он мыслями был не здесь, а где-то далеко. В своих воспоминаниях.

Он продолжал говорить, а я с каждым произнесенным словом понимала, что Габриэль не лжет. Это все правда. Потому что Ангел рассказывал мне такие вещи, о которых знала только я одна. И никто больше — так я думала до этого момента.

Габриэль предавался ностальгии, и его лицо светилось, было счастливым, особенно когда он вспоминал моменты из моего детства. И если сравнить, то его эмоции походили на родительские. Обычно с таким лицом предки достают из шкафов пыльные детские альбомы с фотографиями своих детей и рассказывают о том, как их чада впервые произнесли заветное «агу», как они опрокидывали на себя кашу, или мучили кота.

Но потом все резко изменилось. Его лицо стало сосредоточенным. Я знала это выражение лица, обычно люди становятся такими, когда не желают рассказывать правду и лгут. Или же не лгут, но недоговаривают. Причем недоговаривают нечто действительно важное.

Но я не перебивала, внимательно слушая Габриэля.

Когда он заговорил об аварии, я почувствовала, как внутри все переворачивается. Забытые эмоции, страх и отчаяние, нахлынули, словно это происходило вновь. Я закусила губу, чтобы не выдать свои эмоции, но Ангелу и не нужны были слова. Он знал меня, наверное, даже лучше, чем я сама себя. Поэтому я не удивилась, когда его заботливые руки прижали меня к себе и утешающе начали гладить спину.

Я уткнулась носом в его шею, отмечая, что она не просто теплая, а горячая. Болезненные воспоминания постепенно затмила близость мужчины, вызывающая внутренний трепет. А его запах успокаивал.