Историк добавляет, что эти замечания были тщательно записаны и доведены до ушей её мужа, вследствие чего она подверглась с его стороны очень грубому обращению.

Из Амбуаза двор переехал в Блуа, а затем – в Орлеан. Так как многие гугеноты назвали под пытками вожаком заговора принца Конде, тот явился вместе со своим братом к королю, желая оправдаться. Они обнаружили Франциска II в окружении Гизов и капитанов его гвардии. Тем не менее, король лично проводил их в кабинет королевы-матери, которая, верная своему стремлению к независимым действиям, приняла принцев Бурбонских с видом притворной скорби.

– Затем, – пишет Гонсалес Давила, испанский историк ХVII века, в своей «Истории гражданских войн во Франции», – король повернулся к принцу Конде и в резких выражениях пожаловался, что, хотя он никогда не причинял ему ни увечий, ни жестокого обращения, принц, пренебрегая законами человеческими и божественными, несколько раз поднимал против него своих солдат, развязал гражданскую войну… пытался захватить врасплох его главные города и, короче говоря, замышлял заговор против его жизни и жизни его братьев.

Храбрый Конде смело ответил, что это клевета, придуманная его врагами, и что он может доказать свою невиновность.

– Что ж, тогда, – сказал Франциск II, – чтобы узнать правду, необходимо будет действовать обычными методами правосудия.

А затем, покидая зал, он приказал капитанам гвардии арестовать Конде. Екатерина Медичи же попыталась утешить короля Наварры, заметив:

– Тяжело быть обманутым собственным братом.

Антуан, застигнутый врасплох, мог только жаловаться и увещевать королеву-мать, которая в ответ всю вину возложили на герцога де Гиза. Хотя король Наварры не был арестован, с ним обращались как с заключённым, его секретарь также был схвачен и вынужден был выдать письма и бумаги своего хозяина. Но через несколько дней после заключения принца Конде в тюрьму на сцене Орлеана появился ещё один персонаж. Рене, только что прибыв из Феррары, поспешила засвидетельствовать своё почтение своему внучатому племяннику, молодому французскому монарху. Это событие было сочтено заслуживающим того, чтобы английский посол, Николас Трокмортон, уведомил свою госпожу, королеву Елизавету I, в депеше, датированной «Орлеан, 17 ноября»:

– Герцогиня Феррарская, мать нынешнего герцога, согласно тому, что я ранее писал Вам, появилась при дворе 7-го числа этого дня и была принята королём Наварры, братьями французского короля и всеми великими особами этого двора.

Так как Трокмортон опустил имя Франциска II, отчёт о приёме Рене в Орлеане можно также прочитать у Брантома, который говорит:

– Я видел, как она прибыла, король и весь остальной двор собираются встретиться с ней и принять её с большим почётом, как она того заслуживала.

Казалось бы, возвращение Рене во Францию произошло в неблагоприятный для неё момент – как раз, когда её зять, Франциск де Гиз, расправлялся с её единоверцами. Но это не испугало принцессу. Напротив, она не скрывала своих чувств, и, «осуждая нынешнее положение вещей», резко упрекнула своего зятя:

– Если бы я прибыла до того, как принц был заключён в тюрьму, я бы воспрепятствовала этому! Призываю Вас, сын мой воздерживаться в будущем от применения насилия к принцам королевского рода, поскольку такие раны будут долго кровоточить, и это никогда не заканчивалось хорошо для того, кто был первым в нападении на вождей королевской крови!

Несмотря на протест Рене, Гизы продолжили судебный процесс. Напрасно Конде взывал к суду короля, пэров и палат парламента. В ответ ему пригрозили, что, если он будет упорствовать в своём отказе отвечать на выдвинутые против него обвинения, с ним поступят как с человеком, фактически осуждённым за государственную измену.

– Нельзя мириться, – высокомерно воскликнул герцог де Гиз, – с тем, чтобы «маленький галант (кавалер)», каким бы принцем он ни был, позволял себе подобную браваду.

В тот же самый день Конде вынесли смертный приговор. Что же касается Антуана Бурбона, то Гизы задумали убить его рукой молодого Франциска II. После того, как его неоднократно вызывали в покои короля, Антуан, наконец, явился в королевский кабинет с трепетным предчувствием опасности. Но к чести Франциска следует отметить, что по натуре он не был достаточно свиреп для совершения такого ужасного преступления. Король Франции упрекнул Антуана в каком-то воображаемом проступке, но с готовностью принял его объяснения и позволил ему удалиться с миром. Тогда Гизы, разгневанные провалом своего кровавого плана, покинули королевский кабинет, где прятались во время беседы Франциска и Антуана, восклицая:

– О, король! Король трусов!

Но, хотя гибель Конде казалась неизбежной, в дело вмешался Рок. Франциск II скончался после непродолжительной болезни 5 декабря 1560 года, не дожив до восемнадцати лет. Со смертью короля претензии Гизов на абсолютную власть рухнули и по всей Франции требовали осуждения как герцога, так и кардинала. В этот удачный момент герцогиня Монпансье и канцлер Л'Опиталь вступились за Конде перед королевой-матерью. Хотя Екатерина Медичи «никого не любила и никем не была любима», она решила, что жизнь Конде может принести ей больше пользы, чем его смерть, и что принцы крови помогут ей сохранить регентство над её вторым сыном, Карлом IХ. Таким образом, судебный процесс был остановлен, а принц освобождён.

13 декабря в Орлеане были открыты Генеральные штаты новым королём Карлом IX, который унаследовал трон своего брата в возрасте десяти с половиной лет. Рене была среди королевских особ, окружавших молодого монарха в тот день. Пока двор находился в Орлеане, она воспользовалась представившейся возможностью и послала за Николасом Трокмортоном, чтобы через него выразить чувства восхищения и уважения, с которыми она относилась к дочери Анны Болейн.

– Скажу тебе, монсеньор посол, – заметила она, – я оказываю ей это почтение, потому что она женщина, принадлежащая к моему сословию, и под стать мне. Но я люблю (её), потому что она, как и я, христианка, и придерживается истинной веры…

Кроме того, Рене лично написала Елизавете Тюдор:

– Мадам, моя кузина… король пожелал нанести мне визит с письмом от посольства Исландии… так как очень ценит моё мнение… я попросила Бедфорда (второго английского посла) повторить его Вам…

Из этого послания становится ясно, что герцогиня Феррары передавала секретные сведения своим единоверцам-англичанам. Тем более, что в это время Екатерина Медичи проводила политику терпимости по отношению к протестантам. Неудивительно, что Рене считала королеву-мать склонной «прислушиваться к правде», пока она не распознала коварство «этой итальянки», которая только и делала, что «подстерегала, чтобы обмануть». Вдобавок, слабостью Рене была астрология, занимавшая место религии в сознании Екатерины, которая «не верила в Бога, но безоговорочно доверяла звездам». В старой отдельно стоящей башне на южной стороне замка Блуа она устроила собственную обсерваторию. Там флорентийка уединялась со своим астрологом, чтобы узнать расположение небесных светил. Также она часто беседовала об астрологии с Рене, которая в молодости «изучала эту бесполезную науку» под руководством Луки Горио. Слава этого астролога мало чем уступала Нострадамусу и побудили королеву-мать однажды так отозваться о нём в присутствии сплетника Брантома:

– Величайший философ в мире не смог бы лучше разобраться в этом предмете.

5 февраля 1561 года юный король Карл IX со всем двором покинул Орлеан и направился в Фонтенбло. Туда же отправилась вдовствующая герцогиня Феррарская, о чём свидетельствуют даты её писем королеве Елизавете. Принц Конде тоже появился в Фонтенбло, где декрет Совета быстро освободил его от смертного приговора, который висел над его головой с момента ареста в Орлеане. А король Наварры, его брат, добился от королевы-матери должности генерал-лейтенанта Франции. Но на партию гугенотов надвигались новые неприятности. Её противники были слишком сильны, чтобы уступить свою власть без борьбы. Старый коннетабль Монморанси присоединился к герцогу Гизу и маршалу Сен-Андре для «защиты католической религии», образовав «Триумвират». А когда парламент запретил собрания гугенотов для богослужения, Франциск де Гиз громко заявил: