Рене предпочла покинуть Феррару, дабы больше не возвращаться, даже внешне, в лоно католической религии. Ведь её старшие дети были уже устроены, младший, Луиджи, поедет с ней, а о незамужних дочерях, двадцатичетырёхлетней Лукреции и двадцатидвухлетней Элеоноре, вполне может позаботиться их брат-герцог.

Жители Феррары, города, который более тридцати лет считался домом Рене, были, по словам хрониста Муратори, безутешны, узнав о том, что любимая герцогиня покидает их навсегда:

– Потеря этой принцессы королевской крови вызвала сильное недовольство… потому что, очаровывая всех живостью своего интеллекта и мягкостью манер, она была всеми в высшей степени любима… из-за своей непревзойдённой щедрости, ибо она никогда не уставала помогать нуждающимся милостыней.

Рене действительно «делала всё, что могла», чтобы уменьшить количество человеческих страданий, и те, кому она помогла, были ей искренне благодарны.

– Да! Они видели в ней плоды Духа и были вынуждены любить её, – недовольно добавляет хронист, – но они, находясь во тьме и предпочитая её свету, не желали знать о её путях.

Истинная причина возвращения вдовствующей герцогини во Францию не была известна феррарцам: «распространённым сообщением было, что она ушла, потому что была недовольна герцогом, своим сыном». 2 сентября 1560 года Рене отправилась на родину, и баржа доставила её приближённых и её личные вещи до Турина. Сама же герцогиня отбыла на носилках в сопровождении своего младшего сына Луиджи, который отправился с ней во Францию. Герцог Альфонсо проводил свою мать со своей свитой из 300 человек знати, дам и кавалеров до Модены, и там простился с ней.

7 октября Рене остановилась в Савильяно, где тогда находился савойский двор герцога Эммануила Филиберта, женатого на её племяннице Маргарите Валуа. И здесь она не могла обойтись без того, чтобы не заступиться за гонимых, попросив герцога прекратить преследования вальденсов (представителей секты, предшествовавшей Реформации), которые из Южной Франции постепенно перебрались в труднодоступные альпийские долины Пьемонта. Эммануил Филиберт не прислушался к увещеваниям Рене, однако во Франции, где она надеялась сыграть важную роль в управлении государством и в распространении кальвинизма, её ждало ещё большее разочарование.

Франция, которую покинула Рене в качестве супруги Эрколе д'Эсте в 1528 году, сильно отличалась от Франции, в которую она вернулась вдовой в 1560 году. При французском дворе дочь Людовика ХII, должно быть, чувствовала себя принадлежащей к ушедшему поколению, и, вероятно, на неё смотрели с любопытством, как на реликвию прошлого. Из бывших знаменитостей двора единственный констебль Монморанси выжил, чтобы напомнить ей о рыцарской эпохе Франциска I.

Политическая ситуация во Франции так же изменилась. Вражда между Франциском I и Карлом V, которую продолжили их сыновья, Генрих II и Филипп II, прекратилась незадолго до гибели племянника Рене в результате мира Като-Камбрези. Всё внимание придворных теперь переключилось на внутреннюю напряженную борьбу за власть между двумя соперничающими родами, каждый из которых претендовал на принадлежность к королевской семье. Это были дома Бурбонов и Гизов, причём первый происходил от младшего сына Людовика Святого, второй – от Карла Великого. Нынешний же король Франциск II, молодой годами и разумом, напоминал всего лишь тень монарха. Место Луизы Савойской в некотором роде занимала совсем другая женщина, Екатерина Медичи, тоже итальянка, родственница Козимо I, и её амбиции были не меньшими, чем у матери Франциска I. Раздоры знати усугублялись религиозными распрями, которыми тогда была охвачена Франция. Тридцать лет способствовали росту протестантского движения на родине Рене. Хотя погибло невероятное количество реформаторов, их заменило постоянно растущее число новообращённых.

– Эта восходящая партия постепенно… охватила всех самых интеллектуальных и добродетельных лидеров и почти всех трезвых, организованных и интеллигентных людей сообщества в целом, – пишет в своей «Истории Франции» Жан де Сисмонди, швейцарский историк конца ХVIII – ХIХ веков.

Если католическую партию возглавляли Гизы, то во главе гугенотов (французских протестантов) стояли Антуан Бурбон, герцог Вандомский, его брат, принц Конде, и трое братьев из рода Шатийон: кардинал Одетт, адмирал Гаспар Колиньи и Франциск д'Андело, генерал-полковник французской пехоты, которые являлись родными племянниками коннетабля Монморанси.

Женитьба Франциска II на Марии Стюарт, королеве Шотландии, сделала в то время её дядьёв, герцога Франциска де Гиза и его брата кардинала Карла де Гиза, абсолютными «хозяевами короля и королевства». Они также заключили тесный союз с испанским кабинетом министров.

Зять Рене был жестоким и фанатичным человеком, но, в то же время, храбрым и умелым военачальником, и до последних лет жизни его нельзя было обвинить в вероломстве. Интересно, что, возглавив католический лагерь, он совершенно не разбирался в религиозных вопросах. Так, Теодор Беза, помощник Кальвина, рассказывал следующий анекдот: герцог Гиз нашёл копию Священного Писания во время резни в Васси и передал его своему брату-кардиналу как доказательство безбожия гугенотов, не зная, что это за книга. Тем не менее, он был менее кровожаден, чем его брат, кардинал Лотарингии, который не смог сослаться на невежество, чтобы смягчить свои поступки в качестве Великого инквизитора Франции. Завистливый и недобрый, кардинал получил так много материальных ценностей от Церкви, что его враги справедливо утверждали:

– …неудивительно, что сын дома Гизов защищал её дело с такой упорной горячностью.

В глазах Карла все средства были хороши для получения власти, и когда он обладал ею, он никогда не стремился использовать её для облегчения жизни других.

– Бич своего времени! – так отзывалась о нём Жанна д’Альбре, дочь Маргариты Наваррской.

Недаром французы всегда смотрели на Гизов как на иностранцев, происходивших из Лотарингского дома, а принцы крови не желали мириться с узурпацией ими власти. К сожалению, глава гугенотов, Антуан Бурбон, в результате своего брака с Жанной д'Альбре получивший во владение маленькое королевство Наварру, при благородном и величественном облике, изящной, приветливой и открытой манере поведения, всё же обладал ограниченным умом. Поэтлому, несмотря на личную храбрость, не подходил для соперничества с сильным врагом. Его брат Карл, кардинал Бурбонский, был не менее слабохарактерным и ещё более тупым. А Людовик, принц Конде, третий брат короля Наварры, хотя «даже по признанию его врагов, обладал в высшей степени всеми качествами, которые делают героя героем», был слишком невежественным и любил удовольствия, из-за чего легко поддавался на хитрости своих врагов.

Результатом столкновения двух враждующих партий стал заговор в Амбуазе, когда гугеноты решили освободить молодого короля от власти Гизов. Однако заговор провалился, после чего начались казни, во время которых погибло не менее тысячи двухсот жертв, чтобы усилить власть Гизов.

Когда король и его юные братья поднялись на трибуну в Амбуазе, чтобы присутствовать во время казни, кардинал Гиз указал им на жертвы и со злобной радостью произнёс:

– Смотрите, сир, это дерзкие негодяи! Страх смерти не может умерить их гордость и злобу: что бы они тогда сделали, если бы Вы оказались у них в руках?

В отличие от своего деверя, Анна д'Эсте, герцогиня де Гиз, вся в слезах, спустилась с балкона в апартаменты королевы-матери, у которой она искала сочувствия. Увидев её в таком состоянии, Екатерина Медичи спросила:

– В чём дело? И что же случилось, что так расстроило Вас и вызвало такие странные стенания?

– У меня есть все поводы в мире для моей скорби, – ответила дочь Рене, – ибо я только что стала свидетельницей самой прискорбной трагедии и страшной жестокости, проявившейся в пролитии крови невинных и добрых подданных короля, так что я не сомневаюсь, что вскоре какое-нибудь великое несчастье постигнет наш дом из-за этого, и что Бог полностью уничтожит нас за жестокость и бесчеловечность, которые совершаются.