– Ты нам с Тихоном глянулся, – без какого-либо раздумья ответил тот, – скрывать этого не хочу. Смышлёный, шустрый, язык подвешен, отвечаешь быстро, долго не раздумывая, но по делу, да и к учению восприимчив. Грамоту к тому же знаешь и со счётом ладить умеешь. Остальное наживное. Опять же даже не спрашиваешь, какое жалование мы тебе положить хотим, это тоже тебя хорошо характеризует. О жаловании сразу скажу: два рубля в месяц – пока должно хватить. Обучишься, покажешь себя с наилучшей стороны – добавим, может, долю какую от прибыли положим. – И Иван вопросительно посмотрел на Митяя.

– Барин, да я за такие деньги землю голыми руками рыть готов. Я ведь в трактире десять рублей в год получаю да чаевые. Но чаевые иногда бывают, а чаще нет. Каморка у меня в трактире есть, так я местный, жить где и без того имеется. Когда во владимирский трактир меня вызывают, вот тогда там в каморке для прислуги ночевать приходится, это конечно. Так туда меня нечасто и зовут, всё больше здесь убираться приходится да печь зимой топить. Да есть могу в трактире то, что от гостей остаётся. Дома так вкусно не поешь. Вот и всё. А два рубля в месяц, – он даже руки в стороны развёл, – столько ведь унтер в армии получает. Это же огромные деньги. Только как я научиться всем премудростям торгового мастерства смогу, не знаю.

Митяй не сводил с Ивана блестевших от волнения глаз, он весь ходуном ходил от желания ещё больше ему понравиться.

– Ну, учиться будешь так же, как я сам учился. На ходу. Начнём с того, что товар изучишь, который я закупил, пока мы его разбирать будем да по местам, для него отведённым, раскладывать. Затем мы с тобой, мил человек, в путь отправимся и до Нового года ножками многие деревни посетим, а я тем временем твоим обучением займусь. Ежели пойму, что из тебя торговец получится, а Ольга Васильевна нам лавку сдаст, начнём к оседлой торговле готовиться. Там я сам ещё многого не знаю, и нам придётся ещё пару приказчиков нанять, да крючников тоже парочку найти работящих. На первое время хотя бы приходящих, когда потребуется, а уж потом постоянных. Лавкой одной ограничиваться не хочу. Что лавка на ярманке? Большей частью она простаивать будет, а нам надобно найти такое место, где пришлый народ постоянно бывает. Есть у меня одна задумка, говорить пока не буду, а там посмотрим. Вот такие у меня планы. Так что подумай, не спеши, хорошенько подумай, да завтра ответ свой дай. Ну и последнее. Не раз уж просил, чтобы ты меня барином не называл. У меня имя имеется. Зови меня так, как родители прозвали да батюшка окрестил – Иваном, значит. Понял?

Заметив нерешительный кивок, он закончил разговор:

– Ладно, я всё сказал. Ты как в омут головой не кидайся, день думай, ночь с этой мыслью проспи, вот утром я от тебя и буду ответ ждать. Ясно? – и, заметив ещё один кивок головой, точку поставил: – Ну, раз ясно, то пойдём – я в трактир, а ты к себе домой, думать, нечего здесь рассиживаться.

Иван встал и быстрым шагом в сторону ярманки направился. Митяй чуть сзади шёл, и на лице у него такая радость расплывалась, что если бы Иван оглянулся, то всё сразу бы понял…

– Всё, – неожиданно для всех сказал дядя Никита, – хватит. У меня уже заплетык языкаться стал. Столько без перерыва говорить, как сегодня, я, наверное, никогда в жизни не говорил.

Он встал и в детскую отправился.

Смотрю, отец мой весь задёргался:

– Времени-то сколько. Полдвенадцатого уже, а мне…

Я его перебил:

– Иди за братом, там же вторая кровать стоит, у нас недельку поживёшь, хоть с дядей Никитой в спокойной обстановке пообщаетесь.

– Так меня дома ждут, – растерянно ответил он.

– Ничего, я уже с мамой поговорил, она не возражает.

– Правда? – даже вскрикнул он от радости.

Я не стал его дальше обманывать:

– Нет ещё, но сейчас позвоню и договорюсь.

И тут зазвонил телефон. Аппараты у нас во всех комнатах стояли, чтобы не бегать из одной в другую. Поэтому я трубку на кухне снял.

– Вань, отец-то уехал уже? Времени-то сколько!

– Спят они оба, устали. Мам, пусть он у нас поживёт, пока дядя Никита в Москве находится. Им вдвоём веселей будет.

– Да я сама так подумала. С местом у вас вроде проблем никаких нет. Дела-то у вас как?

– Пока нормально. Его привезу – всё расскажем.

– Ну и ладно, договорились.

Пожелали мы друг другу спокойной ночи, и отец с довольной улыбкой на лице отправился в детскую – спать.

Не знаю, от чего это зависело, но обычно по выходным мне с утра работалось особенно хорошо. Может быть, это связано с тем, что в такие дни торопиться некуда, вот и мысли текут неспешно, не пытаются обогнать друг друга, а ведут себя вполне интеллигентно, одна додумается и уступает место другой. В рабочие дни, понимая, что их хозяин спешит, ведь ему скоро на службу идти, они тоже торопиться начинают, толкаются, пытаясь опередить друг друга, перебивают одна другую – в общем, у них всё, как и у людей в обыденной жизни, происходит. А спешка редко до чего-то хорошего доводит. Да и вообще она нужна только при ловле сами знаете кого.

В то раннее сентябрьское утро я ещё проснуться как следует не успел, а мне уже одна ценная мысль по нашей монографии в голову пришла. Я вскочил с постели, чтобы поскорее её записать, пока она мою голову не покинула. Зажёг свет, уселся за стол, вооружился своей любимой шариковой ручкой, которая необычайно тонко пишет, мысль на чистом листе бумаги зафиксировал, полюбовался ей немного и вновь к первой главе обратился. Решил всё до конца доделать. Ни на минуту я не отвлекался, работа шла замечательно. На улице уже совсем рассвело, когда я окончательно с первой главой покончил и точку в её конце поставил. Получившуюся стопку исчёрканных и перечёрканных листов, с которыми только моя любимая машинистка справиться сможет, я в отдельную канцелярскую папку с завязками положил, сверху большими буквами написал «Монография. Глава 1» и только принялся болтающиеся тканевые ленточки перевязывать, как услышал в коридоре шаркающие старческие шаги. «Никак, проснулись», – подумал я и выглянул за дверь.

И действительно, там в сторону кухни шёл дядя Никита. Он меня не заметил и потому не бодрился, как обычно, изо всех сил пытаясь выпрямиться, чтобы со стороны всем казалось, что он ещё о-го-го какой, а шёл так, как ходят очень старые и явно не шибко здоровые люди, придерживаясь рукой за стену. Я ему вслед смотрел и думал: «Какую удивительную жизнь прожил этот человек. Обязательно надо найти время и с ним поговорить, сделать всё так, чтобы он без всяческого с моей стороны принуждения начал вспоминать то, что было давно и что никто без него вспомнить уже не сможет, ведь в живых из его соратников, наверное, никого не осталось».

Через несколько минут, когда я в кабинете всё закончил и на кухню пришёл, я увидел дядю Никиту, сидящего за столом с дымящейся чашкой чая, стоящей перед ним, и с бутербродом с любительской колбасой в руке, а напротив свою жену, которая, подперев рукой голову, внимательно его слушала. Он меня вновь не заметил («Наверное, слышать стал хуже», – мелькнула у меня мысль) и продолжал рассказывать, как надо заваривать чай с сушёной облепихой.

– Дядя Никита, а почему с сушёной, – вырвалось у меня, – ведь со свежей должно быть полезней?

– А, это ты, Иван? А я думаю, вроде собаки у вас нет, а кто-то скребётся сзади. Почему с сушёной, спрашиваешь? А потому, что свежая бывает недолго, а сушёной можно на многие годы запастись. Ну а почему я об облепихе заговорил? Да мало более полезных ягод у нас здесь, в средней полосе, найти можно. Скажу даже по-другому: нет таких ягод. Вот в Приморье – да, там масса всего имеется, но оттуда не навозишься, да и всё это дикоросы, а их ещё отыскать в тайге надо. А в облепихе и витамины почти все, какие человеку для жизни необходимы, и микроэлементов полным-полно.

Тут на кухню зашёл папа, тоже позавтракать собрался. Пока братья бутербродами с чаем удовлетворялись, мне Люба на скорую руку кашки манной сварила. А после каши и я к бутербродам с колбасой приступил. Дядя Никита не спеша чай допил и без предупреждения сразу же за свой рассказ принялся. Пришлось мне на два фронта поработать: бутерброды доедать, сладким цикорием их запивая, и дядьку своего слушать.