Пока я с усердием втирала в кожу штуку, которая была и мылом и мазью одновременно, не заметила, как ко мне подплыла Раф, до этого резвившаяся в воде на другом конце бассейна.

— А что это ты делаешь? — полюбопытствовала она, принюхавшись.

— Моюсь, — отвечаю с таким таинственным видом, будто открываю ей государственную тайну. После продолжаю невозмутимо натирать кожу ароматными мазями.

— Что это такое? — кивнула на баночки-скляночки, расставленные аккуратными рядками.

— Это мое, — ревниво отодвигаю от нее плоды своих многочасовых трудов. — И тебе я ничего не дам.

— Больно надо, — фыркнула Раф и собралась было вернуться на свою сторону бассейна, но, видимо, что-то ее остановило. — А… А ты это сама сделала?

— Да, — отвечаю с гордостью многодетной матери. — Все сама.

— Какие-то особые рецепты? — продолжила допытываться девица, подплыв к деревянному бортику и, схватившись за него рукам, сев неподалеку от меня.

— Возможно, — с подозрением смотрю на Раф.

— Я вот тоже как-то пыталась сварить себе какой-нибудь бальзам, да только все кончилось взрывом, — рассказала она, не обратив внимания на мой взгляд. — Как это у тебя получилось?

— Желание и ловкость рук, — пожимаю плечами, а затем беру из баночки немного вязкой, как мед, прозрачно-желтоватой массы на ладонь, смешиваю с другой, жидкой и белой, и начинаю втирать смесь в волосы, от самых корней. — Мне или самой все это делать, или довольствоваться обыкновенным вонючим мылом. Так что волей-неволей пришлось учиться.

— А ты давно этим занимаешься? — продолжила расспрос Раф.

— Чуть больше месяца.

— И получается?

— Как видишь… кожу мне еще не разъело, — усмехаюсь. — Мне пену где лучше смыть, в бассейне или в том водопаде?

— Можешь в бассейне, вода все равно полностью обновляется каждые десять минут. Истэка так устроил потоки воды и течения, что чисткой бассейна нам вообще не приходится заниматься.

— Ясно.

Нырнув обратно в воду, я поплавала там до тех пор, пока вся пена не смылась.

Когда я вернулась на прежнее место, увидела то, чего и следовало бы ожидать: любопытная девица, взяв на два пальца вещества из одной из баночек, натирала ей шевелюру… к ее счастью, не у корней волос, а ближе к кончикам.

— Дура, это не для того, чтобы втирать, — с укоризной смотрю на нее, выбравшись из бассейна.

— Для чего же? — не понимающе взглянула на меня, перестав втирать мазь.

— Для того, чтобы шампунь не твердел… там химия, ты ничего не поймешь… В общем, смой, пока не облысела!

— Что!? Нет!!!

Глаза Раф надо было видеть! Она как чокнутый дельфин нырнула в воду и принялась с усердием отмывать волосы.

Я с черным удовлетворением в сердце наблюдала за этой картиной, пока девушка не вылезла из воды и, чуть не плача, кинулась к зеркалу. От ее роскошной косы, естественно, осталось меньше трети длинны.

— Не будешь трогать чужие вещи, — пожимаю плечами, закончив натирать мокрые волосы душистым бальзамом.

— За что ты так со мной!? — воскликнула Раф, с ужасом смотря на свое отражение.

— Я же ведьма, — усмехаюсь. Мне хотелось добавить еще что-нибудь колкое, но желание ехидничать дальше пропало, когда я заметила, что девушка и так уже чуть не плачет. — Ты чего? — спрашиваю, стараясь чтобы голос звучал не слишком участливо. — Подумаешь, пара сантиметров.

— Пара десятков сантиметров!!! — крикнула она, с силой пнув все кадки, стоящие на ближайшей лавке. Они покатились по каменному полу, пара из них упала в воду.

Закутавшись в свое полотенце, девушка, не зная, куда себя деть от злости, уселась на скамью, скрестив ноги. Она некоторое время невидящим взглядом смотрела куда-то в пол, а потом ее рука как будто непроизвольно потянулась к укороченным волосам. Только коснувшись еще мокрых прядей, Раф резко вцепилась в них пальцами, потом опустила голову и… тихо зарыдала.

Я ничего не слышала, ни всхлипываний, ни стонов, но зато отлично видела, как задрожали ее худые плечи, контуры которых так ясно очерчивало мокрое полотенцем, прилипшее к коже.

В этот момент я почувствовала себя на удивление мерзко. Появилось такое ощущение, будто я намеренно навредила девушке… я ведь знала, что она полезет к заинтересовавшим ее вещицам, такой уж у нее характер: запретили трогать, значит обязательно нужно сделать на зло!

Чувство вины, как сама неизбежность, не заставило себя долго ждать.

Встав с бортика бассейна, я накинула на плечи белое полотенце, приготовленное Раф для меня, и присела на лавку рядом с девушкой.

— Зато не лысина… — тихо говорю, пытаясь утешить ее.

— Не лысина!… - воскликнула она сквозь плач и злобно посмотрела на меня покрасневшими от слез глазами. — Ты ничего не понимаешь!

— Ну и чего же я не понимаю?

— Я… Я… Я эти волосы последние восемь лет растила!

— Заново отрастут, — пожимаю плечами.

— Они и отрастали заново! — всхлипнула девица. — Когда я уезжала из семьи, у меня была косица до пола, как у мамы! — так многозначительно, так жалобно и с таким детским обожанием было произнесено последнее слово, что мне окончательно стало жалко Раф. — Но потом Истэка случайно поджег мне волосы вечным огнем и, спасая меня от сгорания заживо, отрезал их! Отрезал так, что я всю юность ходила, как мальчишка! И вот, только недавно длинна, наконец, дошла до пояса… А тут ты со своей гадостью! Я опять уродина!

— Брось, я уверена, короткая стрижка пойдет тебе гораздо больше, — тихо бормочу, прекрасно понимая, что мой жалкий лепет никак не утешит девушку.

— Не пойдет! — возразила Раф, всхлипнув. — Ты видела Кудеяра! У него такие прекрасные волосы… я всю жизнь хотела такие же! Длинные, густые, которые даже ножом так просто не срежешь. А у нашей мамы? Она была настоящей красавицей! Ее волосы были когда-то черные, но быстро поседели… Они так переливались, как будто расплавленное серебро струилось по ее плечам! Даже сенари восхищались ей! Я помню, как часто они с отцом сидели в саду, как он любил касаться пальцами, переплетать эти серебристые пряди, называя маму прекраснейшим существом на свете… — судорожные всхлипывания вновь прервали рассказ Раф. Девушка через силу уняла плач и, утерев слезы, продолжила. — Мне всегда хотелось быть, как она… но я даже не ее дочь! Приемыш! Длинные черные волосы, пожалуй, все, что делало меня хоть немного похожей на нее… А теперь вот… что это такое? — с отвращением коснулась уже почти высохших после купания волос. Теперь они были по плечи, пряди оказались немного рваными… эдакая прическа неформалки из моего мира. — Если бы она это видела, она была бы в ярости! Мама всегда говорила, что женщины с короткими волосами — это какие-то недомужчин… уродины, не знающие, кто они такие есть…

Не нужно было быть женским психологом, чтобы понять, что у бедняги началась истерика. Мне, конечно, было не понять, чего такого серьезного произошло, но искренние слезы Раф свидетельствовали тому, что для нее это все было очень важно.

После того, как я подумала об этом, мне сразу вспомнился Леопольд, который тоже носится со своей косицей, как курица с яйцом, и каждый раз бледнеет при виде ножниц. Возможно, суровая царица Охмараги учила свою приемную дочь тому же, чему Тома в свое время учила сына: волосы состригать нельзя ни под каким предлогом.

Хотя, даже если это так, истерика у Раф наверняка началась вовсе не из-за внезапной стрижки. Возможно, дело куда серьезнее…

И тут меня понесло.

В голову мне пришла мысль о том, что, возможно, не просто так Раф старается подать себя, как злобную и независимую стерву. Может, у нее какие-то личные проблемы и терзания, которыми она ни с кем не может поделиться? Иначе чем объяснить этот неожиданный поток откровений?… Хотя даже если такие проблемы правда есть, то это определенно не мое дело… Не стоит в это лезть, задом чую!…

Разум начал было просыпаться в моей голове, но потом я случайно посмотрела на Раф… Ее худенькие плечи по-прежнему вздрагивали, тощая, немного костлявая фигурка, едва закрытая промокшим полотенцем, казалась очень хрупкой в такой скрюченной позе…