– Всё нормально, – ответила Мари и похлопала себя по пухлому карману. – Зато я нашла трёх слизней, пока мы ждали.

Почему она ведёт себя так, как будто всё прекрасно? Всё было совсем не прекрасно. Совершенно наоборот!

Великуры стремительно подрастали в ванной. Аннешка обосновалась в их мире. А теперь за ними следит Аннешкин шпион, или телохранитель, или кем там был этот загадочный тип.

Но при этом Имоджен не хотела признаваться в том, что она продолжает собирать сведения об Аннешке и что видела этого мужчину в Интернете. Возможно, она всё-таки обозналась. На свете, наверное, миллионы мужчин с бритыми головами и бородками. Может быть, это был не он.

– Надеюсь, Марк не на трассе в Крикли-Чейз, – процедила мама. Она крепко впилась руками в руль. – Конечно, это хорошо, что он увлечён велоспортом, но как насчёт его обязательств перед нами?

– Я всё равно не хотела ехать на его дурацкой машине, – с неожиданной для себя резкостью выпалила Имоджен.

В последнее время она привыкла доверять Марку. Но быть забытой оказалось очень неприятно.

В течение дня мамино настроение только ухудшалось. Марк не давал о себе знать до позднего вечера, и мама в бешенстве заваривала чай. В бешенстве мяла картошку в пюре.

– Мне кажется, мама воображает, что картошка – это голова Марка, – прошептала Мари.

Марк вернулся, когда уже совсем стемнело. Имоджен услышала звук его машины, когда чистила зубы. Она сразу узнала вальяжный рокот мотора и мягкий хлопок закрывающейся двери.

Великуры храпели в ванне. Шаги Марка захрустели по дорожке.

Показалось Имоджен или его походка стала медленнее? Наверное, он понимал, что его ждут неприятности – может быть, поэтому и не спешил домой?

На мгновение Имоджен посочувствовала Марку. В гневе мама могла быть ужасна.

Но Имоджен подавила мимолётную жалость, сплюнула зубную пасту в раковину, закрыла тюбик и убрала зубную щётку в ящик, в котором они теперь прятали свои вещи от Фриды и Фреда.

Марк бросил Имоджен и Мари в театральном клубе. Из-за этого их едва не похитил лысый мужчина. Что бы ни сказала ему мама, он это полностью заслужил!

Когда девочки залезли в кровать Имоджен, внизу раздались голоса. Они становились всё громче и громче.

– Нет, я не развлекался, – говорил Марк. – Я занимался горным велоспортом, Кэтти. Надеюсь, мне позволено иметь собственные увлечения?

Ответ мамы прозвучал неразборчиво. Имоджен ясно расслышала только одно слово: «ДЕВОЧКИ».

Казалось, спор длился бесконечно. Имоджен и Мари очень тихо лежали под одеялом, объединённые одним желанием: «Пожалуйста, пусть мама и Марк не расстанутся».

Глаза Имоджен были закрыты, но уши она не могла закрыть. Сейчас всё было совсем не так, как с прошлыми мамиными увлечениями. Не как с Гэвином или Россом. Тогда Имоджен была только рада, что эти отношения в итоге заканчивались. Но Марк стал частью семьи. Если он уйдёт, вместе с ним уйдёт и частица самой Имоджен.

Через несколько минут на лестничной площадке послышались шаги, потом в дверь спальни постучали.

Мари юркнула под одеяло.

– Да? – откликнулась Имоджен.

Дверь открылась, в спальню хлынул свет с лестничной площадки. Имоджен сразу узнала силуэт на пороге.

– Привет, – прошептал Марк.

Имоджен потёрла глаза и попыталась насупиться. Она больше не сердилась, а была просто рада, что он решил остаться.

– Можно войти? – спросил Марк.

– Наверное, – ответила Имоджен.

– Я просто хотел извиниться… за то, что бросил вас. Честное слово, это больше не повторится.

Имоджен улыбнулась.

– Лучше даже не пытайся, – откликнулась Имоджен, подражая маме.

– Где ты был? – спросила Мари. – Почему не приехал за нами?

Только теперь Имоджен впервые как следует посмотрела на своего приёмного отца. Её глаза привыкли к свету с лестничной площадки, а Марк подошёл ближе к кровати.

То, что Имоджен увидела, заставило её тело похолодеть.

Глаза Марка слабо светились в темноте. Это был не обычный отсвет, который появляется, когда в глазах отражается источник света. Это было свечение, идущее изнутри, как будто у Марка в голове горел огонь.

Имоджен судорожно скомкала в кулаке край одеяла.

Она вспомнила свой разговор с сестрой, состоявшийся вскоре после их возвращения из последнего путешествия. Тогда Мари сказала, что Марк изменился – что он ходит медленнее и что у него как будто светятся глаза.

В тот день Имоджен отмахнулась от слов сестры. Она решила, что Мари всё кажется, потому что ещё не пришла в себя от пережитого… Возможно, ей стоило прислушаться к сестре.

– Я просто… потерял счёт времени, – ответил Марк. Казалось, он с трудом подыскивал слова.

– Всё нормально, – прошептала Имоджен с нажимом в голосе.

Ей хотелось, чтобы он поскорее вышел из её спальни. Она ещё крепче вцепилась руками в пододеяльник.

Мари, лежавшая рядом с ней, застыла.

– Вы же знаете… – запинаясь, сказал Марк. – Я не хотел… – Он снова запнулся. – Честное слово, вы мне очень дороги… вы обе…

– Мы знаем, – сказала Имоджен. Теперь она уже отчётливо чувствовала это – запах только что зажжённой спички. – Мы устали, Марк… ладно? Спокойной ночи.

Она легла и натянула одеяло до самого подбородка. И только услышав, как шаги Марка медленно удаляются прочь, она позволила себе выдохнуть.

– Ты видела? – еле слышно прошептала Мари.

Имоджен чувствовала, что тонет… тонет, тонет. Она знала, что это было. Она узнала приметы.

Это был запах йедлика.

Другим вечером, в другом мире, другой ребёнок тоже пытался уснуть.

Миро лежал, свернувшись калачиком, на огромном глянцевитом листе. Он плыл вниз по течению реки Певны. Это было на следующую ночь после поединка, и воспоминания о поражении крутомужа были ещё свежи в его памяти.

Победитель…

Так его называли.

Победитель. Герой Воднислава.

Река несла Миро сквозь тьму – прочь от водного дракона и от места, где он вступил в поединок с крутомужем, прочь от Подхализля, советника Миро, прочь от его трона и его народа.

Его народа…

Эти слова кольнули Миро. Он всегда думал, что «его народ» – это те люди, которыми он правит.

Но Миро не хотел быть королём Ярослава. Он не хотел жить в особняке Подхализля и жениться, «когда настанет срок». Он не хотел провести долгие годы в зеркальном тронном зале.

Миро надеялся, что со временем Подхализль его поймёт. Он должен был покинуть Ярослав. Там у него больше ничего не осталось. Кроме того, Миро был не только из Ярослава. Его мать родилась и выросла где-то в другом месте…

Вода бежала под огромным листом кувшинки, и Миро старался не думать об этом; старался не думать о скользких угрях, о водорослях и о том, что будет, если лист порвётся.

Конья, гигантская волкокошка, пошевелилась рядом с ним. Снеголика лежала в самом центре листа и всматривалась в темноту каждым дюймом своего пушистого тела. Её уши наклонялись то в одну сторону, то в другую.

На другой стороне листа лежала принцесса Казимира. Несколько часов назад она перестала рыдать и звать своего папочку. Теперь она тихо всхлипывала и дрожала под гигантской грудой своих оборок и бантиков.

Миро сжался в клубок ещё сильнее. Он тоже начал мёрзнуть. После поединка он выбросил свои доспехи и теперь остался только в рубашке, брюках и сапогах.

Его народ…

Его народ…

Что это значит?

Миро закрыл глаза.

Его родители были мертвы. Их убили много лет назад, когда Миро был совсем маленьким, и он остался на попечении своего дяди. Но теперь дядя Дракомор – последний родственник Миро по отцовской линии – тоже был мёртв, и Миро остался совсем один.

Долгое время он убеждал себя, что это уже навсегда.

Подхализль тоже так говорил. Но когда Миро однажды пристал к нему с расспросами, он проговорился, что мать Миро была «из дальних краёв». Миро не понравилось, как Подхализль говорил об этом. Это заставляло Миро чувствовать себя оторванным от самого себя.