Но перед тем, как начать свои расчеты, она зашла к Валентину Ильичу:

— Тут люди Губкина сказали, что нашли огромное газовое месторождение.

— Я слышал, а у тебя на него уже есть какие-то планы?

— Есть, но не такие, о каких вы подумали. То есть и такие есть, однако девяносто восемь процентов газа там — чистый метан, мне для химии просто столько не нужно. А еще я абсолютно уверена, то геологи нашли там далеко не все, так что появляется смысл протянуть трубу оттуда аж до Москвы. Если московские электростанции перевести на газ, то насколько в столице воздух чище станет!

— И ты предлагаешь НТК этим заняться?

— Нет, этим и без нас найдется кому заняться. Но мы просто должны заранее все вспомогательные вопросы решить, чтобы когда те, кто этим займется, к нам прибегут, мы бы не стали суетиться в режиме лошадки, у которой скипидаром под хвостом намазали.

— Поясни.

— В СССР никто не делает трубы для таких трубопроводов. А трубы нужны будут не самые простые. Какие именно — об этом пусть специалисты вам расскажут, а вы пока подумайте, где взять нужные для производства труб станки, откуда металл для них брать…

— Ты считаешь, что я должен все бросить и этим заниматься?

— Да, считаю. Там нашли примерно миллион тонн топлива, которого в стране остро не хватает. И для получения которого нам будет достаточно просто кран открыть. Еще найдут — в чем сомнений у меня нет — раз в десять больше, а может и в пятьдесят. Да, если газ в Москву качать задумают, то потребуются еще и насосы…

— Ты сама все время говорила, что инициатива наказуема. Я сейчас приказ напишу о том, что тебе поручается этим заняться — и, раз уж ты так хочешь, то сама все эти вопросы и решай. У нас, если ты не знаешь…

— Война на носу. Знаю. И тем более нам важен этот газ…

— А ты думаешь, что если скоро война, то мы успеем до Москвы трубу протянуть?

— Думаю, что не успеем — но это мое личное и ничем не подкрепленное мнение. Но хорошо… Приказ по НТК будет?

— Перебьешься. Никакого приказа, а будет постановление ГКО. Да, забыл тебя поздравить…

— И с чем на этот раз?

— С назначением тебя на должность заместителя председателя ГКО. По совместительству. А ругаться по этому поводу иди лично к товарищу Сталину! У тебя всё?

— Почти. Жалко, что я не знаю слов, которыми на такую новость реагировать положено…

— И не знай дальше, маленькая еще. Да, теперь тебе положен еще и персональный самолет.

— Вот спасибо!

— Но летать тебе на нем запрещено, — впервые за все время разговора улыбнулся Валентин Ильич. — Тебе теперь вообще летать запрещено, как и мне, и Лаврентию Павловичу…

— Но он же летает!

— Ты у него узнай те слова, которые не знаешь, они в обходе разных запретов, говорят, помогают. А об остальном сама подумай. Свободна! Да, я на всякий случай сообщаю: отвлекать тебя от занятий в университете я запретил. То есть не запретил, а договорился, что тебя до конца сессии особо дергать не будут. Но если что…

— Вы мне этого не говорили, знаю. И про слова специальные — тоже. Извините, что побеспокоила.

— Правильно Лаврентий Павлович говорил: мало тебя в детстве пороли — а теперь уже поздно. Ладно, иди уже…

Двадцать восьмого мая в Белостоке состоялся очень странный праздник: День сжигания шпалы. Праздник был очень «профессиональный», строго для железнодорожников — которые в торжественной обстановке на площади перед вокзалом сожгли последнюю деревянную шпалу, снятую с железнодорожного пути. На самом деле это была, конечно, не самая последняя шпала, но на магистральных железных дорогах Белоруссии больше деревянных шпал не осталось, всё заменили на бетон. Двадцать седьмого так же в торжественной обстановке сожгли по шпале в Ровно и в Луцке — но там это были областные праздники, а теперь «бетонирование» железных дорог завершилось во всей республике.

Пантелеймон Кондратьевич на торжество приглашал и Лазаря Моисеевича, но у наркома и без этого, сугубо локального мероприятия, дел хватало, так что поджигать последнюю шпалу выпало Первому секретарю Белоруссии — а пока она горела, товарищ Пономаренко вручил большой группе железнодорожников специально к этому дню отчеканенные медали. И, как он с внутренней усмешкой для себя отметил, на медалях не было традиционного для железнодорожной символики паровоза: вместо него лицевую сторону медали украшало изображение электрического локомотива. Получилось символично: в республике еще ни одного километра путей не электрифицировали, но медаль намекала, что ждать электрификации республиканских дорог осталось недолго.

Шпалы на дорогах республики поменяли вообще-то по инициативе Лаврентия Павловича Берии, который — еще когда самого Пантелеймона Кондратьевича утверждали на должность Первого секретаря — объяснил ему важность такой работы:

— Существует хотя и небольшая, но вероятность того, что враг может оккупировать часть советской территории. Но если шпалы будут бетонные, враг не сможет воспользоваться нашими железными дорогами: мы-то сумеем увести весь подвижный состав, а перешить колею уже будет практически невозможно…

И наконец все железные дороги республики стали «неперешиваемыми», ну а то, что и обслуживать эти дороги стало проще и гораздо дешевле — это был дополнительный бесплатный подарок. То есть все же не бесплатный, ведь на обновленных дорогах пришлось практически весь балласт поменять — а везли почти весь щебень для нового балласта аж из Саамо-Финской республики. Шестнадцать тысяч эшелонов только щебня для этого балласта, а уж сколько камня пришлось везти для производства бетона для шпал! И не только для шпал, но два карьера в Ровенской области гранитного щебня уже давали достаточно для большинства новых строек. Почти достаточно. И могли бы даже больше дать — но…

Местное население не желало наниматься на работу. Причем — на любую работу. В городах еще не было такого откровенного нежелания работать на советских предприятиях, а вот сельские жители… Сам Пантелеймон Кондратьевич искренне считал, что Луцкую и Ровенскую область ему дали «в наказание за грехи» — настолько с ними было все непросто. Области присоединили к Белоруссии просто потому, что местная трасянка была, по мнению кого-то в правительстве, ближе к белорусскому языку, нежели к украинскому — но это, как он подозревал, было лишь предлогом, а на самом деле они стали частью Белоруссии для того, чтобы республика навела здесь порядок. И наводить его приходилось иногда и довольно жесткими методами — а что прикажете делать, если селяне просто убивают присланных в школы учителей? Хорошо еще, что КГБ в расследовании всяких преступлений сильно помогало, но вот как следователи КГБ выясняли, кто, допустим, обокрал сельский магазин, он иногда просто не понимал…

Но очень хорошо понимал, что проводимая главным образом силами НТК электрификация республики исключительно важна. И всеми силами помогал — как руководитель республики — строительству сразу четырех ГЭС на Двине. Хотя с этими электростанциями поначалу получилось… не очень хорошо. Проектирование было поручено Ленгидэпу — и по их проекту возле Витебска должно было раскинуться море в тысячу квадратных километров. Руководство НТК проект рассмотрело — и Ленгидэп из работы был полностью исключен, остальные три его проекта даже рассматривать не стали. И Витебская ГЭС теперь строилась по шведскому проекту, Верхнедвинская и Полоцкая — по проектам Мосгидэпа, а четвертую станцию проектировал даже не проектный институт, а Новосибирское управление «Энергострой»: после завершения строительства Новосибирской ГЭС там было создано отдельное проектное подразделение, которое небольшие ГЭС на Урале, в Сибири и Забайкалье разрабатывало (и строило). В Белоруссии станцию строили уже «местные кадры», хотя, откровенно говоря, начальник строительства стал местным всего-то меньше года назад, сманенный в Минск как раз из Новосибирска лично Пантелеймоном Кондратьевичем…

Но даже сотни Двинских мегаватт, которые к тому же и появятся в республике хорошо если через год, а то и через два, было крайне мало, так что основной упор в республике делался на электростанции тепловые. Пантелеймон Кондратьевич, сам в энергетике разбиравшийся более чем неплохо просто в силу профессионального образования, смог «умыкнуть» у Лазаря Моисеевича сразу три «железнодорожных» электростанции по тридцать мегаватт — и они весной сорок первого уже заработали. Правда, с котлами для этих электростанций возникли большие сложности: их изначально предполагалось топить торфом, однако по неведомым причинам НТК такой проект зарубил — и институт профессора Рамзина разработал новые котлы, на этот раз «дровяные». Котлы оказались очень непростыми: оказывается, топить электростанции дровами, причем электростанции достаточно мощные, очень непросто — и в результате эти котлы специалисты Энергетического института только налаживали больше года. Но все когда-нибудь заканчивается — а если работу не только руками выполнять, но и голову к ней приложить, то заканчивается все хорошо.