— Итак, молодые люди, вы уже и сами, я надеюсь, заметили, что радиоактивный изотоп извлечь довольно легко. То есть довольно легко получить углерод, в котором этого изотопа становится в двадцать раз меньше, чем в исходном образце. И у нас остаются только две мелкие проблемы: первая заключается в том, что обедненного гадостью углерода у нас получается лишь половина от исходного объема, а вторая проблема заключается в том, что я вообще пока не представляю, как получить углерод, в котором четырнадцатый изотоп составлял бы процентов хотя бы девяносто.
— Но ведь если реакцию провести несколько раз…
— Поэтому-то вы и стали у меня аспирантами, раз головы у вас еще думать не разучились. Вот когда вы поставленные проблемы решите — а размер проблемы весьма велик, ведь переработать нам предстоит десятки, если не сотни тонн такого графита — то вряд ли вы сможете получить степень кандидата наук. Придется вам сразу в доктора перепрыгнуть, причем, я сильно подозреваю, в процессе этого перепрыгивания вы еще будете позвякивать повешенными вам на грудь орденами. Многочисленными орденами, хочу особо отметить. Так вот, отдельно хочу предупредить: радиация организмам не полезна, так что если кто желает детьми обзавестись… именно поэтому девушек в вашей группе не будет, а вот вам вопросами деторождения нужно будет заниматься не раньше, чем через три месяца после прекращения близкого знакомства с этим углеродом.
— Тогда вопрос, Вера Андреевна, а куда четырнадцатый девать после того, как мы его изолируем?
— Правильный вопрос, но ответ на него несложный. Откуда четырнадцатый берется, вы в курсе?
— Ну… да. Мы же все подписки давали.
— Вот и отлично. Берем четырнадцатый, помещаем его туда же, откуда он взялся — и получаем пятнадцатый, который через пару секунд превращается в простой азот. Есть, конечно, вероятность, что мы получим шестнадцатый — но и он, даже если станет шестнадцатым азотом, вероятность чего составляет лишь один процент вероятности, через десяток секунд превратится в обычный кислород. Но это уже будет не вашей заботой, от вас мне нужно получить максимально чистый четырнадцатый углерод…
— Понятно, только один вопрос: а мы успеем? Нам же в аспирантуре всего два года учиться осталось.
— Куда вы денетесь? Есть подозрение, что эти графитовые реакторы еще лет двадцать работать будут без остановки, а то и пятьдесят, так что вас никто не торопит. То есть сделаете быстрее — будете молодцами, а еще будете руководителями профильных институтов. Потому что там, я думаю, одним углеродом дело не обойдется…
— А что у нас будет следующим? Ну, после углерода.
— Мальчик, ты кого спрашиваешь? Нынешние ректоры всего-то меньше пяти лет работают, и что там может получиться, никто вообще не знает. Так что… да, пока ваши дети школу не закончат, изучать, что еще в реакторах возникает, я вам запрещаю. Вопросы есть?
— Есть. А ордена нам какие вешать будут?
— Если вы мне предоставите углерод с чистотой в две девятки, то ордена Ленина я вам выдам…
— Молодые люди, — подтвердила Верины слова зашедшая в этот момент на кафедру Саша Новосёлова, — я не знаю, что она от вас хочет получить, но если она обещает какую-то награду, то вы ее точно получите. Я по себе знаю, хотя поначалу на ее обещания и внимания не обращала…
С Лаврентием Павловичем Вера после той встречи в Кремле вообще не пересекалась никак: сосед дома если и появлялся, то лишь поздней ночью, а большую часть времени вообще проводил в командировках. По решению ГКО мало того, что всех пограничников передали в КГБ, так еще и всю западную границу теперь прикрывать вторым эшелоном должны были не части РККА, а все те же дивизии КГБ. Которых к весне сорок первого было уже сформировано тридцать шесть штук, и это не считая отдельных подразделений ПВО, в которых насчитывалось четырнадцать только истребительных полков. В которых тоже была проведена серьезная реорганизация: четыре полка были полностью укомплектованы реактивными машинами Сухого, а остальные — истребителями И-14 уже девятого типа. Внешне они почти от прежних типов не отличались, вот только собирались они почти полностью из «черного текстолита», и за счет гораздо меньшего веса и боеприпасов тащили с собой больше, и летали дальше. И — быстрее летали, в форсированном режиме самую малость не добирая до семисот километров в час.
А турбированные моторы позволяли им и очень высоко летать, и четырнадцатого апреля пара этих истребителей сбила на подлете к Минску удивительный немецкий самолет BV 141, вроде бы спокойно летевший на высоте в десять километров. Немцы, естественно, устроили по этому поводу истерику, заявив, что летчики сбитого самолета просто сбились с курса и советская сторона должна бы просто предупредить этих самых летчиков, что они не туда случайно залетели, однако товарищ Молотов претензии немцев отмел:
— Ваши летчики сами виноваты, залетели в зону проведения наших учений. А советские летчики еще неопытные были, приняли ваш самолет за мишень, тем более что на вызовы по радио они вообще не реагировали…
На вызовы советских служб управления полетами немцы действительно не реагировали, однако, как было доложено Лаврентию Павловичу, радиообмен со своими они все время поддерживали. И почти наверняка успели сообщить, что именно их сбивает…
— Я думаю, что Вячеслав правильно немцам ответил, — сказал Иосиф Виссарионович, когда Берия доложил ему об инциденте. — А о том, что немцы успели своим сообщить о наших истребителях… нам об этом волноваться точно не стоит. Немцев же из пушек сбивали?
— Из пушек.
— Значит, никаких особых тайн они своим передать не могли. Ну а то, что наши истребители спокойно поднимаются на высоту в десять километров… я даже надеюсь, что об этом немцы своим сообщить успели. Лишний повод нас по крайней мере опасаться у Гитлера будет.
— А если не успели сообщить?
— Если не успели? Тогда… ты как смотришь на то, чтобы устроить в Белоруссии небольшие маневры? И мы на них можем пригласить иностранных наблюдателей. Много мы им, конечно, показывать не станем, но вот всякие такие мелочи…
— И-14?
— И да, если сможешь, то устрой утечку информации о том, что в эти машины мы вместо бензина льем чистый этот… как его, МТБЭ.
— И зачем? У него же октановое число под сто тридцать, на нем моторы с такой компрессией можно сделать…
— Мне Вера Андреевна растолковала: да, октановое число важно. Но вот энергии в этом эфире куда как меньше, чем в бензине. Про МТБЭ немцы наверняка уже знают, наверное уже десять раз проанализировали тот бензин, который им Вера подсунула. Но вот про то, что мотор на этом эфире будет вдвое слабее бензинового, скорее всего они еще не знают.
— Так ведь узнают скоро!
— Узнают, потратив много времени на изготовление нужного мотора и выработку эфира. Много времени и средств.
— Разве что так. Но раньше, чем через неделю мы немцам эту секретную информацию подсунуть не сможем!
— Через неделю после завершения маневров, ты понял?
— Чего уж тут непонятного… сделаем. Вот за что Старуху люблю, так это за тихие гадости, которая она врагам нашим устраивает. И ведь не придерешься, она все честно делает!
— А чем она сейчас занялась? Мне сказали, что в университете ее уже вторую неделю не видели…
Глава 21
В университете вторую неделю никто не видел не только Веру: Александра Васильевна Новосёлова тоже «куда-то пропала». То есть обе женщины пропали, хотя почти каждый на их кафедрах знал, что они «уединились» на Лабораторном заводе. С толпой разных инженеров «уединились», и в одной из лабораторий завода (точнее, в коридоре у двери в лабораторию) шум стоял как на каком-нибудь митинге к годовщине революции. По крайней мере криков «ура» там звучало не меньше…
На кафедру к Вере Саша зашла не просто со скуки, а чтобы сообщить о том, что из Красноярска привезли образцы нужного кремния и можно было начинать следующий этап очень непростой исследовательской работы. Правда, когда химики подошли к двери лаборатории, в которой теперь лежали упомянутые «образцы», Саша все же спросила:
