— А почему на Уралмаше случилась перегрузка? Ведь там…
— Так на электростанции один агрегат был выведен на планово-предупредительный ремонт, а на еще одном было аварийное отключение — и заводу сообщили о снижении доступных лимитов. Но там наше предупреждение проигнорировали, так что мы теперь просто вынуждены сами таких потребителей отключать. И сейчас я заранее всех предупреждаю: такое отключений теперь будет производиться автоматически, пытаться как-то договариваться с диспетчерами и склонять их к противоправным действиям вообще будет бессмысленно.
— А если все же возникнет необходимость…
— Не возникнет. Мы с Глебом Максимилиановичем подсчитали, что даже если тогда на Уралмаше все их печи из-за отключения энергии закозлились бы, то ущерб стране получился бы гораздо меньший. Но тогда системой управляли диспетчера вручную…
— А у вас есть предложения, как и перегрузки электросетей избежать, и все же заводам сохранить возможность бесперебойной работы. Ведь если авария случится на заводе… ну, хотя бы на одном из заводов Веры Андреевны…
— А на ее заводах как раз такие ситуации исключены. И наша автоматика построена как раз с учетом работы защитной автоматики химзаводов.
— А подобную систему, которая исключает…
— У Веры Андреевны все химзаводы обеспечены собственной генерацией, причем с приличным запасом. И запас в мирное время они отдают в общие сети — но если в сетях возникает перегрузка, то электростанции химзаводов просто эту сеть отключают: ведь если у них авария на производстве произойдет, то все вообще взорваться может! У нас, в общей электрической системе, просто нет таких резервов мощности, которая задействована на химпроизводствах… пока нет. Вот когда мы все же закончим работы по созданию единой энергосистемы Урала, то решать проблемы перегрузок будет проще — но на это у нас еще минимум два года уйдет. И, повторю вслед за Верой Андреевной, быстрее это сделать не получится ни при каких условиях…
Дальше пошло обсуждение уже других вопросов, а сидящий рядом с Верой Валентин Ильич тихо у нее спросил:
— Вера, а как-то с электричеством Леткову помочь… с Асей ты через Марту договориться никак не сможешь?
— Не о чем договариваться: мы уже законтрактовали все производственные мощности шведов на пару лет вперед. И они эти два года будут делать исключительно гидроагрегаты малой мощности, из которых половину мы у саамов по речкам расставим. Вот если получится эти электростанции в единую сеть объединить, то можно будет их через Выборг к Ленинграду вывести и весной и летом в Ленинградской области определенный запас по мощностям появится. Но вы сами-то прикиньте, сколько ЛЭП в Саамской области тянуть придется, а ведь еще и финики к этой сети подключиться мечтают.
— Пока только мечтают, но если правительство примет их предложение о включении Финикии в состав Советского Союза…
— А разве они уже запросились?
— А ты откуда… ты и это в своих планах просчитать успела⁈
— И не надо так орать. Это же очевидно было: если уровень жизни в Саамо-Финской области уже вдвое выше, чем в Финляндии, а границы у нас с ними довольно условны… Сколько за прошедший год финнов к нам на заработки перебралось? И ведь обратно большинство из них возвращаться точно не собирается, а в правительстве там люди не самые глупые… нацистов-то еще финнобольшевики зачистили, а кого не успели, те уже очень далеко убежали. Правда, я бы их предложения очень внимательно рассмотрела бы: а то вдруг они за присоединение к СССР слишком много запросят…
— Пока они попросили только рассмотреть, как написано, только теоретическую возможность проведения предметных переговоров.
— И что?
— Рассматриваем… много сейчас таких просителей.
— Салчак Тока? Чойбалсан? Еще кто-то?
— А ты откуда про товарища Тока знаешь?
— Рассказы он интересные пишет…
— А ты и тувинский язык знаешь⁈
— В русском переводе понимаю без словаря.
— А я уж испугался, что рядом с тобой сижу, а не у ног твоих в почтении валяюсь… ладно, давай послушаем, что товарищ Микоян нам насчет продовольствия расскажет…
Когда около семи вечера заседание закончилось, Вера хотела «примазаться» к Берии: утром в Кремль ее Витя подвез, так как машину в Кремле на подобных собраниях ставить было практически некуда, а ждать вечером «развозную» было и долго, и «неприлично»: ей до дому пешком, причем очень неспешно, можно было минут за пятнадцать дойти. То есть теоретически можно было, однако ходить по Москве просто так ей было запрещено. И пока она раздумывала о том, как ей добраться домой, к ней подошел Иосиф Виссарионович:
— Вера Андреевна, я вот о чем вас спросить хотел. Вы, конечно, только вскользь упомянули, но ведь у вас все предприятия, даже барабанная фабрика ваша, устроены так, что в любой момент они переключатся на производство военной продукции. А ведь это очень заметные дополнительные расходы, которые вообще никак не окупаются…
— Не окупаются, но эти расходы абсолютно необходимы. Потому что впереди нас в любом случае ждет война.
— Вы считаете, что война с Германией неизбежна?
— Ну, война с Гитлером была бы оптимальным вариантом…
— То есть вы считаете, что для нас война с Германией является оптимальным…
— Не для нас, а для тех, кому такая война необходима. И поэтому в Германии сейчас идет ускоренная милитаризация, причем, если внимательно посмотреть, главным образом не за собственный счет.
— Вы можете поподробнее…
— Могу, но не сейчас. Сейчас все по домам спешат, чтобы в спокойной обстановке еще раз обдумать, чем им уже завтра придется заниматься. В любом случае война зимой скорее всего не начнется, так что времени у нас достаточно. То есть достаточно, чтобы я свои мысли по этому поводу могла правильно сформулировать, а у вас — чтобы мы могли все это неторопливо и вдумчиво обсудить. Давайте, где-нибудь сразу после Нового года?
— Вы уверены, что это действительно… не срочно? Ну хорошо, после Нового года я вам позвоню, договорюсь о такой… неспешной и вдумчивой беседе.
Товарищ Берия к товарищу Сталину приехал около девяти часов. Иосиф Виссарионович уже подкрепился, но у Лаврентия Павловича спросил:
— Голодный?
— Нет, спасибо, перекусил, пока документы мне готовили.
— Ну что же… — Сталин потянулся к стоящей на столе бутылке. — Попробуешь? На той неделе привезли, на этот раз действительно хорошее…
— Воздержусь. И тебе советую воздержаться… чтобы дров не наломать в сердцах.
— Даже так? Ну давай, рассказывай, что ты там накопал такого, что за дрова опасаешься.
— Тут Старуха обратила внимание… случайно, я это тоже проверил… смотри: в этом году заявлений о приеме в школу было шестьсот восемь, и из этой толпы детишек руководство школы отобрало самых, понимаешь ли, талантливых. И стало мне внезапно интересно: а кто это в нашей стране самый талантливый?
— Внимательно тебя слушаю.
— Вот список подавших заявления, двух не хватает — сказали, что утрачены, но это уже и неважно.
— Большой список, ты хочешь, чтобы я его прочитал?
— Нет, я тебе основное по списку чуть позже сообщу. А вот это список как раз самых талантливых детишек, его ты уж прочитай…
— Две фамилии кажутся знакомыми…
— Дети преподавателей консерватории, и с ними все понятно. А вот этот армянин — о нем можешь не гадать, племянник жены. А прочие фамилии тебе ни о чем не говорят?
— Пока нет, я вроде ни одной не узнал…
— И я не узнал… сначала. Тут трое… точнее двое — дети высших сотрудников наркомпроса, один — сын замнарома внешней торговли, но и на это можно глаза закрыть. Но меня уже сильно мучает вопрос: это у нас центральная музыкальная школа Советского Союза или хедер? Ведь если армянина в расчет не брать, и этих двоих тоже…
— Хм, и действительно, я как-то сразу внимания и не обратил…
— Дальше — хуже. Мои фининспектора подняли всю документацию за последние восемь лет. Окончательно там обнаглели в тридцать пятом, а с тридцать шестого даже обязательные, казалось бы, прослушивания уже проводить перестали. Списки желающих поступить и принятых у нас почти полностью составлены, сейчас у меня их группируют… по этому признаку.
