— Без финтифлюшек не получится, там же придется в обязательном порядке и методики расчетов внутренней цены продукции, которую заводы для собственных нужд производят, расписать так, чтобы места для злоупотреблений не оставить.
— Ну… этот вопрос ты с Лаврентием обсуди, он у нас по злоупотреблениям большой специалист! Месяц тебе на подготовку… а заодно подумай, кого вместо Валериана на Госплан поставить можно. Да знаю я, тебе даже предлагать должность не стану: мне в таком случае придется с тобой по три раза в день матерно ругаться.
— Вознесенского?
— Я против, — мимоходом заметил Лаврентий Павлович.
— Это почему? — удивился Сталин.
— Старуха… давно еще говорила, что его лучше сразу расстрелять и не мучиться. Причины своего мнения не сообщила — точнее сообщила, но я сделал вид, что ее вообще не слышал — но мне интересно стало…
— И к каким выводам пришел?
— Старуха была права: он даже принципов социалистической экономики не понимает. Или все же понимает, но в этом случае…
— Давай поподробнее.
— О слишком уж марксист… это я слова Старухи передаю. Оценивает экономику в соответствии с заклинаниями середины прошлого века, всё прибавочную стоимость измеряет и прибыли считает. А ведь при социализме прибавочной стоимости в принципе нет, как понятии ее нет в социалистической экономике!
— И это Старуха так говорит? Да она эту прибыль лопатой гребет!
— А она ее гребет у буржуев, по буржуйским законам. Говорит, что с волками жить — по волчьи выть, а грабить грабителей — дело богоугодное… Да ты сам с ней поспорь на эту тему!
— Не буду я с ней спорить…
— И это правильно!
— … потому что придется ее расстрелять за антисоветские речи!
— Расстрелять — да, но вовсе не её. А вот Вознесенского…
— Лаврентий, а ты говорил, что в социалистической экономике не разбираешься! — рассмеялся Струмилин. — А сам нам же и объясняешь… Но ведь в гости-то нас позвал ты не для этого. Ты мне лучше вот что скажи: пластинки-то Веры Андреевны когда купить будет можно?
Подготовка пластинок с Вериными записями к тиражированию заняла почти три недели. И такой — довольно большой для «Мелодии» — срок объяснялся в том числе и «просьбой» Иосифа Виссарионовича о том, что «страна должна знать своих героев в лицо». Для внутреннего конверта всех исполнителей (кроме самой Веры) быстренько сфотографировали, а вот с ней получилось всё гораздо сложнее. То есть ее-то сфотографировать проблемой не было — но вот помещать свою фотографию на обложку она очень не захотела. С другой стороны, против явно выраженного желания товарища Сталина не попрешь…
Однако при желании можно решить любую проблему. Вера в студии «Мелодии» сфотографировалась со скрипками, альтом и виолончелью, стоя при этом «в красивых позах» — а затем фотографы из этих фотографий сделали черные силуэты. То есть сначала черные, а при печати силуэты сделали переливающимися всеми цветами радуги — и получилось очень красиво, да и пожелание Иосифа Виссарионовича вроде как исполнили. Тот, получив, наконец, тиражный экземпляр, довольно долго смеялся, но требовать все переделывать не стал.
Но всю эту «музыку» Вера вообще не ради славы затеяла, ей гораздо важнее было показать всей стране, что музыку умеют играть не только в столице. Ну и показала, причем о возможных последствиях она даже не задумывалась. А последствия получились куда как более интересными, чем можно было ожидать.
На запись она все же пригласила почти десяток молодых преподавателей музыки из подмосковных школ, причем именно из школ музыкальных. А молодежь — она всегда старается «превзойти учителей», а тут им Вера показала новую манеру исполнения произведений очень даже классических. И всем этим молодым тоже захотелось «сделать так же» и «оставить свой след в музыкальной истории». А так как этого захотелось не им одним…
Двадцатого октября, одновременно с двумя Вериными миньонами, в продажу поступил и «гигант», на котором «Четыре времени года» Вивальди были уже записаны целиком. В том же стиле, что и Верины записи (а «Шторм» и «Зима» просто были продублированы с миньона), где все не поместившиеся на миньон части были сыграны как раз этими самыми «молодыми преподавателями» и их лучшими учениками. А еще вышел новый миньон, где на одной стороне была записана «в новом стиле» «Ода к радости», а на другой — «Полет шмеля», и все пластинки раскупались мгновенно. В особенности миньоны: все же два с полтиной куда как меньше семи рублей за «гигант», но и те на прилавках не залеживались.
Однако сама Вера радовалась вовсе не «коммерческому успеху» своих пластинок (а по новому законодательству в области авторских прав гонорары авторов и исполнителей от тиражей вообще не зависели), а тому, что музыканты из других городов и даже сел поверили в то, что «музыка не только в Москве делается» и сами стали активно стараться сделать что-то своё. Студийные магнитофоны (разной степени паршивости) уже почти во всех музыкальных училищах, выстроенных по Вериной инициативе, имелись — и на «Мелодию» просто хлынул поток «демонстрационных записей» со всей страны. Конечно, многие из них были буквально отвратительными, и не в техническом плане, а в плане мастерства исполнителей — но попадалось немало и очень неплохих вариантов. А после того, как Вера буквальны выбила из товарища Тихонова «фонды» для приглашения хороших музыкантов и целых коллективов «для записи» в Москву, Лианозовская студия вообще перешла на круглосуточный режим работы: там же записывали музыкантов со всей страны. За исключением московских, ленинградских и киевских: этих на студию не приглашали принципиально.
Однако начавший подниматься ропот столичных музыкантов как-то сразу угас уже двадцать шестого октября: товарищ Молотов опубликовал свой указ о введении платы за обучение в старшей школе и в институтах — и в столицах музыканты поняли, что на их вопли вообще никто внимания обращать не будет. Если правительство даже такую, явно население не обрадующую, меру пошло, то уж на страдания столичной богемы они внимания точно обращать не станут. Хотя… возможно тому, что на них внимания не обратят, придется и радоваться…
— Мне вот совершенно непонятно, почему все же Вера Андреевна запретила парням из «Мелодии» столичных музыкантов записывать, — то ли поинтересовался, то ли пожаловался Валентину Ильичу Иосиф Виссарионович. — Поднимать культуру на периферии, конечно, важно — но ведь и хорошее, качественное искусство народу давать необходимо…
— А она и дает именно качественное, — пожал плечами товарищ Тихонов. — Причем одновременно и дает, и поднимает. Я знаю, что ее исполнение классических произведений вам не понравилось, но, должен заметить, именно ее исполнение народ и привлекает все больше к прослушиванию классической музыки. В основном, конечно, молодежь, но и люди взрослые сейчас с большим удовольствием стали на концерты ходить музыкальные. А еще, на что я особое внимание обратил, у нас возник дефицит нот: брошюры с нотами классической музыки раскупают еще до того, как они в магазины попадают.
— Спекулянты оптом скупают, что ли? Нужно будет обратить внимание НКВД на такое безобразие…
— Никакого безобразия: сейчас КОГИЗ про предложению Веры организовал в своих магазинах подписку на разные издания, не только на ноты, а вообще на любые книги, которые они печатать собираются. Это им сильно помогает заранее потребные тиражи определять — и на ноты как раз подписка проходит особенно сильно. По крайней мере любые издания нот произведений Вивальди у них уже на год вперед распроданы, на Бетховена тоже на полгода минимум. А Вера только смеется: вот, говорит, выйдет пластинка Пахельбеля — и вообще всех немцев народ на два года вперед раскупит. Деньги-то небольшие, но видно уже: люди сами хотят такую музыку играть научиться.
— Небольшие — это сколько?
— Действительно небольшие. Подготовка тиражей обходится, конечно, немало — но распределять эти расходы на пару тысяч экземпляров или на пару сотен тысяч — разница в цене очень заметная. Сейчас последнее издание «Времен года» того же Вивальди в продажу поступит по двадцать пять копеек, потому что заказов на него — причем заказов уже оплаченных — поступило в КОГИЗ на двести с лишним тысяч экземпляров.
