Впрочем, среди «перемещенных лиц» имелись и весьма востребованные специалисты: те же врачи, например — но они «давно привыкли» медицинские услуги оказывать за очень немаленькие деньги, так что даже среди врачей удалось «пристроить к делу» всего пару сотен человек. Но эти врачи хотя бы польский язык знали — а большинство из столь внезапно «доставшихся» Советскому Союзу евреев только на идише говорить умели, что тоже создавало очень много проблем. Впрочем, проблем в СССР и без этого «пополнения» хватало, но все проблемы как-то решались. И иногда «решались сильно заранее».
Неизвестно, как Вячеслав Михайлович договаривался с папой, но эти договоренности точно очень много потенциальных проблем ликвидировали в зародыше — а вот фашистам проблем добавилось. Из чуть менее двух с половиной тысяч депортированных ксендзов почти две сотни итальянцы сразу передали в Германию (очевидно, что этих немцы специально заранее увозить к себе не стали, имея в виду использовать их против СССР), но когда выяснилось, что там они гадить больше не смогут, решили их на территории генерал-губернаторства использовать «по назначению». А вот с остальными…
Польское католичество к Пию XII относилось весьма враждебно, в особенности после того, как папа оккупацию Польши Германией в целом одобрил. И поэтому самому папе такой «подарочек» оказался совершенно не нужен. Тем более не нужен, что почти все эти ксендзы исключительно по-польски разумели, так что даже пристроить их в какие-то итальянские церкви или в монастыри было невозможно. Так что по договоренности с Муссолини попиков решили срочно обучить итальянскому, а затем распределить в армию на должности «ротных капелланов» — чему сами поляки были совсем не рады. Но у Муссолини хрен забалуешь: тех, кто отказывался от столь лестного предложения, просто распихивали по тюрьмам, причем Пий их еще и сана при этом лишал, так что даже среди итальянских уголовников они становились париями: убежденные католики, они считали расстриг вообще отбросами. На это накладывалась и воспитываемая уже много лет ненависть к любым неитальянцам, так что поляков в тюрьмах за людей никто не считал. Поэтому и «отказников» — после того, как пару десятков человек «отправили на перевоспитание» — оказалось очень немного — но чтобы обучить языку пару тысяч не привыкших по-настоящему трудиться персонажей — пришлось довольно прилично потратиться…
Хотя все эти проблемы Советского Союза как бы и не касались… как бы: оставшаяся на новой территории часть польского населения высылкой ксендзов была очень недовольна. Пока это недовольство наружу вроде и не выплескивалось, но Лаврентий Павлович считал, что это — всего лишь вопрос времени. Даже при том, что высылку ксендзов провели по его настоянию.
— Я не сомневаюсь, что пользы от того, что мы не дали возникнуть на нашей территории паре сотен фашистских диверсионных организаций — а католические церкви, втайне агитирующие против Советской власти, я иначе и рассматривать не могу — гораздо больше, чем потенциальный вред от недовольства польских крестьян, — высказал он свое мнение на очередном совещании по вопросу интеграции новых территорий. — Однако мы и с этим недовольством бороться обязаны, причем всерьез бороться, пока оно не выплеснулось в виде бунтов.
— Мы здесь сегодня собрались, чтобы обсудить конкретные предложения, а не заниматься пустопорожней агитацией, — заметил Иосиф Виссарионович. — Конкретные предложения у тебя есть?
— Есть. Но сначала я предлагаю обсудить предложения моей соседки.
— Ей что, больше заняться нечем? Она же должна с ребенком сейчас сидеть и вообще из дому не высовываться!
— А она говорит, что кормление младенца успокаивает и склоняет к размышлениям на тему счастливого будущего, — улыбнулся Лаврентий Павлович. — И ее предложения особо глупыми я назвать не могу, а вот насколько они умные…
— Если ты считаешь, что мы время все же зря не потратим… излагай.
— У меня тут все записано, сейчас… — Берия достал их кармана небольшой блокнотик, — но все же прошу учесть, что она у нас в контрах числится и сама об этом знает. Значит так, пунктом первым она предлагает выселить с новых территорий всех, кто принадлежал к угнетающему классу…
— Это она сама догадалась? — с ехидством в голосе поинтересовался Валентин Ильич. — Ну кто бы мог до этого додуматься!
— Выселить всех, невзирая на личности. Всех владельцев магазинчиков всяких, землевладельцев крупных, само собой, домовладельцев — то есть владельцев доходных домов только. Шинкарей обязательно, а еще — но только после тщательной фильтрации — сотрудников полиции.
— А что за фильтрацию она предлагает? То есть зачем?
— А затем, что многие полицейские занимались борьбой с преступниками, и неплохо знают свой контингент. Поэтому имеет смысл их наоборот привлечь к работе, которую они знают и хорошо ее выполнять уже умеют.
— Ну, допустим… хотя я не уверен…
— В Москве, между прочим, отделы по борьбе с преступностью после революции были на четверть укомплектованы старыми кадрами, и эти кадры очень много успели сделать… пока их Феликс… неважно. Так что предложение принимается, Лаврентий, на тебе будет подготовка всех мероприятий по фильтрации. А что касается высылки контрреволюционных элементов…
— Старуха особо подчеркнула: всех элементов, невзирая. И заранее предупредила: по этому поводу шума тут, в Москве, поднимется очень много, но всех, кто шум поднимать будет, тоже придется…
— Это почему? — удивился Сталин. — То есть почему шум в Москве поднимется?
— Потому. Я тут справку подготовил по нескольким городам, так вот: из Львова придется выселить больше двух третей еврейского населения города, из Ровно — больше половины. В Станиславове тоже сильно больше половины…
— Да, это проблема серьезная, шума будет много…
— Тут еще вот какое замечание… я даже не знаю, стоит ли его принимать во внимание…
— Ты его сначала выскажи, а то, пока мы его не услышали, то откуда будем знать, принимать его во внимание или нет?
— Старуха сказала… в общем, она сказала, что из полутора миллионов евреев с новых территорий до середины сорок первого больше миллиона убегут в США.
— Интересно как?
— Ну, договор о свободном выезде лиц еврейской национальности никто не отменял… Почему-то она сказала, что в основном через Владивосток они выезжать будут.
— Да, Ильич уж постарался… Но ведь в США по закону запрещено принимать еврейских беженцев.
— Запрещено принимать беженцев из Германии. А из СССР — тут никаких ограничений нет. Я бы, честно говоря, на эти слова Старухи и внимания-то не обратил бы — но в наши временные органы власти на местах уже больше полумиллиона заявлений о выдаче советских паспортов подано, причем почти все они — от евреев. И получена интересная заявка от американцев на открытие пассажирской линии из Владивостока в Сан-Франциско…
— Ну, на то, что тамошнее население сильно Советскую власть одобрит, и рассчитывать было глупо. А в свете этого предупреждения… Я попробую договориться с американцами, через Молотова, на открытие такой пассажирской линии и в Ленинград. В любом случае я согласен с ней, что нам такие люди не нужны: вреда стране от них гораздо больше, чем пользы.
— Это точно, — недовольно хмыкнул Валентин Ильич. — У меня же тоже учет специалистов ведется, так за прошедший месяц только в Турцию и Румынию почти половина тамошних специалистов выехало. То есть не только в Турцию с Румынией, еще в Латвию, в другие страны… неподалеку. Не хотят они у нас оставаться, и если их не выпустить, то гадить они точно начнут уже всерьез.
— А мне вот интересно: откуда Старуха взяла, что уедет миллион, а не вообще все?
Свои соображения относительно «политики партии на новых территориях» Вера высказала Лаврентию Павловичу еще в августе, а теперь ей на любую политику было плевать. Да еще Витя ее предложение назвать дочку Евгенией как-то слишком уж всерьез воспринял и очень долго (и очень нудно) рассказывал ей, что два ребенка с одинаковым именем — это не самое мудрое решение:
