– Ну, вот видишь, ты всё понимаешь. И мы с Ваней будем счастливы, и детей хороших родим. Даже если родители будут против.
– Не будут! – уверенно сказал Сяосун. – Саяпины тебя любят, а Ваню любим мы.
Сын у Цзинь родился, Сяопин, – лучше некуда! И красивый, и умный, и жену себе нашёл – сплошное загляденье! Но какая злая, безжалостная судьба – взяла и разделила, разорвала любящих людей! Да, Цзинь вышла замуж, родила ещё двух прекрасных детей, да, Иван женился, родил четырёх, а счастье – что с ним, куда оно подевалось?! Где же любимый Ванечка?!
А где твоё счастье, Ван Сяосун? Когда ты родился, в год зелёного деревянного петуха, что тебе предсказали ведуньи? Что не будешь унывать и впадать в панику ни при каких обстоятельствах; что будешь лидером, всегда готовым спасти кого-то из беды; что, благодаря своему лёгкому характеру и смелости, добьёшься успеха, только не надо забывать об осторожности и осмотрительности. Правильно предсказали, а вот насчёт семьи… Обещали, что буду хорошим семьянином, а меня носит то туда, то сюда, семьи почти не вижу. Да, жену люблю, детей, можно сказать, обожаю, но они меня совсем не знают. Чтобы быть в памяти детей завтра, нужно быть в их жизни сегодня[33]. Шаогуну уже двенадцать, он – зелёный деревянный тигр, им управляет Юпитер, который олицетворяет богатство, духовное возвышение, успех в делах и радость. Всё это прекрасно, просто замечательно, но добиться этого легче всего, лишь став офицером. Значит, следует просить Чжана устроить мальчика в военное училище.
Наконец, главное: выполню я задание, а кто будет после Чжана? Правая рука у него – Чжан Цзунчан, генерал, тоже из хунхузов, значит, жадный до богатства и власти. Прозвище у него «Три не знаю», потому что любит говорить, что не знает, сколько у него солдат, сколько денег и сколько женщин. В его армии успешно действует единственное подразделение русских белогвардейцев – дивизион бронепоездов под командованием генерала Нечаева. Именно оно обеспечивает победы Фэнтяньской клики милитаристов, которую возглавляет Чжан Цзолинь. Странно, что ОГПУ не нацеливает своих агентов на Нечаева и Чжан Цзунчана. Хотя… пожалуй, так верней: убрать голову и посеять вражду в клике – она сама распадётся.
…За дверью камеры послышались шаги. Не одного человека, а трёх или больше. Если хотят пустить в расход, то главный вопрос: где? Количество не так важно, а вот выбраться из стен – чего, дворца, тюрьмы? Стоит ли ломать голову, подумал Сяосун, хотели бы убить, давно бы это сделали. Всё это сидение за решёткой – какая-то комедия, они даже не обыскивали, и письмо с подписью Сталина так и лежит в потайном кармане. Правда за эти месяцы в мире всё могло поменяться до такой степени, что оно может уже и не понадобиться. Внезапно новая мысль вспыхнула, как электрическая лампа в тёмной комнате: Мао Лун неслучайно рассказал о несостоявшемся покушении на маршала, его, Сяосуна, заподозрили в продолжении охоты и убрали со сцены в ожидании дальнейшего. Если других попыток не было, это их убедило – в чём? В том, что Сяосун не засланный убийца? Не факт: а вдруг он просто затаился? Если же попытка была, это тоже ничего не доказывает: ОГПУ могло послать несколько агентов. В любом случае будет обыск, и, видимо, всё-таки придётся письмо показать.
Щёлкнул замок, и в проёме двери показалась знакомая фигура полковника Мао Луна. За его спиной маячили ещё две фигуры.
– Маршал ждёт тебя, – вместо приветствия сказал Мао. – Но предварительно, извини, будет обыск.
Обыскали, действительно, весьма тщательно и письмо нашли. Мао Лун хотел распечатать конверт.
– Не советую, – остановил его Сяосун. – Письмо лично в руки маршала.
– А вдруг оно отравлено?
– Хочешь проверить на себе? – усмехнулся Сяосун. – Если маршал выслушает меня, вскрывать, возможно, не понадобится.
Мао, подумав, вернул письмо:
– На выход!
Тюремный каземат был в казармах охраны дворца. Сяосуна вывели в обширный двор. Было солнечно, прохладно, как бывает в марте. На газонах зеленела трава, почки на деревьях – Сяосун не знал их названия – выпускали крохотные листочки, отчего кроны казались светло-зелёными прозрачными облаками. Щебетали птицы. В такой день легко умирать, почему-то подумалось Сяосуну, и ему стало грустно. Хоть жизнь и не повязана бантиком, это все равно подарок, усмехнулся он. Слава Великому Учителю! Не напрасно тайком от отца он читал «Лунь Юй» и запоминал суждения Кун-цзы – в самые трудные минуты вспоминаются, и как-то легче продолжаешь жить.
Чжан Цзолинь принял Сяосуна в Дацинлоу[34], трёхэтажном административном здании, построенном из зеленоватого кирпича в европейском стиле – с широкой лестницей перед входом, колоннами и балконами. Принял не в кабинете, а в «тигровой гостиной», где вдоль стен стояло множество кожаных кресел, а в углах затаились чучела громадных уссурийских тигров, как бы намекавших гостям, кто тут хозяин. Сам вышел при полном параде, в золотых эполетах и аксельбантах, увешанный орденами, полученными неизвестно когда и неведомо от кого. Любовь к цацкам у него от времён хунхузов, подумал Сяосун, складывая кулаки для приветствия гун-шоу.
– Что-то загостился ты у меня, цзыцзяньу[35], – хохотнул маршал, делая приветственный жест правой рукой – из стороны в сторону, как фарфоровый болванчик.
– Слишком тёплый был приём, паотоу[36], – в тон ему отозвался Сяосун. – Никогда я так не объедался, как в твоём гостеприимном шуайфу[37].
Кстати, кормили его в заточении неплохо, пришлось даже усиленно заниматься у-шу, чтобы не потерять форму и не дать одрябнуть мышцам.
– Ну, от чая, надеюсь, не откажешься?
– От юи ча[38] ни один китаец не откажется, – улыбнулся Сяосун.
Они прошли в комнату отдыха, примыкавшую к «тигровой гостиной», там на низком полированном столике стояло всё необходимое для чайной церемонии. Две юные хорошенькие служанки в шёлковых, расшитых канарейками ципао, заварили крутым кипятком толстые коричневые закрутки, и над столиком вместе с паром поплыл аромат сушёных фруктов, мёда и ягод. «Дацзычжэнь», узнал Сяосун, красный чай «Большие золотые иглы», прекрасно бодрит и располагает к неспешной беседе. Но надо не забывать, что самые лучшие мысли – твои собственные, а самое лучшее чувство – взаимное (се-се[39], Кун-цзы!).
– Так что ты хотел сказать? – спросил маршал таким тоном, словно до этого у них шёл разговор, неожиданно прерванный на самом интересном месте.
Сяосун пригубил вкусный напиток из пиалки тонкого фарфора и проговорил размеренным, почти механическим голосом:
– Мне поручено передать, что, если ты заключишь прочный мир с Гоминьданом и направишь свои силы на сопротивление японцам, Москва забудет твои преследования коммунистов, ты получишь от Советского Союза деньги, оружие – пушки, танки и самолёты, а если потребуется, то и военных специалистов, причём всё в большем количестве, чем Чан Кайши.
Чжан Цзолинь слушал его речь, то и дело поднося свою пиалку к скрытым усами губам. Дослушал, промокнул усы бумажной салфеткой и хмыкнул:
– А где гарантия, что ты – посланник мира, а не шпион, направленный, чтобы рассорить меня с японцами?
Сяосун подал запечатанный конверт с «письмом Сталина». Чжан распечатал, достал лист «гербовой» бумаги, посмотрел на просвет, проверяя, есть ли водяные знаки.
– Тут русский текст, – сказал, морщась, как от зубной боли.
– Могу перевести сейчас, ты потом проверишь через своих переводчиков. Но я уже главное сказал, а подпись Сталина и печать подтверждают мои слова. Ты ведь знаешь, кто такой Сталин в Советском Союзе? Он – Генеральный секретарь, самый главный человек.
