– Неси сюда. Устроим пикник под звёздами.

– Ладно, я мигом! – Отозвался Стефан. – Никуда не уходи!

Юлька весело засмеялась. Впервые за последние дни она чувствовала себя счастливой.

Шаги Стефана стихли. Юлька стояла, тяжело дыша. Красивая, чуть растрепанная, в длинном, оголявшем безупречную спину, платье цвета лунной пыли… Хотелось ещё воздуха, ещё ветра. Столько, чтобы, как на море, радостно вздымалась грудь.

Вдруг от одной из звёзд, призывно подмигивающей, протянулся мостик из мерцающей серебряной паутины. По нему, навстречу Юльке, подскакивая на ходу и весело скалясь, спускался Маслов.

– Привет! – помахал он ошеломленной Юльке.

– Ты куда исчез, сукин сын, – спросила она, сурово сдвинув брови. – Как же наш круиз?

– Он состоится. Я же обещал, самый крутой. Как тебе межзвездный, а? Иди сюда, детка! – он протянул ей руку. – Ты что, боишься? Ты же такая же звезда. Здесь твое место. Иди же ко мне. Я люблю тебя, малышка.

– И я люблю тебя, – зачарованно прошептала Юлька.

– Ради тебя я проделал этот чертовски длинный путь. Теперь мы всегда будем вместе. Я хочу тебя, – его некрасивое, но ужасно обаятельное лицо осветилось знакомой лукавой улыбкой. – Ну, мне долго ждать?

Рассмеявшись, Юлька легко подтянулась и, зацепившись за раму, встала в оконном проёме в полный рост. А затем, поддавшись порыву встречного ветра, сделала шаг. Навстречу звездам.

– Ума не приложу, – прикладывая к вискам надушенный платочек, страдальчески говорила Ксения Величко, – как такое возможно? Упасть с крыши. У них что там, замков нет? А что если этот певец, как его там, её столкнул? Надеюсь, его посадят? Бедная, бедная моя девочка…

Траурный наряд от Москино был ей чрезвычайно к лицу.

– Я возьму это дело под особый контроль. Вот только вернусь из командировки, с Ямайки… – Мрачный депутат Величко положил на плечо бывшей жены крепкую, закаленную в государственных баталиях, руку.

Прерывисто вздохнув, Ксения устремила на экс-супруга долгий благодарный взгляд.

Антуан не смог присутствовать на похоронах. Он был вынужден отбыть в Париж по срочному делу.

Траурный кортеж остановился на красном свете.

Позади – автобус от модельного агентства. Проводить Юльку в последний путь поехали все «звездочки».

– Будут хоронить в закрытом гробу…

– Говорят, от тела ничего не осталось…

– Еще бы, упасть с такой высоты…

– Я слышала, она принимала наркотики…

– Заткнитесь! – крикнула, не выдержав, Марина, ударив кулаком по стеклу.

«Звездочки» затихли.

– Она так любила жизнь, – крупные капли, как осенний дождик, сбегали по нетронутому косметикой бледному лицу Лены. – Она не заслужила этого, не заслужила…

Дали «зеленый». Траурный кортеж тронулся дальше. За заплаканным окном проплыл огромный рекламный щит – задорная мордашка в обрамлении темно-русых кудрей и надпись сбоку – «Вечная молодость».

Следователь Одинцов оказался пренеприятным скользким типом с глазами как у дохлого окуня. Но Дмитрию приходилось иметь дело и не с такими экземплярами. Он доходчиво объяснил, что обвинение, которое пытаются предъявить его клиентке, смехотворно. Что улики стоят не больше дырявого презерватива. И посоветовал меньше увлекаться сериалами типа «Коварство и любовь», а больше – заниматься делом и штудировать «Право». Разговора оказалось достаточно, чтобы ввергнуть скользкого следователя в состояние, близкое к посталкогольной депрессии. Засим Дмитрий вежливо откланялся, пообещав захаживать по малейшему поводу. Далее в его блокнотике значилось странноватое имя, причудливая смесь романтичного выпендрежа: Ник Португал.

С самого утра непроспавшийся и злой майор Сухоруков «писал кипятком» на все отделение.

– Ну, спасибо тебе, Фролов, удружил! Помог товарищам! Ты видел этого адвокатишку? Вцепился, как бульдог. Такой все дело развалит.

– Это кто протокол составлял: «Труп найден без признаков жизни. Ноги расположены вдоль туловища…» – Громко заржал Гриценко.

– Ну я, – отозвался Соломатин, – а че? Где еще ноги-то должны быть?

– До Нового года неделя, – сокрушался майор, – где я новых подозреваемых возьму?

– А вам легче отправить девчонку по этапу, чем пережить потерю премии? – до сих пор невозмутимо-безмолвный Фролов выпустил в окно порцию едкого «Примного» дыма.

– А если она виновна?

– Соберем доказательства – посадим. Только их собрать сперва надо.

– Юр, – сказал Гриценко, – у тебя тут грамматическая ошибка…

– Небось, не одна. Исправь.

– Зато адвокат, наверно, грамотный! – продолжал разоряться майор.

Докурив, Фролов выбросил окурок в окно и вышел из кабинета.

– В тир, – предположил Гриценко.

– На хер, – выдвинул свою точку зрения майор.

– Палыч, ты че жене подаришь? – полюбопытствовал Соломатин.

– Хер, – выразительно сообщил майор и, вслед за Фроловым, покинул кабинет.

– А что? – сказал Гриценко. – Хороший подарок.

Разговор за столом не клеился. Мать была неестественно-оживлена и все норовила подложить Лене лишний кусочек. Отец, как-то особенно сдавший за последние дни, был хмур и сосредоточен.

– Ты сегодня не работаешь, пап?

– Нет, дочка, – фальшиво-бодрым тоном произнес отец. – Решил, наконец, последовать твоему совету и отдохнуть. Сколько можно пахать?

– Ты уволился? Что-то случилось…

– Ничего не случилось, – упрямо стоял на своем отец, – просто устал.

– Это из-за меня? – с грустью спросила Лена, осененная догадкой.

– Ты тут совершенно ни при чем, – отчеканил отец. – Эти засранцы посмели мне сказать, что я им по гроб жизни должен быть благодарен, и видишь ли, моя работа связана с охраной, а дочь все-таки почти под следствием… Другие бы давно меня уволили… Ну, я им все высказал. Плюнул и ушел.

Отец достал из серванта бутылку «Столичной» и пузатую рюмку.

– Зачем? – тоскливо спросила мать.

– Что я, алкоголик какой? – обиженно нахмурился отец. – Дочь приехала, а я выпить не могу? Будешь? – он вопросительно глянул на Лену.

– Нет, – она опустила глаза, – я лучше чай.

– Наверно, надо адвоката… – робко сказала мать.

– Я как раз хотела… – встрепенулась Лена. – Помните Диму Грачевского?

– Еще бы, – отозвался отец. – У нас пока нет склероза. Из-за него вся твоя жизнь пошла кувырком.

Эх, попадись мне этот мерзавец…

– Папа, подожди, – Лена устремила на мать умоляющий взгляд. – Дело в том, что мой адвокат – Дмитрий. Он меня защищает. Мы снова вместе. И, когда все кончится, поженимся, – выпалила она на одном дыхании.

Отец поперхнулся и закашлялся.

– Ну, дочка, – крякнул он, нацеживая другую рюмку, – я думал, ты умнее. Только круглый дурак наступает дважды на одни и те же грабли. Я тебе вот что скажу – ноги этого негодяя в моем доме не будет. Вот так.

Охранник, дежуривший в подъезде дома на Плющихе в вечер убийства Олега, был внушительного сложения человеком лет пятидесяти, с грустными, как у бродячего пса, глазами и усами, опущенными книзу. Он подтвердил Дмитрию, что видел Лену, выходившую около одиннадцати.

– А в дом не могут войти посторонние?

– Ни в коем случае. Все посетители обязаны сообщить мне о своем визите, а я по телефону связываюсь с хозяином. Все визиты записываются вот в этот журнал, – он показал Дмитрию большую «домовую книгу». – Видите, они расписываются вот здесь. Я уже рассказывал милиции.

– Вы работаете в паре?

– Обычно – да. Но в тот день я был один. Мой напарник неожиданно заболел.

– Значит, Вы могли отлучаться: в туалет, например?

– Я никуда не уходил, – упрямо сказал охранник. – К чему вы клоните?

– Вы работали целый день один и ни разу не отходили, ни поесть, ни попить? Вы хотите, чтобы я этому поверил? Вы понимаете, что из-за вашей лжи может пострадать невинный? Вы отлучались с дежурства, и в этот момент в дом проник преступник.