Огненное пойло моментально бросилось из желудка прямо в голову Фролова.

Выхватив пистолет, он пальнул в грязное небо:

– Вон из машины, уроды!

Компания выкатилась на шоссе, как горох.

– Стоять здесь! – проревел Фролов, – вон, свою в залог оставляю. Через час верну. Можете сесть, погреться, – он швырнул чуть не плачущему водителю ключи.

– Ты за это ответишь! – истерично выкрикнул тот.

– Сопли подбери, Казанова.

Фролов заскочил в «Эскорт» и втопил педаль «газа».

– Где Лена?

– А твое какое дело? Ты больше не будешь с ней спать. И никто не будет, понятно?

– Что ты с ней сделал, извращенец, сукин сын?! Где она? Лена! Лена!

«Залитый солнцем подиум пролегал посреди изумрудной лужайки в окружении шумно-зеленого леса. Первой, задорно улыбаясь, покачивая бедрами, шла Юлька. За ней, сдержанная и грациозная, Ада. А Лена последняя. Что это за коллекция? Платья ослепительно-белые, девственно-чистые, невесомые, как облака… Они свадебные? А в партере, довольные и счастливые, среди прочих, сидят Марина и Антон, Маслов и тот рыжий опер, Олег и даже сердитый майор…

Но тут появляется Димка и почему-то кричит ей:

– Лена! Лена! Очнись!»

Знакомый голос долетел до полусонного сознания замерзшей девушки. А затем – снова этот звук… Как лопнувшая покрышка. Или выбитая пробка от шампанского… Или выстрел…

Она встрепенулась и, вскочив на застывшие ноги, кинулась обратно:

– Дима! Димочка! Я здесь!»

Жгучая боль обожгла плечо, отбрасывая назад. Дмитрий покачнулся, но устоял.

– Что, получил? – ухмыльнулся Ник. – Понравилось? Это только начало. Я продырявлю тебя, как дуршлаг. Отправляйся к Крылову. Вам там будет весело вдвоем…

– Нет, Ник, не надо, пожалуйста! – Лена медленно шла навстречу. Фаянсово-голубая, как Снегурочка. На ее губах, бровях и ресницах мерцал иней. – Я уеду с тобой. Куда скажешь. Прямо сейчас. Сделаю все, что захочешь. Только не убивай его. Пожалуйста.

– Лена, замолчи! – Зачем ты вообще здесь, с этим… – Дмитрий рванулся вперед, забыв о боли. – Ты так простудишься! Иди в машину!

– Стоять! Заткнитесь оба! – лицо Ника исказилось. – Ах, какая трогательная сцена! Прямо Ромео и Джульетта… – Пистолет заплясал в его руке, поворачиваясь то к Дмитрию, то к девушке. – Кто там преставился первым, не помните? Но я джентльмен, не могу отказать даме в просьбе. – Ты, – он ткнул дулом в сторону Лены, – и вправду, ступай к его машине. А ты – он повернулся к Дмитрию, – дашь мне ключи от нее. Жизнь или авто – неплохой выбор, не так ли? Ну, доставай, мать твою!

«Уходи! – Умолял взглядом Дмитрий застывшую девичью фигурку. – Беги! Спасайся!»

– Хватит копаться! Давай быстрее! – Хлестнул повелительный окрик Ника.

– Вот. – Дмитрий вытащил ключи, надетые на металлическое колечко с брелоком сигнализации и, нацепив на кончик среднего пальца, вытянул руку вперед. – Подойди и возьми. У нищих слуг нет.

Скривив губы, Ник сделал шаг.

Дмитрий никогда прежде не задумывался, какого цвета глаза у смерти. А вот теперь узнал. Они – темно-фиолетовые, туманно-безумные, непроницаемые, как ночные воды Яузы. Страха не было. Лишь сожаление, что все заканчивается так быстро и глупо. Что потерял целых шесть лет счастья. Что не обнимет горячее маленькое тельце первенца. Подумал и о родителях, о том, что будет им больно. И о сестренке Дашке, которая давно Дарья Сергеевна, и о шебутных ее ребятишках – племянниках, и даже о том, что поспеет летом на даче смородина… И еще десяток милый мелочей, из коих и складывается мозаика-жизнь, промелькнул в его голове в тот самый момент, когда ключи, покачнувшись на кончике его среднего пальца, будто усомнившись в правильности решения, прощально блеснув железными боками, соскользнули в глубокий снег.

– Ах, – сказал Дмитрий, усмехнувшись в лицо Нику, – Какая досада.

– Скотина, – дохнув сладковатым дымом, прошипел Ник, – Я не люблю, когда играют не по правилам. Сейчас я тебя прикончу… – Он ткнул Дмитрия пистолетом в простреленное плечо.

Не устояв, Дмитрий упал на колени, но, превозмогая боль, выпрямился и, насмешливо глядя палачу прямо в расширенные зрачки, выплюнул ему в лицо:

– Пошел ты… Урод. Торчок вонючий. Лена никогда не станет твоей. Она любит меня, а я – ее. Лучше сам застрелись.

– Все, – прохрипел Ник, – ты мне надоел… – Ледяное дуло коснулось кожи на виске Дмитрия. – Сейчас я проделаю в твоей голове маленькую дырочку. Вот здесь…

– Брось!

Оба мужчины оглянулись на окрик. Лена держала в руках ружье, нацелив на Ника.

– Перестань! – усмехнулся он. – Мы это уже проходили. Ты не выстрелишь. Ты же, кажется, даже против смертной казни, не так ли? И про заповедь «Не убий!» снова забываешь… Так нельзя. Надо или верить по-настоящему, или не верить вовсе. Вот я верю, что выстрелю, а ты – нет…

«Господи, прости,» – прошептала Лена, ловя дрожащей палочкой-мушкой ненавистное лицо. Она поняла, что сделает ЭТО. Ради Димки. Ради себя и их будущего, и будущего их неродившихся пока детей, которых непременно будет двое или трое…

Оглушительный хлопок разодрал тишину. Самый оглушительный в мире.

Ник изумленно посмотрел на девушку, а затем, нелепо взмахнув руками, опрокинулся на спину. Рука, вздрагивая в конвульсии, продолжала сжимать бесполезный уже пистолет.

Не веря глазам, Дмитрий приподнялся, заглянул в лицо недавнего противника, из которого через маленькое отверстие в виске, быстро уходила жизнь. Он бредил, называя Дмитрия: «Папа», бессвязно пытаясь что-то ему объяснить. На мгновение взгляд его стал осмысленным. Он узнал соперника.

Бескровные губы шевельнулись:

– Ты выиграл. Она – другая… – И сложились в надменную улыбку. Фиалковые глаза почернели и закатились. Навсегда.

– Это же не я… – Прошептала Лена, опустив ружье. – Я не успела…

С пригорка к ним быстро спускался Фролов.

– Ох, адвокат, – произнес он укоризненно. – Вечно ты мне мешаешь работать. – Он озабоченно нагнулся над телом, разжал коченеющие пальцы Ника, вытащил пистолет.

– Он умер? – Вытянув шею, но, не приближаясь, спросила Лена, сквозь выбиваемую зубами барабанную дробь.

– Обижаешь! Что б я с двадцати метров промахнулся! Шли бы вы оба к дому – там «Скорые» приехали.

– А старик-хозяин дачи… жив?

– Да вроде дышит. Ветераны – народ крепкий.

И впрямь, дачный поселок Переделкино наполнился оглушительным воем сирен.

– Вот и наши, – мрачно сказал Фролов. – Не прошло и года. Ща начнется…

– А чего? – закутав девушку в свое пальто, спросил Дмитрий.

– Ну что этого козла укокошил. Вам-то только лучше от этого, я таких парней знаю. Он бы все равно вас в покое не оставил. Полечат их, выпустят, а они за старое… А мне задницу намыливать. По уставу – предупредительный вверх, потом по ногам, а уж после – по рогам… Еще и пистолет не мой, табельный – друга. Если б я за своим проездил…

– Ты мне жизнь спас, – сказал Дмитрий. – Я всегда на твоей стороне.

– Отмазывать, значит, станешь? – усмехнулся Фролов.

– Если понадобится, стану.

– Не держал бы он тебя на мушке, был бы цел, – Фролов с досадой сплюнул в сугроб. – Не выношу, когда в своих целятся. Рефлекс…

Хмурое зимнее утро еще не потревожило больничного покоя.

Сквозь предрассветную дремоту Лена слышит, как отворяется дверь. Тихие шуршащие шаги. Силуэт мужчины. Он приближается неторопливо, вкрадчиво. Склоняется над ней…

– Не подходи! – девушка стремительно выхватила из-под подушки украденный в столовой нож, забившись в угол, ощетинилась, как еж.

– Извините, – забормотал, отпрянул молоденький студент-медик, – я вам только градусник принес. Я не хотел вас напугать…

– Простите… – бросив нож на тумбочке, Лена закрыла лицо руками. – Пожалуйста, простите меня…