– Вы не докажете этого, – охранник затравленно вобрал голову в плечи. Он был больше Дмитрия раза в три, но сейчас скукожился и стал совсем маленьким.

– Я могу потребовать вашего вызова в суд, если до этого дойдет.

– Я и там повторю то же самое, – он вовсе съежился.

– А я опрошу жильцов, всегда найдется парочка человек, видевших, что ваша будка раз или два пустовала в течение того дня. И попрошу привлечь вас за лжесвидетельство – ст. 307 ч. I – арест до трех месяцев.

– Пожалуйста, – умоляюще проговорил охранник. – Мне пятьдесят один. Жена инвалид. Сын остался без работы. Если меня уволят, на что мы будем жить?

Дмитрию стало жаль этого немолодого усталого напуганного человека.

– Я сделаю все возможное, чтобы вас не трогали, – сказал он. – Но если судьба моей клиентки будет зависеть только от ваших показаний – тут я ничего не могу обещать. Я пойду до конца. Имейте это в виду.

Он развернулся и пошел, не оборачиваясь, зная, что этот человек смотрит ему вслед.

В коридорах модельного агентства «Звезды», куда Фролов заявился днем, царила предпраздничная суматоха. Туда-сюда сновали такие красотки, что впору было позабыть о цели визита. По правде сказать, Фролов и сам до конца не знал, что ему следует здесь «ловить».

Предыдущую неделю группа Сухорукова выдерживала бури и натиски прокурора, комиссий всех мастей и рангов, репортеров, поклонников и обличителей опальной манекенщицы. «Последней соломинкой» стал для майора визит пожилого господина в лохматой ушанке и бесформенным рыжим портфелем, который держал подмышкой, как огромную ценность. Представившись директором школы Самойловым Евгением Семеновичем, посетитель принялся извлекать из оного портфеля на свет Божий разнокалиберные бумаги, причитая, что знает Леночку Веденееву «вот с таких лет», мол, закончила их школу, а теперь спонсирует – выделила собственные деньги на ремонт, оборудовала компьютерный класс, лингафонный кабинет… И ни в чем она не виновата.

После его ухода майор долго вертел в пальцах карандаш, а потом с тоской во взоре изрек:

– Ну, прям, мать Тереза, блин. Деньги ей уже некуда девать! Лучше б мне на ремонт отстегнула…

Майор развивал эту тему минут двадцать. В ходе обсуждения выяснилось, что еще он не прочь бы поменять мебель, а, заодно, и автомобиль. И что Веденеева дура – тратит бабки на какого-то сраного адвоката. А следовало бы просто зайти к майору, поговорить по душам… После произнесенной речи, смачно сплюнув в единственный цветочный горшок с жирным кактусом, майор принялся опрашивать оперов, не нашли ли чего новенького.

Те накануне проявили изрядную прыть, обегав родственников, многочисленных друзей, приятелей и знакомых Крылова-младшего. Даже Соломатин пошевелил ногами. Все рисовали примерно одинаковый портрет безобидного, недалекого лоботряса, который вряд ли мог кому перейти дорогу. О Веденеевой знали от самого Олега, да из газет. На их тусовках она не появлялась. В последнее время что-то у них разладилось, и Олег, похоже, сильно переживал. Хотя и старался не подавать вида. Кто-то вспомнил, что Крылов пару раз встретился с подружкой Лены, Юлей. Той самой, с которой произошел несчастный случай. Вызванная в который раз в отделение Веденеева выглядела измученной. На вопрос, знала ли об отношениях Крылова с Величко, вытаращила глаза, покачала головой и заметила, что, если это и так, то ее, Лену, это мало интересует. Она разглядывала свои ненакрашенные, с голубоватым отливом ногти, а Фролов наблюдал за ней. Не фальшивила девчонка, хоть ты тресни!

Паззл «Елена Веденеева» упорно рассыпался в голове Фролова. Инсинуации майора про ревность казались ему смешными. А проблемы и чаяния премиальных и карьерного роста Сухорукова волновали не сильнее дождей на Сейшелах. Но что-то зацепило Фролова в этом деле, как аквалангиста – неизведанный грот. И потому, придя в агентство, он полагался скорее на интуицию, нежели на логику и факты.

Вскоре он наткнулся на рослую суровую даму, режиссера показов, которая громоподобным голосом принялась обвинять Фролова в том, что лучшая модель временно отказалась от работы, так как, по милости работников органов, ей не давали проходу репортеры, фанаты, обличители и прочие придурки.

На вопрос, не видела ли она покойного в вечер убийства в «Арлекино», дама, негодующе фыркнув, заявила, мол, у нее были дела поважнее, чем приглядывать за чужими поклонниками, которые толпами трутся около раздевалки. Охрана и та не всегда справляется. Лена, правда, никогда ничего лишнего на работе не позволяла. Забегал тут еще красавчик. Высокомерный такой. Высокий шатен. Глаза у него запомнились, цвет очень необычный, фиалковый. Откуда ей знать, кто? Может, Марина в курсе, визажист. Они с Леной дружат. Спросите. Она должна уже быть на месте. Вторая дверь налево.

– Здравствуйте, можно?

– Добрый день. Заходите.

В гримерной витал едва уловимый аромат горьковатых духов. Почему-то пришло на память лето и равнина, закутанная в полынь… Медленно заползающий за горные зубцы оранжевый солнечный блин…

В кабинете неожиданная обстановка делового аскетизма – никаких фотографий, плакатов, вазочек-цветочков. Только баночки-скляночки в несколько рядов на огромном трюмо. Да кисточки всех размеров, как в художественной студии. И чистота. Стерильная. Будто в послеоперационной.

Невысокая стройная шатенка в кипенно-белом халатике. Стрижка – волосок к волоску.

Внимательный взгляд чуть раскосых темно-серых глаз. Она казалась чересчур серьезной, даже строгой. Но Фролову неожиданно понравилось на нее смотреть после пестрой яркой толпы модельных красоток. Как после изобилия экзотических фруктов тянет на простое яблоко «Белый налив». Было в ней что-то неумолимо-притягательное. Ни игры, ни апломба.

– Вы Марина, визажист?

– Да.

– Капитан Фролов. Криминальная милиция. Отдел по расследованию убийств.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – сдержанным жестом она указала на кресло. Сама села напротив.

– У вас можно курить? – спросил Фролов.

– Да. Только окно приоткройте.

Сама она тоже достала какие-то длиннющие тонкие сигареты. Как в фильмах про миллионеров. Черт возьми, Фролов уже забыл, когда в последний раз обращал внимание на аккуратный маникюр, золотую цепочку, видневшуюся в расстегнутом вороте на нежной шее, округлость колен и утонченность щиколоток… Хмуро кашлянув, он сперва сосредоточился на «Приме» и уж потом перешел к делу.

– Да, Олег приезжал на показ в «Арлекино». Я его видела. Постойте! Он тогда, кажется, повздорил еще с одним парнем, Ником. Я еще пошутила, что из-за Веденеевой начались дуэли…

– Ник? Высокий красивый шатен?

– Да. Вы уже знаете?

– Только то, что он – один из приятелей Веденеевой.

– Ник Португал никогда не был приятелем Лены, – она затянулась и, помолчав, произнесла выразительно:

– Он редкостное дерьмо. Хотя за это не сажают.

– Даже и не знаю, – вздохнула Ада, – правильно ли мы поступили, что сообщили этому капитану про Ника. Он тут не при чем. Будут у человека неприятности.

– А Ленка при чем? Ты предпочитаешь, чтобы неприятности были только у нее?

– Ник будет думать, что я ему в отместку…

– А тебе не наплевать, что он будет думать?

– Может, ты и права…

– Ада, это тебе!

Отдуваясь, Миша тащил огромную корзину пурпурно-алых роз.

– От кого? – удивилась девушка и, достав визитку, сделала недовольную гримаску. – Борис Эдельман…

– Кто это? – перевесилась через плечо Марина.

– Один случайный знакомый.

– Только не делай вид, что ты не польщена. Твой дорогой Ник никогда не снисходил до таких широких жестов.

– Да будет тебе.

– Опа! – обернувшись на внезапное оживление, удивилась Марина, – а это что за явление?

Старательно выпроваживаемый охранником, в дверях в раздевалку стоял Борис, размахивая руками, как ветряная мельница.

– Здравствуйте, Ада! Это я!