Впрочем, отношение ко мне менялось несколько раз и первый стал тем, когда я упомянул, что был назначен присматривать и помогать монхарбской дворянке.
— Какая она? — заинтересованно поинтересовался Шаграт, сверкая полностью лысой головой. Как я успел узнать, он попал под кипящее масло при штурме Кииз-Дара. Его спасли, но целителям пришлось хорошо так постараться. — Красивая?
На мне скрестилось сразу пять заинтересованных взглядов. Да-да, именно пять, ведь Ресмон тоже хотел узнать подробности.
— Я, кажется, видел её однажды, — вклинился Ваккас. — Такая черноволосая, ухоженная и глаза зелёные.
— А сиськи большие? — спросил Корсак.
Я уже успел узнать, что для этого паренька размер груди имел ключевое значение в оценке женской красоты.
— Тебе хватит, — захихикал Ваккас.
— Красивая, — подтвердил я, а потом, заметив вздохи остальных, а также их завистливые взгляды, одной фразой изменил это отношение. — Но тем труднее с ней работать. Я ведь не её любовником был назначен, а всего лишь прислугой, обязанной зачаровывать с утра и до вечера.
Во-о-от, реакция сразу поменялась! Что мне и было нужно.
Достаточно скоро я узнал и причину такого интереса к личности Силаны. Всё упиралось в разделение волшебников по полу и тот факт, что отношения были запрещены. Но в любом случае, магессы проживали отдельно. Более того, на каждой остановке они организовывали свой собственный лагерь внутри нашего общего, большого.
Каждый раз, когда войско вбивало колья в землю холмистого или истоптанного пастбища, палатки чародеек разбивались где-то на краю и быстро обносились забором, по аналогу с зоной отдыха императора или наиболее титулованной знати. Колдунам мужского пола оставалось лишь сидеть и размышлять над этим зрелищем немало вечеров, как и любому другому отряду в армии. Тулл, в частности, был склонен мечтать вслух. Он называл лагерь волшебниц «амбаром» или «зернохранилищем».
— Это выдающаяся несправедливость! — выговаривал Тулл. — Здесь мой «младший брат», — обхватил он себя между ног, — умирает с голоду, пока «амбар» остаётся закрытым!
Несколько раз, за время моего присутствия, юноша вскакивал на ноги, чтобы показать крючок, задирающий его одеяния, и кричал, требуя еды, чтобы накормить своего «младшего брата». И хотя все вокруг, включая меня, смеялись от подобной пантомимы в безумном веселье, постепенно парни тоже стали ворчать из-за волшебниц и их недоступности.
Походных шлюх и «солдатских жён» попросту не хватало, женщины-сионы были невообразимой редкостью, а потому огромное войско испытывало тоску по женской ласке. Как поведал Шаграт, по мере того как дни складывались в месяцы, а воспоминания о жёнах и любовницах становились всё более неуловимыми, волшебницы — несмотря на всю свою силу и исходящую опасность, — становились своего рода наркотиком. Немало «младших братьев» задыхались из-за простого взгляда или банальных слухов.
Ближе к вечеру, перед ночной остановкой, я покинул весёлых ребят, направившись обратно. Уже в свой «амбар», наблюдать за объективно красивой девушкой и заниматься тем, чтобы шить руны защиты на её платьях и нижнем белье. Унизительно? Скорее возбуждающе, особенно на фоне сегодняшних «чисто мужских» разговоров.
Проклятье, а ведь до этого момента я даже не смотрел на Силану с этой стороны! Воспоминания о Люмии всё ещё были слишком яркими, а потому…
Прикрыв глаза, я сделал дыхательную гимнастику, отрешившись от всего вокруг. Спокойствие, Кирин. Ничего не изменилось.
Сегодня ужинал в одиночестве, возле собственной палатки. Впрочем, пока было светло, достал скарпель и остальные инструменты, стёр остатки чернильных следов с кареты и до самой темноты лазил по ней, вырезав достаточно хорошую и крепкую одинарную комбинацию. Не идеал, но сойдёт. Свою роль сыграет, что главное. Правда дважды отвлекался из-за шума, отчего руны смазывались то по причине потери нужного образа, то потому что менялась эмоция. Благо, успевал прервать их подпитку энергией, отчего негативных эффектов не возникло, зато приходилось восстанавливать порезанное дерево и грубое железо производственной магией.
Хорошо ещё, что я волей-неволей её подтянул за время пути, а то помню, как в Третьей магической едва-едва одежду свою магией мог залатать.
С зачарованием закончил наполовину. То есть, рунную цепочку на карете составил, но нужно было расширить её рунами подобия, чтобы передать эффект на всю площадь, да потом зафиксировать. Это уже решил доделать утром, если успею подняться и поход не объявят сразу же. Либо, если не повезёт, следующим вечером. Главное — что карета могла двигаться и вырезанные рунные комбинации уже давали свой эффект, который, так-то, даже можно было оставить в таком виде. Результат даже так будет заметен. Но бросать работу на половине пути не хотелось. Путь у нас должен длиться ещё четыре дня, а там войдём на территорию Мобаса, отчего опытные офицеры лишь разводили руками, не зная, что нам приготовил очередной архонт. Может, сдастся, если дипломаты сумеют грамотно выполнить свою работу, а может уже на подходе к границе нас начнут атаковать. В общем, по хорошему нужно успеть закончить с рунами за это время, а то мало ли?
Заметив, что Силана вышла из своего шатра и направилась в мою сторону, лишь мысленно вздохнул, но притворился, что ничего не заметил, продолжая есть кашу. В ней даже попадалось мясо, что делало её достаточно аппетитной. Уж мне было с чем сравнивать!
— Я не обижаюсь и хочу, чтобы ты составил мне… — бодро начала девушка и застыла посреди фразы. Я поднял бровь, выразительно на неё посмотрев. — … карбуз инте ратибо ис алсо, — пробурчала она на мунтосе и надулась, скрестив руки на груди. Резко развернувшись, сделала несколько шагов обратно, в сторону своего шатра, откуда выглядывала любопытная морда переводчика, Баера Фёртаса, но потом, будто юла, вернулась к моему костру. — Составил мне ко… — кончик языка высунулся у неё изо рта и оказался крепко зажат пухлыми губами, — тали… фани… ю… — чем дольше она говорила, тем тише у неё получалось. — За есть. Я хотеть говорить. Интере… терелно. Таскол, стьёлится. Хотеть.
Всё. Закончила. Раскраснелась. Глаза отвела. Физически ощутил её стыд и готовность к насмешке. О, кажется ещё и сама себя накрутила, ведь теперь посмотрела мне в глаза, а там буквально плескался гнев и обида. И глаза эти были слишком уж блестящими.
— Садись, — подвинулся я с узкого коврика, который расстелил возле костра, освободив порядка двадцати сантиметров. — Не пойду я в твой шатёр. Там опять твой переводчик будет гундеть и рожи корчить. А ещё служанки станут постоянно пялиться. Лучше уж тут, — упёрся я локтями в свои колени, поглядывая в огонь.
И она села, хоть и удерживала дистанцию, умудрившись сделать это даже на том расстоянии, которое я ей оставил.
Хмыкнув, поднял руку ладонью вверх, создавая маленький тёплый огонёк пламени. Он не жёг и почти не освещал. Игрушка. Но она привлекла внимание девушки, а когда я демонстративно ткнул туда пальцем, показав, что это безвредно, тут же повторила, вызвав мою улыбку.
Хорошо. Отвлеклась. Глаза теперь горели не обидой, а интересом.
Поддавшись наитию, легонько толкнул её плечом и негромко, по-доброму, рассмеялся, когда она недоуменно на меня посмотрела.
— Расскажи, как ты праздновала своё пятнадцатилетие, ведь так и не поведала до конца, — улыбнулся я, глядя на неё. — И о том, как планируешь отмечать магическое совершеннолетие, через четыре дня.
— Ты запомниль? — удивилась Силана. — Я… — девушка уставилась на огонёк, продолжая совать туда пальцы, но уже скорее по инерции. — Не знаю, — и замолчала на несколько секунд. — Друг все — в Монхарб. Тут — никто. Нет, есть. Один мальчик. Парень. Его пытали. Не знаю… жив или мёртв. Где-то у иссинали курхо.
— Тайной полиции? — не понял я последних слов.
— Тяйня… — слова плохо давались ей, хотя я видел искреннюю заинтересованность Плейфан. Несмотря на всё своё поведение, черноволосая девушка стремилась быстрее выучить язык и хотя бы понимать, что ей говорят.