Переводила изучающий и, что уж там, ревнивый взгляд с мужчины на женщину, совершенно не слушая теплые воркующие разговоры, и, к своему стыдливому удивлению, находя между парочкой сходство. Что ж, могу с уверенностью заявить, что Девьян цвет и разрез глаз получил от матери, а уж когда он именно так к ней и обратился: матушка, то последние сомнения развеялись. Только, опять-таки, зачем здесь я? Что сон хочет мне открыть?

Внимание привлекла небольшая, бесшумно открывшаяся дверца, через которую шагнула хрупкая девичья фигурка в форме служанки в накрахмаленном белом передничке и чепце; девушка несла в руках большой поднос, перекрывая им себе лицо. Сделав книксен, служанка расставила на столике, разделяющем аристократов, чашки и тарелочки, ее пальцы странно мелко дрожали. В особенности, когда она подвинула чашку ближе к Дракону и дернулась, едва не смахнув рукой со стола тарелочку с яркими пирожными, когда мягко заговорила императрица, обращаясь именно к ней:

— Дитя мое, ты перепутала чашки. Девьян, дорогой, не будешь ли ты против, если мы поменяемся чашками, я предпочитаю пробовать этим светлым днем ясеневый сбор. Конечно, не будешь, мой мальчик.

— Но… — жалобно вякнула служанка, а у меня мороз прошелся по коже от мелькнувшей устрашающей догадки.

Девьян непримиримым жестом отослал девчонку вон и сам подвинул матери чашку с отравой! Смертельной отравой. Боже мой! Что же делать?! Я честно пыталась помешать императрице выпить адский чай, честно пыталась достучаться до них, даже попыталась выбить чашку из тонких женских пальцев и дать Дракону по голове жезлом, но ничего не вышло.

Адский чай был выпит до дна. Я испуганно замерла, с отчаяньем смотря, как бледнеет императрица, как стекленеет ее взгляд, а изо рта вырывается кровавый хрип. Девьян даже не сразу понял, что вообще происходит. Никто бы на его месте не понял… А мне было так тошно и жалко их двоих.

Она умерла буквально за секунды.

С беззвучно льющимися слезами молилась в сторонке, чтобы сон наконец закончился, но он все не завершался, будто надо мной издеваясь, показывал, как в ужасе кричит Девьян, как он кидается к матери и качает на руках мертвое тело с распахнутыми, смотрящими в потолок навсегда застывшими глазами, как набегают люди и лекари в белоснежных халатах, как они беспомощно разводят руками, констатируя кончину императрицы, как другие люди в военной форме складывают в пакеты улики.

…Внезапно свет будто выключился; только радость была преждевременной, пытка не закончилась, всего лишь перенеслась в еще более жуткий фрагмент.

Задувал ветер. Серьезно, даже сквозь свою призрачность я пусть и слабо, но ощущала пронизывающий до костей холод. Выкинуло меня на песчаную пристань. Многолюдную песчаную пристань. Со всех сторон раздавались тоскливые завывания; надрывно плакали женщины, в такт их подвываниям кричали чайки, шептались мужчины, насупленные, скорбные, хмурые лица, от белоснежных одеяний, похожих на саваны, слепило глаза. Совершенно сбитая с толку, растерянно оглядывалась, медленно понимая, что на этот раз, судя по всему, оказалась на чьих-то похоронах и примерно догадывалась, на чьих именно, если уж брать в расчет хладнокровное убийство императрицы. Впрочем, может, я ошибаюсь, но интуиция подсказывала — никаких ошибок.

От какофонии звуков гудела голова. Поморщившись, поднесла ладонь с факелом к лицу и удивленно моргнула, вдруг оказавшись над головами людей. Моим глазам открылось беспокойное море, на чьих волнах покачивался деревянный продолговатый корабль. Насколько я помнила из всемирной истории, такие корабли строили древние викинги, и назывались они драккары. Только этот драккар — скорее уменьшенная версия, этакая лодочка на одного, максимум двух человек, и вскоре я поняла, в чем тут замысел.

Внезапно мужчины расступились, образовывая широкий живой коридор, сильнее заголосили женщины. Повернулась в воздухе. За моей спиной примерно в пятистах метрах, оказывается, находился готический замок с высокими шпилями башен и извилистой стеной, имеющий выход прямо к морю, то есть, как раз сюда. Из массивной двустворчатой каменной двери уже повысыпались закованные в доспехи мужчины; они присоединились к живому коридору закутанных в саваны людей и под зазвеневшую в воздухе душещипательную мелодию флейты вскинули вверх мечи, крест-накрест соединяя их со стоящими напротив «коллегами».

Одной рукой помогая себе, засучила ногами назад, постаралась осторожно подобраться поближе к самому пирсу и подальше от массы людей, неотрывно следя, как через «коридор» шествуют мрачные и также закованные в покрытые золотом доспехи мужчины.

Впереди всех, по моему пониманию, шествовал сам император, симпатичный, но совершенно седой, сгорбленный под натиском горя мужчина. Рядом с ним, с одухотворенными видом, ― старик в похожей, как у «простого люда», тоге, только из более плотного дорогого материала, подпоясанной широкой золотой лентой, кончик которой был перекинут ему за правое плечо. Его я определила как святого отца, уж очень тот был похож. За ним парой шли Девьян и, скорей всего, его старший брат — Артур. Невольно поежилась. Лицо мужчины полностью покрывала золоченая маска, но зато открывала короткие, короче, чем у других братьев, пепельные волосы. Одет он был в простой черный камзол, чем сильно отличался от других.

Следом со скорбной миной семенил Тьен, а за ним ― незнакомые мне мужчины, наверняка какие-нибудь приближенные к монаршему трону лорды. А вот за лордами ― снова латные стражники, которые тащили на своих плечах ало-черный гроб с треугольной крышкой, расписанный кроваво-красными цветами и причудливыми узорами.

«Отец» оторвался от императора и шустро просеменил вперед, к самому берегу, несколько минут обождал, пока гроб с процессией подберется поближе, и, раскинув руки, принялся петь заунывную песнь на совершенно непонятном, незнакомом мне языке.

Честно говоря, я совсем не понимала, что здесь делаю, какого черта меня вынесло на похороны императрицы, а я уже не сомневалась, что это они и есть; показать местные похоронные традиции? Навряд ли. Неужели я должна помочь отыскать убийцу императрицы, по совместительству ― несостоявшегося убийцу среднего принца? Но как я могу?.. Точнее, я уже знала, что в этом замешана блондинка, но она-то всего лишь пешка, это и ежу понятно. Тут вообще, судя по всему, заговор настоящий зреет, я-то чем помочь могу? И вообще, о чем я? Это всего лишь моя собственная расшалившаяся фантазия! Доказано, между прочим. Ну, вроде.

Песнь «отца» стала громче, раскатистей, к ней присоединились голоса людей в «саванах», и не только они. Девьян тоже пел, он хоть и стоял с низко опущенной головой, но я видела шевеление его губ. Как и императора. Насчет Артура сказать я не могла по понятным причинам, а вот злючка-Тьен точно не пел, он кусал свой кулак, то и дело как-то виновато поглядывая на гроб, и морщил нос. Подозрительная реакция, хотя, придираюсь я, каждый скорбит по-своему. Например, Ди, когда бабушку хоронила, хохотала в голос, подружка потом созналась: такая реакция на горе сложилась у нее еще в детстве, просто во всех смыслах дикий хохот, который контролировать она сама не могла. Он резко наступал и так же резко сам сходил, вот так вот. А отчего так, она не признавалась, ну, и мы с Лисой не пытали.

Песнь резко оборвалась, и я подобралась; широко распахнутыми глазами смотрела, как император рухнул на колени, скрюченными пальцами тянулся к гробу, гладил его, целовал, как «отец» длинным посохом с деревянно-круглым набалдашником — откуда он его вообще вытащил?! — махнул в сторону, и старшие сыновья императора принялись того оттаскивать от равнодушного дерева.

Гроб подняли и под женский вой, беззвучный плач императора и тоскливо-безжизненный взор, по крайней мере, Девьяна, ― будем надеяться, и других братьев, ― потащили к кораблю, уложили в него, сверху засыпали цветами из бочек, которые подали люди в саванах, после чего быстро сбежали на берег.