У площади собралась толпа. Три горы хвороста, на вершинах которых спали вечным сном охотники на людей, притягивали внимание местных жителей. Огромная туша дубовика, заключённая в железную клетку, источала запахи гнили и разложения. Множество зрителей подходили и подходили, обсуждали тела и громко кричали на странном языке. Стража окружила будущие могилы и не допускала никого близко.

Я уверенно прокладывал путь вперёд. Люди расступались и шептались о чем-то. За мной упорно следовала Рели, не отставая ни на шаг и постоянно осматривая растущую толпу. Солдат передал мне факел, и в нём я узнал знакомого дозорного, что прежде меня недолюбливал. Презрение на его лице исчезло, он с достоинством кивнул мне и освободил дорогу.

И я не ждал. Хворост загорелся моментально. Толпа загудела, и до моих ушей донеслась тихая и неожиданно мелодичная для этой земли песня. Рели с ужасом смотрела на пламя и льющиеся сквозь неплотные ветви дорожки черного пепла.

Ещё одна пирамида зажглась от моей руки. Песня усилилась, послышался грустный, тягучий мотив. Встав перед третьим телом, я протянул факел своей ученице. Да, страх – опасный враг, но весьма условный. Его невозможно победить… Но можно надеть на него поводок. Я почти физически чувствовал, как ломались старые принципы в сердце Рели, чтобы освободить место для новых заповедей. Как и другие, она… На этой мысли перед глазами вспыхнул красный цвет, и пришлось закусить губу, чтобы вернуть прежнее спокойствие.

Рели тяжело дышала, быстро хлопала глазами, но факел взяла и направилась к своему старому знакомому. Было видно, что каждый шаг давался ей нелегко. Однако упорство хватило, чтобы переступить через себя и бросить факел. Огонь усилился, как и песня местных. Утонченное лицо Гирана, слегка недовольное, с закрытыми глазами и слегка изогнутыми бровями утонуло в пламени. Люди не кричали и не радовались, но было в их голосе особенная гордость, восхищение победой над страшным врагом.

Это ведь был Север. Под темным безразличным небом их предки спустились бы вниз. Прикоснулись к своим потомкам. Приняли похвалу и подарили бы благословения. В отблесках пламени горячая кровь нашла бы друг друга даже в самой страшной метели.

А мне становилось горько от этой радости. Почему? Потому что у меня больше нет веры. Если бы я был с севера, мои потомки отказались бы от меня. Если бы был с востока, тысячи клинков рвали бы мою душу на части. Если бы был из Империи, то Бог одним щелчком предал меня забвению.

Но мне нужны мои глаза и при жизни.

Я аккуратно взял ошеломленную Рели за запястье и повёл её в сторону. Мы нашли неприметный переулок, где девушка, оперевшись о стену, отдышалась и приняла из моих рук фляжку.

– Тяжело? – спросил я.

– Они… собирают прах, – прошептала вампирша. – Зачем?

– Отправят в Эрстурм, церковным алхимикам и магам.

Рели прикрыла рот рукой, словно содержимое ее желудко запросилось наружу.

– То есть… из нас вы варите зелья?!

– Не зелья, но…

Девушка присела и безмолвно склонила голову. Это была последняя капля. Пока я подбирал слова, она схватилась за голову и помотала головой. Через пару минут она встала и направилась в сторону монастыря, быстро и отрывисто дыша. Чтобы переварить произошедшее, я решил не трогать её, и отправился в противоположную сторону. Путь Рели найдёт, а у меня было ещё одно важное дело.

Песня, казалось бы, захватила весь город. Может быть, все люди собрались на площади, так как никого я не встретил, зато слышал печальные слова и видел яркий свет костра. Земля скрадывала шаги, хотя особо скрываться не приходилось. Я чувствовал себя очень странно, как будто оказался в истории барда-сказителя, подыгрывающего себе на лютне. Звонкие струны вторили северной песне, пока справа не показались чернеющие провалы пепелища.

Раньше дом и так стоял поодаль, а сейчас от него несло одиночеством и скорбью. От хижины осталась одна стена, пол и перегородка с дверью. Её облегало бледное сияние, как будто источник слабого света стоял прямо за ней. И это нечеловеческий отблеск могильным холодом встречал незванных гостей.

Я достал с пояса небольшой сверток. Это был крупный осколок зеркала, который Местир согласился мне отдать. Перчатка соскользнула с моей руки, и грубый край стекляшки впспорол мою кожу. Капли крови остались на стекле. Пальцем я начал чертить руну.

Узел, стяжка, контур. Повтор. Сердцевина. Повтор. Последний контур. Когда руна Принуждения была закончена, я бросил осколок на землю. Тихий звон удара стекла о камень повис в воздухе. Сияние затрепетало, и из-за перегородки выплыл призрак.

Светлый силуэт женщины с сине-зелёным отливом двигался медленно и размеренно. Простое длинное платье колыхалось в воздухе, словно в морской глубине. Я увидел распахнутые глаза и открытый в беззвучном крике рот. Точно определить возраст не получилось, но лицо выглядело весьма молодо, если бы не было испорчено гневной гримасой. Кажется, рассказ Местира – не просто байка.

Я осторожно опустился на колени и демонстративно отложил меч с ножнами. Призрак может напасть, и в этом случае на помощь мне придет магия Крови, способная поймать бестелесного монстра. Однако перед этим я хотел разобраться в случившемся, так как призраки просто так не появляются…

Девушка игнорировала мои призывы к миру и неотвратимо приближалась. Когда до зеркала осталось совсем немного, призрак все же остановился и стал плавно перекатываьбся с место на место.

– Я могу помочь тебе, – тихо прошептал я.

Она опустила подбородок, но эмоции прочитать было нелегко.

– Я действительно могу. Но ответь на мои вопросы.

Девушка покачалась из стороны в сторону. Это могло означать сомнение, но на утолить мое любопытство она готова.

– Мне рассказывали твою историю. Не знаю, насколько она правдива. Но скажи, те, кто залез в дом… Они не убили тебя? Взяли силой?

Призрак заволновался и задергался. В глазах мелькнули злобные нотки, даже сквозь невидимую завесу между живыми и мертвыми сквозил отчаянная ярость.

Призраки – души мертвых, которые не могут покинуть мир живых по одной-единственной причине – их смерть нарушает божественные законы перерождения. Это могло быть вмешательство темного артефакта, или, что встречалось чаще всего – самоубийство. Вернуть душу в цикл перерождения можно было насильно, но я искренне хотел сперва успокоить её.

– Что ты хочешь? Мести? Я не смогу их убить, но могу заключить в тюрьму.

На этот раз девушка печально покачала головой и положила руки на грудь. Сначала я не понимал, но она явно хотела на что-то указать…

– Кулон? Ты хочешь вернуть его?

Призрак радостно закивал.

– В мир мёртвых вещи ты не унесешь.

Девушка дернула головой и стала разворачиваться. Разговор на этом был окончен. Сияние всё меркло, пока не исчезло вовсе. Я выдохнул, вернул клинок и забрал зеркало. Мои мысли пытались выцепить из памяти имена людей, к которым бы я мог обратиться за помощью.

Следующее утро было не таким ранним, как предыдущее. Монахи давно были на ногах, когда Рели наконец собралась. Девушка теперь была собрана и серьезна, заплела волосы, чтобы они не мешались, и нетерпеливо прожигала меня взглядом.

– Вчера я не смогла удержать себя в руках, – отчеканила она. – Но сейчас со мной всё в порядке. Прошу прощения.

Я лишь кивнул и продолжил вести дневник с помощью кусочка угля. Мы с Местиром сидели в столовой и обсуждали, где начать поиски кулона. Небольшое помещение с длинными лавками и скамьями, частично заполенными плетеными корзинами со всякими травами, сыром и шерстью, часто пустовало, но не сейчас.

– Доброе утро, Рели, – поздоровался добродушный настоятель. Он инстинктивно чувствовал проблему девушки и пытался помочь ей как мог.

– Я… Ох… Да. Доброе утро.

– Присаживайся, попробуй отвар. Юрген собрал ягоды и травы только вчера.

– Он выходил за стену? – полюбопытствовал я, не отвлекаясь от дела.