— Значит, договорились? — я протянул Тонне руку.

Толстяк щелчком выбросил окурок с балкона и от души хлопнул ладонью по моей пятерне.

Утром меня разбудил Валерка, который в деревне привык вставать с рассветом. Родители уже умчали на работу, прихватив с собой Серегу, который весь день будет в садике. Вчера его забрала мама, и вечером нам с отцом и Валеркой пришлось прослушать порцию очередных жутких слухов. Неудивительно — мама переволновалась, а Серега еще совсем мелкий, вот она и вывалила на нас свои переживания в виде услышанной где-то болтовни. Но мы ее успокоили.

На завтрак поели вареных яиц «в мешочек», попили цикория — жалкого заменителя кофе. Зато с конфетами «Коровка», которые матери кто-то подарил на работе. Потом собрали сумку с едой и термосом, ее вызвался таскать Валерка. Отдельную сумку, пустую, взяли для покупок. Спустились во двор на десять минут раньше, но парни уже нас ждали, даже Илюха. Потом вышли девчонки, и мы в первую очередь сопроводили их до работы. И только потом отправились на вокзал, дав им клятвенное обещание быть предельно аккуратными.

Добрались в переполненном автобусе, отстояли громадную очередь в кассу — ни о каких терминалах еще даже разговоров не было. Электричка до Ярославля отправлялась в 8:30, у нас еще было примерно четверть часа, так что мы взяли по чебуреку и даже умудрились занять места в зале ожидания — очередной дальняк как раз отошел от перрона, и пассажиров было совсем мало. Те же, кто ездил на работу в Ярик, уже умчались на семичасовой.

— Значит, так, парни, — Саня отложил свой чебурек на соседнее кресло, подложив бумажку. — Чтобы у нас дело пошло сразу и споро — вот моя доля.

Он внимательно огляделся, пригнулся, аккуратно залез под джинсовую куртку и выудил из-за подкладки пачку согнутых вдвое зеленых купюр.

— Здесь два штукаря, — сказал он и протянул мне. — Хватит?

— Саня, — я не торопился принимать деньги, чувствуя, как внутри поднимается тревога. — Где ты их взял?

— Да тут, короче, скопил немного, — неумело соврал он. — И у матери попросил, объяснил, что это на бизнес. Она тебя очень уважает, Камень, даже сомнений нет никаких в том, что ты не обманешь.

— Саня, говори честно, — я положил руку ему на плечо и немного сжал. — Откуда деньги?

— От Льва Кирилловича, — друг не выдержал. — Мать у него уже занимала, отдала вовремя, так что он почти сразу согласился одолжить еще.

— Под десять процентов? — я тяжело вздохнул.

Лев Кириллович Невмержицкий был известным в нашем микрорайоне ростовщиком. Звучит странно по меркам двадцать первого века, но тогда, в девяностые, такие люди не были редкостью. Ходили они, что понятно, под бандитами, которым отстегивали долю. А зарабатывали тем, что ссужали деньги нуждающимся, кому не давали кредиты в банках. Только проценты у ростовщиков были адовыми — десятка в месяц. То есть одной только маржи с Саниных двух тысяч Лев Невмержицкий уже через месяц должен был получить две сотни.

Так люди и попадали на счетчик — проценты капали, и вернуть долг порой оказывалось невозможно. Кто-то снова занимал, только у другого ростовщика, и вновь через некоторое время проваливался в кабалу. Другие, желая поскорее расплатиться, продавали имущество, в том числе автомобили. А третьи оказывались на улице, отдавая в уплату и жилплощадь.

— Ну да, под десять процентов, — закивал тем временем Саня. — Но это же немного? Мы ведь скоро заработаем гораздо больше и раскидаем, так ведь?

— Блин, Санчес, — Дюс поскреб колючий подбородок. — Ты бы хоть посоветовался.

— Нихера себе, сколько денег! — чуть не воскликнул Валерка, но вовремя осекся и зажал себе рот рукой.

— Сумма приличная, — задумчиво произнес Илюха. — Можно без проблем теликов прикупить и хороших приставок. Но сумеем ли мы отбить все уже через месяц?

— Саня, дружище, — я не мог подобрать слов, судорожно соображая, как быть дальше. — Спасибо тебе огромное. Но давай все же, правда, будем советоваться. Не хотелось бы связываться с Невмержицким и другими, ему подобными.

— Блин, парни, — насупился виновник переполоха. — Я не смогу их прямо сейчас отдать, два месяца в любом случае оговорены.

Насколько я помнил, это было собственное правило Льва Кирилловича. Чтобы люди внезапно не могли передумать, он ставил условие вернуть деньги не ранее чем через два месяца. Так он при любом раскладе получал 20 процентов, и в нашем случае это были 400 лишних долларов. Да уж, задал нам Саня задачку!..

— О’кей, — я принял решение. — Сделаем так, чтобы с минимальными потерями: часть денег потратим на дело, другую часть оставим как страховку. Скажем, шестьсот долларов. Четыреста — обязательные проценты плюс еще две сотни на третий месяц. И отдаем Невмержицкому по возможности быстро, чтобы не влезть в кабалу.

— И больше так никогда не делаем, — добавил Дюс, поглядывая на Саню и качая головой.

— Блин, парни! — снова воскликнул тот. — Я ведь как лучше хотел!

— Мы знаем, — я вновь похлопал Саню по плечу. — И спасибо тебе, что пошел на такой риск ради нас. Но! Больше так не делай!

— Камень, слышь? Ну, это уже перебор! — набычился тот. — Я что, для себя разве? Да мы так быстрее поднимемся!

— Если будем так рисковать, не только не поднимемся, но еще и опустимся, — отрезал я. — Слышал, как кто-то из соседей Невмержицкому задолжал, и пришлось квартиру разменивать?

— Ермиловы, — подсказал Дюс.

— Точно, — кивнул я. — А у нас общее дело, которым рискуем мы все. Единолично ничего не решаем, пусть и из благородных побуждений.

Саня недовольно хмыкнул, а я понадеялся, что он меня услышал. Объявили прибытие нашей электрички, и мы выдвинулись к третьей платформе. По пути слышали обрывки разговоров — народ обсуждал очередное происшествие. Уже под вечер, часов в одиннадцать, на Ярославском шоссе подорвали кортеж Вано, пахана рыночной группировки. Две машины, в том числе дорогущий «Линкольн», единственный в Новокаменске, превратились в груду горелого железа. Погибли восемь человек, но был ли среди них сам влиятельный грузин, никто не знал. А я помнил, что Вано застрелили уже в начале двухтысячных, значит, сейчас, в этом времени, он как-то выжил.

— Давайте в голову, — предложил я, выглядывая на горизонте нашу электричку.

Народу все равно оказалось довольно много, хоть мы и рассчитывали, что все желающие уедут на двух предыдущих. А в головной вагон обычно стремились далеко не все, и там можно было даже сесть.

Старая потрепанная RVR с уже позабытым мной фирменным гулом обогнала нас, медленно тормозя. Раздалось тарахтение, знакомое всем, кто катался на таких электричках. Двери с шипением открылись, причем очень удачно — мы как раз были рядом.

— Давай! — скомандовал я, оценив обстановку.

Мы рванули в вагон, опередив остальных, успели занять широкие деревянные сиденья друг напротив друга. Нас было пятеро, оставалось еще свободное место, но к нам никто не спешил подсаживаться. Срабатывал инстинкт самосохранения — если я, Дюс и Илюха выглядели обычными парнями, то мрачный Саня и простоватый, но при этом широкоплечий Валерка вызывали желание держаться подальше. На всякий случай.

Вагон быстро заполнялся людьми, и вскоре почти все сидячие места были заняты. Пассажиры встали в проходе, причем на багажные полки почти никто ничего не ставил. У кого-то в принципе не было такой привычки, другие просто опасались за сохранность вещей. Хотя опаснее всего, конечно же, было таскать вещи с собой — карманники, орудовавшие в пригородных поездах, ловко обчищали доверчивых граждан.

Кто-то не утерпел и сразу принялся разворачивать нехитрую снедь вроде вареных яиц и бутербродов с рыбой. По вагону поплыли непередаваемые ароматы. Мяукали котята, лаяли щенки, кудахтали куры и трещали волнистые попугайчики. Я и забыть успел, что только ни возили с собой пассажиры электричек в то время! И что, и кого. Какая-то бабулечка еле втащила с собой в вагон внушительных размеров шелестящий мешок, от которого моментально пахнуло приторным разнотравьем. Кучка армян под руководством усатого отца семейства в кепке заносила какую-то огромную коробку, чудом уместившуюся в проходе.