Теперь уже досталось «Миссури»…
…Схожие драматичные картины ближнего боя, исполненные отваги и самоотверженности, разыгрывались сейчас и между другими русскими и американскими кораблями. Всюду, словно в некоем инфернальном котле, слышались отчаянные крики, лихорадочные приказы, щедро сдобренные отборной руганью на обоих языках:
— Володя, да куда ж ты целишься, мать твою⁈ — яростно надрывался богатырского вида кавторанг, брызжа слюной. Его глаза лихорадочно метались по экранам, отслеживая хаотичное перемещение вражеских кораблей. — Огонь правым бортом по «Хорсту», немедленно! Иначе он нас в ответ в пыль сотрет…
— Как мне прикажете это сделать, господин капитан⁈ — сипло отозвался наводчик, кашляя и хватая ртом воздух. — Эта долбаная цистерна перекрывает сектор обстрела… Я ж ни черта в прицел не вижу!
— Твою ж дивизию… Голова у тебя для чего⁈ — рявкнул капитан, сжимая кулаки. — Забудь о визуальном наведении, ориентируйся по тактической карте! Пали прямо через эту чертову топливную бочку… В конце концов, плазма пробьет ее стенки, как картонку, а взрыва не последует — цистерна давно пуста… Так что огонь, дьявол тебя дери! Огонь до посинения!
— Есть, капитан! Понял вас, выполняю! — отрывисто бросил наводчик. — Залп по указанным координатам!
И в тот же миг ослепительный сгусток сжатой плазмы, извергнутый жерлом главного калибра линкора «Ярослав Мудрый», сорвался в мрачный космос. Он, подобно разъяренной комете, прочертил огненный росчерк среди угольно-черного безмолвия, пронзил насквозь пустую цистерну, будто хрупкую фольгу, и устремился дальше, к приближающемуся крейсеру противника.
— Есть попадание! — доложил, не скрывая разочарования, дежурный оператор, не отрывая взгляда от экрана сканера. — Только вот незадача командир — мы влепили аккурат во фронтальный щит «Хорста». И тот поглотил наш заряд, даже не поморщившись, чертяка…
— Мать их так! — разочарованно процедил сквозь зубы капитан, сокрушенно покачав головой. — Этак мы долго не навоюем. Одной действующей пушкой эту американскую дуру не прошибешь…
Залпы и взрывы освещали пространства, будто всполохи затухающих звезд. Русские яростно огрызались в отчаянных дуэлях, искусно маневрируя и прячась за обломками некогда действующих орбитальных станций и промышленных модулей, стремясь нивелировать численный перевес противника. Но американцы наседали, словно свора гончих, неумолимо тесня наши корабли, вынуждая их отступать все дальше и дальше, вглубь покореженного лабиринта из металлоконструкций. Русские дредноуты стремительно теряли защитные и боевые характеристики под безжалостным огнем врага, но, даже истекая кровью, продолжали вести бой, не помышляя о капитуляции. Экипажи упорно держались из последних сил, отвечая на каждый залп «янки».
Однако чем дальше разворачивалась ожесточенная схватка, тем яснее вырисовывался ее печальный исход. Слишком велико было превосходство американцев в численности и чудовищной огневой мощи их орудий. Русская эскадра, невзирая на доблесть и самоотверженность команд, уже балансировала на грани поражения. Хоть наши бесстрашные капитаны пока и не потеряли ни одного вымпела, но этот только пока. Еще немного и станет слишком поздно что-либо предпринимать. Бой неумолимо близился к трагической развязке.
— Господин капитан первого ранга, силовые щиты на пределе, осталось меньше 10% от общей мощности, — хрипло проговорил старший помощник, бросив многозначительный взгляд на стоящего рядом каперанга Зубова. — Еще несколько прямых попаданий и защита рухнет. Если прямо сейчас не уйдем в отрыв, «янки» вскроют нас, как консервную банку…
— Что ж, делать нечего, пора закругляться, — мрачно процедил сквозь зубы капитан, не отрывая цепкого взгляда от панорамных экранов, транслирующих безрадостную картину побоища. — Все, парни, финита ля комедия! Мы сделали все, что могли, но силы слишком неравны. Как старший группы приказываю — разворачиваемся на сто восемьдесят градусов и полным ходом даем драпака… Повторяю, всей эскадре немедленно отходить, отступать, рвать когти! Держаться слаженным строем, прикрывать друг друга!
Маневровые двигатели русских дредноутов взревели с удесятеренной яростью, разворачивая израненные исполины на пределе возможного. Русские корабли, следуя приказу командующего и прикрываясь уцелевшими промышленными модулями да пустыми топливными орбитальными терминалами, практически синхронно развернулись кормой к неприятелю и дружно устремились прочь из сектора боевых действий, искусно лавируя меж хаотично дрейфующих обломков. Залпы с палубных орудий «янки» еще долго полыхали за их кормой, прочерчивая огненные росчерки в безмолвной тьме, но все чаще пролетали мимо цели. Наши отступающие корабли придерживались заранее выверенной, оптимальной с точки зрения безопасности траектории, где нагромождения покореженных конструкций существенно затрудняли канонирам противника ведение прицельной стрельбы.
А вскоре и спасительная громада геоида Никополя-9 своим титаническим каменным панцирем окончательно закрыла собой от прицелов американских артиллеристов сектор отступающую русскую эскадру. Палить дальше по ушедшим в отрыв кораблям не имело ни малейшего смысла. «Янки» могли лишь скрипеть зубами, провожая ненавидящими взглядами силуэты наших дредноутов, тающие на фоне блеклого диска планеты и скрывающиеся за ней…
Одновременно с этим в соседнем квадрате космического пространства, где под надежной защитой остальной части дивизии «Джерси Блюз» у захваченного топливного терминала продолжали деловито сновать танкеры, проходил напряженный разговор между контр-адмиралом Ди Сенной и его старшим помощником.
В командирской рубке флагманского линкора «Айова», царила нервозная, наэлектризованная атмосфера. То и дело вспыхивали тревожным малиновым огни аварийных табло на пультах, надрывно попискивая в такт. Динамики интеркома выплевывали нескончаемый поток сигналов экстренной связи. Казалось, сам воздух звенел от напряжения, готовый вот-вот взорваться от малейшей искры. Однако контр-адмирал Горацио Ди Сенна, только что получивший донесение об отступлении русской эскадры, будто не замечал этой игры света и звука.
Высокий, подтянутый, затянутый в щеголеватый темно-синий мундир с иголочки, украшенный нашивоками, он словно разъяренный лев в клетке широкими шагами мерил из угла в угол просторный командный отсек. Временами Ди Сенна замирал перед огромной голографической тактической картой, что парила в центре отсека, то и дело бросая на нее полные плохо сдерживаемой ярости взгляды. В холодном голубом свете проекций его резкие, словно высеченные из мрамора черты лица казались еще жестче, а глубоко посаженные глаза отливали расплавленным серебром.
— Будь они прокляты, эти трусливые русские псы! — процедил адмирал сквозь зубы, и тонкие губы его исказила презрительная усмешка. С трудом сдерживая клокочущий в груди гнев, Горацио сжал руки в кулаки так, что кожа перчаток жалобно заскрипела. ( да Ди Сенна всегда носил перчатки). — Стоило припечь их как следует, так сразу улепетывают, поджав хвосты! И где же ваша хваленая славянская доблесть, смелость и несгибаемость духа, а? Где ваше «один за всех и все за одного», господа имперцы? Тьфу, одни пустые слова, которыми вы кичитесь и которые ничего сейчас не значат…
Резким порывистым движением Ди Сенна развернулся к своему старпому, застывшему навытяжку чуть поодаль.
— Дастин, какого дьявола ты стоишь как неживой? Или ждешь особого приглашения⁈ Приказ авангарду, передавай, чтобы они снова собирались вместе, перегруппировались и пристраивались в «кильватер» к этим улепетывающим воякам царя Константина… Мы нагоним трусов и доделаем начатое, клянусь своими серебряными звездами на погонах. Не для того я потратил столько времени и боезапаса, чтобы позволить «раски» ускользнуть из моих когтей… Ни один их вымпел не должен покинуть сектор живым и боеспособным, ты меня понял?
Старший помощник, до того молчаливо стоявший чуть поодаль, демонстративно осторожно кашлянул, прочищая горло. Сделав шаг вперед, он проговорил, старательно подбирая каждое слово и всем своим видом излучая почтительность:
