— Слишком много стало свободы действий и желаний в нашем космофлоте, как в прочем и во всей Республике, — нахмурился «Мясник» Дэвис, начиная терять терпение от вечных разборок своих адмиралов. Его пронзительный взгляд скользил по лицам подчиненных, словно выискивая крамольные мысли и намерения. Годы беспощадной муштры и железной дисциплины, которые Коннор Дэвис насаждал в своем флоте, казалось, начинали давать трещину, что сильно ему не нравилось.

— Я уже не первый год наблюдаю, как наш космофлот все больше погрязает в анархии и своеволии, — продолжал главком, чеканя каждое слово. — Офицеры бездумно бросаются в авантюры, плюют на субординацию и присягу, позволяют себе открыто сомневаться в решениях командования. А Сенат и Магистраты лишь попустительствуют этому разброду, оправдываясь некими абстрактными свободами и правами. Да будь моя воля, я взял бы все эти ваши ковбойские замашки вместе со всеми декларациями о свободе и правах, и выбросил бы их на помойку вместе с половиной сенаторов!

Командующий сжал пудовый кулак, аж костяшки пальцев побелели. Уоррен, Джонс и Джуда вынуждены были пригасить свои эмоции, чтобы не попасть под раздачу. Все они, включая и остальных дивизионных адмиралов 1-го «ударного» космофлота: Ди Сенну, который к этому моменту уже покинул совещание, контр-адмирала Локвуда и контр-адмирала Ли — командующего «Следопытами», знали о крутом нраве главкома, но вот чтобы он так открыто критиковал Конституцию АСР, такого раньше не наблюдалось.

«И это говорит Коннор „Мясник“ Дэвис — главный цепной пес Сената и образец верноподданичества», — поразилась про себя Элизабет Уоррен. Мысли командующей 4-го «вспомогательного» лихорадочно заметались, просчитывая возможные последствия подобного демарша. «Да если он продолжит в том же духе, то очень скоро может отправиться в расход вместе со всеми нами. Или Дэвис настолько уверен в своей неприкосновенности? Что, если за его словами стоит нечто большее, чем просто недовольство обнаглевшими подчиненными?»

В конференц-зала на какое-то время повисла гнетущая тишина, прерываемая лишь тихим гудением генераторов и редкими звуковыми оповещениями бортового компьютера. Казалось, даже воздух застыл в напряжении, ожидая дальнейшего развития событий. Все присутствующие ощущали себя марионетками в руках разгневанного кукловода, не смея лишний раз шелохнуться под испепеляющим взором Коннора Дэвиса.

— Боюсь о ваших планах выбросить на свалку половину Сената вскоре эти самые сенаторы и узнают, — осторожно произнес вице-адмирал Джонс, улыбкой стараясь разрядить обстановку. — Уверен, эти ребята прислушаются к мнению лучшего военачальника Республики и заранее примут необходимые меры, чтобы подобного не произошло…

— К черту Сенат? — фыркнул Дэвис. — Эти напыщенные индюки способны лишь словоблудить с трибун да устраивать показательные порки нижестоящим. Пусть сидят у себя на Вашингтоне-8 и не высовываются! С внутренними проблемами своего космофлота я буду разбираться своими силами. И первым делом искореню любые поползновения к неповиновению и вольнодумству. Даже если для этого придется пролить кровь своих сослуживцев…

Адмиралы ошарашенно переглянулись, пытаясь осознать, не ослышались ли они. Хотя, чему тут удивляться, судьба Пайпер Райт служила прекрасным примером слов командующего. Однако сейчас главком фактически призывал к самосуду и расправам в обход официальных властей? Да, Дэвис всегда был известен крутыми методами наведения порядка, но подобные речи попахивали откровенным мятежом.

— Сэр, отдаете ли вы себе отчет, что фактически предлагаете нарушить закон, уставы и напрямую пойти против воли Сената? — тихо, но твердо спросила Элизабет Уоррен. — Это может быть расценено как подстрекательство к государственной измене и неповиновению.

Дэвис обжег подчиненную суровым взглядом, но Элизабет выдержала этот напор со стойкостью гранитной скалы.

— Не тебе читать мне лекции о нарушении закона, Бет, — процедил Дэвис, сверля взглядом вице-адмирала Уоррен. — Я служу Республике куда дольше, чем ты носишь свои офицерские погоны. И если я вижу, что интересы государства вступили в конфликт с традициями, политическими играми либо словоблудием, то без колебаний встану на защиту этих интересов. Даже если ради этого придется попрать некоторые устаревшие догмы.

— А кто будет решать, какие догмы устарели, а какие нет? — вновь подал голос Нейтен Джонс, решивши уколоть-таки командующего. — Лично вы?

— Я…

Джонс поперхнулся и не стал продолжать.

— Я беру на себя ровно столько, сколько требует кризисная ситуация, — отрезал Дэвис. — И если понадобится самому стать последней инстанцией в вопросах наведения порядка и вразумления зарвавшихся смутьянов, я пойду и на это. Даже ценой собственной свободы или жизни. Лучше уж корабль Республики будет управляться жесткой рукой опытного капитана, чем станет игрушкой в руках политиканов, клоунов и болтунов.

Каждый из присутствующих понимал, что Коннор Дэвис только что де факто объявил о готовности взять всю полноту власти над космофлотом в свои руки и навести в его рядах железный порядок, невзирая на букву закона и уставы. По сути это был прямой вызов всей политической системе Республики. Но в то же время многие адмиралы в глубине души понимали правоту Дэвиса. Анархия, низкая дисциплина и своеволие подчиненных и в самом деле становились все большей проблемой. А нерешительность и попустительство Сената лишь усугубляли ситуацию. Быть может, настало время для жестких и неординарных мер? Но где та грань, за которой наведение порядка превращается в установление диктатуры?

Все сидящие за столом знали, что Сенат — главный законодательный и исполнительный орган Республики всегда зорко следит за любыми такого рода высказываниями, делами, призывами и так далее. Тем более в среде высшего командного звена космофлота.

Система тотального контроля и слежки, выстроенная Сенатом, пронизывала все сферы жизни АСР. Специальные комиссии регулярно проводили идеологические проверки в воинских частях и на кораблях космофлотов, выискивая любые признаки вольнодумства и инакомыслия. Малейшее подозрение в нелояльности могло стать концом карьеры, а то и жизни для любого офицера, невзирая на чины и заслуги. Военная контрразведка неустанно мониторила все каналы связи и информационные потоки, отслеживая потенциально опасные высказывания и настроения.

За последние годы немало видных военачальников и политиков, прежде всего из числа «федератов», проигравших в Гражданской Войне, поплатились свободой, а то и головой за попытки бросить вызов незыблемым устоям Республики. Однако одними «федератами» эти ребята не ограничивались. Горе было любому, кто осмеливался публично усомниться в мудрости и праведности действий отцов-основателей Республики.

«Похоже, наш дорогой Коннор не на шутку разозлился на кого-то из сенатских шишек», — размышляла про себя Элизабет Уоррен, разглядывая командующего.

Лицо главкома 1-го ударного космофлота оставалось непроницаемым, словно высеченным из камня. Лишь глаза полыхали нехорошим огнем, выдавая бушующие внутри эмоции. Мысль о том, что Коннор Дэвис, всегда слывший образцом лояльности и послушания, мог настолько разочароваться в идеалах Республики, чтобы решиться на открытый бунт, казалась вице-адмиралу Уоррен совершенно невероятной. И в то же время его слова и язык тела красноречиво свидетельствовали, что терпение «Мясника» на пределе.

«А это уже становится интересно,» — хмыкнула, подумав про себя, Элизабет. Ее острый ум уже просчитывал варианты и последствия столь неожиданного поворота событий.

Между тем, Дэвис, видимо опомнившись, что сболтнул лишнего и будто не замечая удивленных, правильнее даже сказать, шокированных взглядов своих подчиненных, продолжал:

— Итак, вернемся к нашим планам. Подытожим. Дождавшись топливозаправщиков от Ди Сенны, я с тремя дивизиями иду к центральной планете системы. Нам предстоит нанести решающий удар в самое сердце обороны русских. Это будет нелегкий бой, господа, но я уверен, что натиск и отвага наших экипажей сломят сопротивление противника. Главное — действовать быстро, слаженно и не давать «раски» ни малейшей передышки…