– Почему так долго?

– Макс, что-то случилось? – спросила девушка испуганно. – Что-то с Владом. Или…

Макс! Не молчи!

Я заскрежетал зубами. Дурак, ну какой же я дурак! От дикой, неконтролируемой ревности потемнело в глазах.

С Владиком что-то случилось? Да что вообще может случится с ее Владиком!

Я сделал глубокий вдох и ответил:

– Все в порядке. Завтра бой. Противник – еще совсем мальчишка.

– Почему ты позвонил? – спросила она тихо. – Я испугалась, Макс. Сильно испугалась.

– Прости меня. Я… Я просто… Я не могу без тебя, Вер.

– Тогда возвращайся скорее, Макс. И поговорим. Удачи!

В трубке раздались гудки.

Она была сильнее меня, хрупкая девочка, пережившая столько боли.

А я не вывез. Не выдержал. Сломался.

– Русланов, если утром будет такое же настроение, я отменю бой, – произнес Артур совершенно будничным тоном, выйдя ко мне на балкон.

– Так курить хочется… – протянул я. – А еще водки.

– Очень?

– Очень!

– После боя поговорим. Все, Русланов, хорош рефлексировать. Спать пора! Завтра утром подниму на пробежку.

– Ты изверг, Жданов.

– А ты ведешь себя, как трусливый мальчишка! И я сейчас не про поединок с Соколовским, Макс!

Уверен, что моя улыбка вышла зловещей.

Только Жданова такой было не пронять.

Ночь прошла в тревожных снах, больше похожих на обрывки болезненных воспоминаний. Большую часть времени я пролежал, пялясь в темноту, надеясь, что моя нервная система сжалится надо мной и позволит провалиться в блаженное забытье.

Тщетно.

В пять я разрешил себе подняться.

Ледяной душ прогнал из головы странный туман.

Я тщательно побрился, почистил зубы. Встал на весы.

Восемьдесят шесть.

Чертовски мало против плотного Соколовского.

Но жрать острые колбаски уже поздно.

Я провел рукой по кубикам пресса, желая убедиться, что зеркало не врет. Почему-то внезапно накатило ощущение приближающейся старости. Заныло колено.

– Твою мать… – процедил я.

Но тейпы подождут, хотя бы до завтра.

Когда я вышел из ванной, Артур, уже полностью одетый для пробежки, был на кухне. Стоя у окна, он пил зеленый чай, задумчиво глядя на спящий город.

– Готов? – спросил он, не оборачиваясь.

– Почти, – ответил я, пытаясь решить, стоит ли говорить ему про колено.

– Макс, не скрипи, – скривился друг. – Давай по существу.

– Колено, – просто сказал я.

– Давно?

– Только сейчас.

– Ты стал слишком чувствительный, Максимка. Бандаж спасет?

– Думаю, да. А завтра наклею тейпы.

Артур кивнул, соглашаясь.

В парке было сыро и грязно. Мороз, накрывший Москву неделю назад, отступил. В воздухе пахло прелой листвой. Я бежал в максимально легком темпе, полностью отдавшись процессу. Тревожные мысли отступили, все тело охватило радостное возбуждение от предстоящего боя. Я остановился, сделал глубокий вдох и расхохотался. Громко, искренне и свободно.

Подбежавший Жданов пребольно ткнул меня кулаком в плечо и проговорил, с трудом сдерживая улыбку:

– Какой же ты придурок, Русланов!

И я был с ним полностью согласен.

– В красном углу октагона Максим "Профессор" Русланов, двадцать девять лет, Калининград. Вес восемьдесят шесть килограмм. Шесть побед, ноль поражений.

Грянула музыка. И я вышел на подиум. Красный рашгард, красные шорты, под красными накладками туго перевязанные бинтами руки.

Зал взорвался криками и аплодисментами.

Мол, смотри, Профессор! Мы ждем!

Справа от меня шел Артур. Скучающе-невозмутимый, он одним своим видом бросал вызов всем собравшимся в арене. Измайлов, напротив, стиснул челюсти, так что на скулах заплясали желваки.

Все будет хорошо, парень! Это не твоя битва, но победа будет общей!

Артур вложил мне капу. Схватил за затылок и притянул к себе. Прошептал на ухо:

– Не вздумай геройствовать. Ты меня знаешь, я просто остановлю бой.

Я кивнул.

– Удачи!

И я шагнул в клетку.

– В синем углу октагона Павел "Сокол" Соколовский, двадцать два года, Санкт-Петербург. Девяносто три килограмма, четыре победы, одно поражение.

Приветствие зрителей, судей, рефери.

Легкий кивок в сторону противника, и тот оскалился в ответ. Глупый мальчишка. Но зал взревел, и я вспомнил, зачем я здесь.

Ради красивого боя.

Ради славы.

Ради денег.

Ради мечты.

Рефери – уже довольно пожилой – подвел нас к центру клетки и напомнил:

– Правила не нарушаем, выказываем уважение противнику. Три раунда по три минуты. – А дальше прозвучала долгожданная команда: – Начали!

И время замерло! Кажется, что остановилось совсем!

Сокол зашел с вертушки. Слишком тяжелой. А потому я легко увернулся и тут же контратаковал серией прямых руками. Все они ровно легли на плечи противника, и тот немедленно подался вперед, кидаясь в ноги.

Я отступил, в быстром челноке постоянно меняя опорную ногу. Сокол зашел на новую вертушку. Я принял ее на локоть и прошел вперед, пробивая корпус противника. Захват. Подсечка. И мы летим на ковер. Сокол вполне ожидаемо оказался снизу, спиной на канвасе, и я почувствовал, что ему было максимально некомфортно, но обхватить меня ногами он все же успел. Этот жесткий гард не дал мне работать в партере в полную силу. Я обрушил на голову парня серию совершенно бесполезных ударов руками, в ответ тут же ощутимо прилетело локтями по ребрам, и я замер в попытке перевести сбившееся дыхание. Еще несколько подобных трепыханий, и мне стало тошно от осознания собственной глупости. В моей голове кто-то голосом Жданова читал уничтожительные нотации, а я безрезультатно пытался вырваться из гарда, параллельно вяло атакуя голову противники.

– Стоп! – раздалось над головой. – Встали!

Это рефери устал смотреть за нашей возней.

Ругательства сами по себе рвались на свободу, но я держал себя в руках. Да и с капой во рту многого не скажешь.

Соколовский стал похож на взведенный курок. Он метался в беспокойном челноке, готовый в любой момент броситься в горло.

– Начали!

Джеб, еще один. Апперкот, от которого мне все-таки удалось уйти. Быстрая атака Сокола в ноги заставила меня пошатнуться. Отступив, я врезался спиной в сетку октагона. Он налетел сверху, нападая в агрессивном, но совершенно бестолковом клинче, и я снова провел подсечку и мягко опустил его спиной на ковер, сразу закрепившись в позиции маунт. Сокол дернулся пару раз, пытаясь перейти в проверенный гард. Но меня много лет тренировал грэпплер Жданов. А потому, проведя отвлекающую серию ударов по голове, я резко прошел на сабмишн и, зажав руку противника между бедер, всем весом надавил на локтевой сустав.

– Сдача! – раздался над ареной голос рефери.

Я немедленно поднялся.

Сдача! Сдача противника в первом раунде!

Где-то рядом победно заорал Измайлов. Жданова я не слышал, и не видел тоже. Но знал, что он улыбается.

– Победу болевым приемом на третьей минуте раунда одерживает боец из красного угла. Максим "Профессор" Русланов.

Я послушно поднял руку вверх, все еще не в силах поверить: первый поединок позади!

Теперь от моей мечты меня отделяло всего два боя.

Едва я вышел из октагона, Артур схватил меня за плечи и тщательно прощупал каждый мускул, каждую косточку. И только потом спросил:

– Максимка, цел?

– Цел, – рассмеялся я. – Этот придурок даже не додумался уйти в заруб, Жданов. Херов заруб. Да от меня бы мокрого места не осталось! Какого черта он полез в партер!

– Дуракам везет, Макс!

Я оглянулся. Влад стоял в стороне, не решаясь подойти к нам ближе.

– Измайлов, что стоишь как неродной? – рявкнул я. – Это и твоя победа тоже.

Он подошел ближе, и Артур сгреб его в охапку. Мы так и стояли, обнявшись, посреди огромной арены, и я понимал, что ближе этих двоих у меня никого нет.

– Жданов, ты обещал мне водку и селедку.