Когда красная рана от восходящего на небо солнца исчезает с горизонта, Ён поднимается с кушетки, полный уверенности, что в ним всё в порядке.
— Что с тобой случилось? — спрашивает Врач.
— Просто Борд барахлит, — отвечает Ён.
Он не помнит, получилось ли загрузить данные, переданные Юном, потому сегодня надеется снова её включить. Он всего лишь представляет, как Борд предупреждает о возобновлении своей работы, и его одолевает тревога.
— Не не знаешь, — спрашивает он Врача, — ведёт ли какая-то из местных группировок список доноров?
— Сложный вопрос… — задумывается он.
— Тётка Ни Дай точно ведёт, — встревает Диль. — Если хочешь, могу у неё уточнить. Она частенько имеет дела с ребятами с Запада. А вот с северными что ни встреча, то рупань.
— Могу я с ней встретиться?
Диль предлагает Ёну неизменную жареную крысятину. Тот отказывается.
— Опять привередничаешь! — ругается он. — Зачем тебе с ней видеться? У тебя есть что ей предложить? — Ён мотает головой. — Ладно, — тянет Диль. — У меня есть. Как очухаешься, сходим до неё.
— Уже! — Ён вскакивает с кушетки, и у него голова идёт кругом.
Он садится обратно под тяжёлый вздох Врача.
К тётке Ни Дай они идут ближе к обеду. Диль собирает в свой безмерный мешочек, доставшийся в наследство от старшей сестры, безделушки из города: дешёвые, но блестящие украшения, пудры, помады, флакончики с духами. Даже где-то раздобыл пиджак тигрового окраса, в который влезет, наверно, три Ёна.
— Женщины, — объясняет он.
В этот раз они заходят в Яблоневый сад с другой стороны. Деревья отцвели, но Ён всё равно чувствует аромат свежести и лёгкой сладости. На пути им не встречается ни души. Подумать только! Неужели никто не охраняет такое богатство? Ён оглядывается внимательнее, но всё равно не видит никакой защиты. Только ближе к домам старик одиноко метёт тропинку. Он приветствует их и возвращается к работе.
— И что же? — осмеливается нарушить тишину сада Ён. — Никто на них не нападает.
— Бывает, — говорит Диль. — Но главари обычно не нарушают договорённостей. Разве когда меняется рассталковка сил — кто-то новый приходит к управлению, как недавно было. Помнишь, Врач ночь не спал тогда? Лечил.
Ён кивает.
Тётка Ни Дай живёт в доме, похожем на кочевой шатёр. Яркий и украшенный вырезанными из дерева фигурками, он стоит посередине поселения, а ряды домов идут от него длинными лучами.
— Тётка Ни Дай! — перед входной шторой Диль складывает руки ладонями друг к другу и кланяется, затем разувается и заходит внутрь. Ён повторяет за ним. — Тётка Ни Дай! Я с подарками!
— Что на раз нужно этому сорванцу? — раздаётся громкий старушечий голос.
Тётка Ни Дай сидит на подушках в дымке благовоний. Её седые волосы заплетены в длинную косу, лицо изрезано морщинами, а один глаз бесцветен и полуприкрыт.
— Скажи, можно ли узнать, какая банда утащила человека из города? — он высыпает на пол содержимое мешочка.
Тётка Ни Дай внимательно осматривает дары одним глазом. От неё пахнет яблочным вареньем и свежей корой. Старуха наклоняется вперёд и задумчиво хмыкает.
— Дорогуша! — кричит она, и в шатёр заходит женщина. — Дорогуша! Хотят знать что-то! Расскажите! И… подай мне тот пиджак!
Она примеряет тигровый окрас, поглаживает рукав и довольно кивает головой.
Дорогуша слушает вопрос Ёна, и некоторое время собирается с мыслями. Он не ждёт, что они что-то знают, однако она говорит:
— Когда, говоришь, пропал человек?
Ёе пересказывает оставленную Лией информацию. Дорогуша кивает и снова удивляет Ёна ответом:
— Пропал прямо из дома… Полагаю, это северная банда? — Она оглядывается на тётку Ни Дай. Та делает вид, что не вовлечена в разговор, но на вопросительный тон кивает. — У них стиль такой. Охранные системы для них не проблема.
— Почему? — впитывает каждое слово Ён.
— Мы в шутку говорим, что их покровитель имеет ключ от всех дверей, — отвечает Ни Дай. — Я однажды сказала: «От моих — нет!» и убрала все двери! — Они с дорогушей хохочут в голос. — Нет дверей — нет и ключей!
— Навряд ли они ведут перепись тех, кого похитили, — продолжает Дорогуша, возвращая себе серьёзной вид. — Однако до меня доходили слухи, что они ведут записи о семьях с редкой группой крови, чтобы в случае необходимости всегда знать, где взять донора.
Ён чувствует, как по позвоночнику разрастается ветвь из холода и льда. Он даже выгибается. Что же получается? Эти ребята могут зайти в любой дом без стука и разрешения? И ни одна система безопасности им не страшна.
— Стали-Вар, — срывается с его губ.
— Если хотите доставить неприятностей этому старому хрену, — говорит тётка Ни Дай, — то я к вашим услугам. Давненько мы его подлецам взбучки не устраивали.
— Получается, — догадывается Ён, — у каждой банды здесь есть свой покровитель в городе?
Тётка Ни Дай смотрит на него одним глазом.
— Если Врача и этого баламута можно считать бандой, то да, — кивает она. — Иначе никто бы здесь, за стенами не выжил. Этот ваш Стали-Вар немало крови мне попортил. Самый самовлюблённый из всех! Дорогуша! — Женщина, вытягивающая из горы подарков блестящее кольцо, поднимается с пола. — Если им что потребуется, помоги!
— Вот так просто? — не верит Ён. Наверняка потом задерут цену, что век не расплатишься.
— Если сорванцу это важно, — щурится в сторону Диля старуха. — Жизнь его мало баловала, потому я стараюсь вместо неё.
— Почему? — Ён подходит поближе, поскольку тётка Ни Дай машет ему рукой.
Диль занимается поеданием яблок у входа, и она не хочет, чтобы он слышал её откровения.
— Я встретила их у парадной Серого дома, — шепчет она. — Два брата и сестра. Девочка красоты неописуемой. Я сразу захотела её у себя припрятать. А она без братьев ни в какую не соглашается никуда идти! Глупенькая! Другие заберут и не спросят! А она, знай, противится. Смотрю, а на ней Борд! Ушла, дурочка, за ними, хотя могла спокойно в городе остаться. Мне её ещё жальче стало. Я всех троих и забрала. Они мне потом рассказали, что у них братец-то ещё один имеется, да только когда они сбегали от ищеек, он отбился и пропал. Жив — не жив — не известно! Всё просили меня, когда ходила к парадной, людей себе подбирать, приглядываться, не будет ли кого, на них похожего.
— Не встречали?
— Не встречала, — подтверждает тётка Ни Дай. — А эти прожили у меня какое-то время. Да девочка здоровьем слаба оказалась. Долго не протянула. А братьев при очередном объезде своих территорий Вер Изу… — Она сперва мнётся, но затем решает говорить до конца. — Забрал он их. Сказал, такую красоту задорого продать можно. У младшего-то характер был помягче, попригожее, а этот, — кивает она в сторону Диля, — ух! Шалопай каких поискать! Не угодил чем-то Веру Ищу, он его и сбагрил первым делом! Я только потом узнала, что продали его, да не просто продали! — она стучит по голове. — Жаль мне его. Хотела помочь, а по итогу прямиком в руки негодяев отдала. Теперь вот балую, как могу. Так что ты подвоха не ищи. Нет его. Только вина.
— Если есть возможность достать эти списки… — начинает Ён.
Тётка Ни Дай кивает, и Дорогуша приподнимает занавеску, приглашая гостей на выход. Ён сперва решает, что слишком проникся речами старухи и обнаглел, вот и выгоняют его ни с чем. Однако Дорогуша идёт по тропинке к парадным воротам и зовёт их за собой.
— Я могу лишь отвлечь тех, что на баррикадах, — объясняет она. — Дальше вы сами. Документы они хранят в оббитом железом сарае. Он самый блестящий из домов, не прогадаете. Фермы у них подальше, так что не заплутаете.
Мужчины на посту напрягаются, когда видят Дорогушу. Кажется, на всей пустоши нет женщины, грознее её. Одна против пятерых.
— Да как вы посмели! — гремит на всю округу её гордый голос. — Снова мне девку попортили!
— С чего это мы! — перебираются они. — Чего как что, так к нам бежишь!
— А кто, если не вы?! С другими у нас отношения приличные!