Ён едет в полупустом вагоне — плюсы ночных смен, мало кому нужно в ту же сторону и в то же время, что и ему. Иногда несколько станций он проезжает в одиночестве.

По выходу из метро ему нужно зайти в магазинчик на углу. На то есть веская, пусть и случайная причина: три дня назад рядом с участком появился старик.

Ён покупает самые простые пайки. Один — себе на обед, второй — старику. Пайки питательнее стоят в два раза дороже, а если покупать продукты по отдельности, так это никакой информации не хватит. Ён, начавши жить на одну свою зарплату, несколько месяцев кряду не мог привыкнуть ко вкусу дешёвой еды. Химия чувствуется так откровенно, что иногда сводит зубы и тянет блевать.

На этот раз старик сидит поодаль. Видимо, со ступенек его всё-таки согнали. Ён молча ставит перед ним пакет с пайком.

— Да благословит тебя Великий Гао, — хрипит старик. Язык чешется завязать спор, но Ён сдерживается. Кивает, опять же не произнеся ни слова. — Завтра перестану вам надоедать, — продолжает старик. — Последний суд…

Его обвиняют в попытке сбыть ложные данные. За поддельную информацию грозит немалый срок, но пока идёт процесс, ему некуда деваться. У старика отняли сбережения и квартиру, за которую он выплатил кредит лишь год назад. Вот он сутки напролёт и сидит на ступеньках у входа в полицейский участок — ждёт решения суда.

Пусть Ён работает в другом отделе и с этим делом не связан, он подозревает, что старик не имеет никакого отношения к подделке информации. Всю жизнь, по словам бедолаги, он проработал в компании по утилизации отходов, терпеливо откладывал на старость и, судя по протоколу допросов, толком не знает, как информация отбирается, проверяется и распределяется на уровни.

— Отчего же печалитесь? — Ён садится перед стариком на корточки, чтобы посмотреть точно ему в глаза. Зелёная кнопка Борд за ухом бездомного слабо мигает. Значит, устройство работает как надо. Кто хотел, давно нашёл бы его по тому же навигатору. В пределах города никому ни спрятаться, ни скрыться. — Не виноваты же. Ваше вам вернут и заживёте лучше прежнего!

Старик косится в сторону, не верит, хоть Ён и представитель правопорядка.

Навряд ли его сбережения тянут на золотые горы. Зажить-то, может и зажил бы, да недолго. Если его не отправят в исправительное учреждение сейчас, пошлют в дом для престарелых, когда накопленное закончится. Достойно его обеспечивать, судя по происходящему сейчас, никто не будет: из-за перенаселения экономика хромает на все четыре лапы.

— Какая разница, — тихо говорит Ён, отойдя от старика. — Что сейчас в Серый дом направят, что через пару лет?

— В том, что так он не потратит информацию, — предполагает Борд.

— Да она ведь его. Пусть что хочет, то с ней и делает.

— Так она пойдёт на блага города и общества.

— Хочешь сказать, что специально обвинили?

— Я не знаю всей истины, — отвечает Борд. — У меня недостаточно данных. Но таких судов ежеквартально проходят десятки тысяч.

Ён по обыкновению кивает и замолкает.

— Ты чувствуешь подавленность, — делает замечание Борд, когда он поднимается по лестнице. — В недавно открывшейся клинике доктора Крият большие скидки на новые лица. Очередь на несколько месяцев вперёд всего за день. Но если попытаться, я могу записать тебя на следующую неделю. Вижу окно, но советую поторопиться, пока… Нет. Уже забито.

— Снова ты!

— Тебе станет легче, если перестанешь скитаться на отшибе общественной жизни. Человек — социальное существо…

Слова-то какие. Видимо, не только эмоциональность обновили, но и культурность.

— Понял-понял, — хмурится Ён.

— Как бы там ни было, знай, я всегда на твоей стороне…

— Это ещё что? — Ён застывает у двери в свой отдел.

Слова Борд звучат знакомо. Даже интонация раздражает в похожей степени, до мурашек.

— В новом обновлении нам установили функцию «Великий Гао». Теперь я могу поддержать тебя в любой ситуации, когда не знаю, чем помочь.

— Отключи.

— Тебе она необходима.

— Отключи сказал! — Ён выкрикивает, причём так громко, что случайные свидетели его гнева оглядываются на него.

Борт издаёт короткий щелчок и затихает, отчего становится не по себе. Она всего лишь программа, но Ён не может отделаться от мысли, что обидел её.

— Прости, — бормочет он. Срывать злость на чём-то, что не может ответить, будь то живое существо или устройство, нечестно. — Просто сделай поменьше упоминаний об этом Гао. — Думает и добавляет: — Пожалуйста.

— Как хочешь, — холодно соглашается Борд.

Ён заходит в отделение, отвечает детектору на вопросы, получает доступ к дежурству и тащится до своего места. Медленно и тихо. Медленно, чтобы не нарушать унылую застылость в помещении. Тихо, чтобы никто не понял, что он здесь.

— О! Свинорылый! — приветственно восклицает Диан и ухмыляется. Лия и Че Баль приподнимают головы и бросают на Ёна раздражённые взгляды. Маску он успел снять, когда входил, поэтому причины злиться у них есть.

— Опять настроение испортил, — Лия говорит на выдохе, с тоской и безнадёгой.

Че Баль цокает языком и отворачивается.

— Пора бы и свыкнуться, — Ён бухается на стул и включает компьютер.

— Свыкнуться значит дать спуск таким, как ты, — Лия тоже отворачивается от него. — Как будто самому приятно на себя смотреть.

Ён пропускает её слова мимо ушей, обновляет таблицу, веря, что чудесным образом появится мелкий воришка или заблудшая кошка заберётся на дерево и не сможет с него слезть. Что-нибудь, что не причинит много вреда, но будет считаться хоть маломальским делом.

— Я не соглашалась на работу в таких условиях, — продолжает Лия. — Никто из нас не соглашался, так что будь благодарен, что терпим. И вообще, — теперь она поглядывает на Диана, ждёт, небось, что он поможет с нотацией. — Как ему вообще позволили сюда попасть? Очевидно же, что он повёрнутый, — она крутит пальцем у виска. — Повеселился и хватит! — Она наконец смотрит на того, о ком говорит, на Ёна. — Увольняйся, не твоё это. Если так хочется с преступниками возиться, открой какое-нибудь частное агентство, а нас оставь в покое. Понимаю, — она проводит рукой, заставляя Ёна, невольно открывшего рот, хранить молчание. — Форма красивая. Но ты ей совсем не подходишь.

Лия вроде и говорит долго, но стрелки на часах мерно тикают, сообщая, что не прошло и пяти минут. Поскольку Ён не отвечает, от него отстают. Спустя полчаса покоя он начинает листать архивы — случаи, для просмотра которых не требуется разрешения начальства.

Верится с трудом, что он живёт в таком городе. Где кого-то обкрадывают, избивают, уродуют, насилуют, убивают. Всё это проходит мимо. Всё это вдали мелькает дымкой, будто чужое воображение, чья-то фантазия.

«А что, если подобное случится рядом, совсем близко, и я не смогу помочь?» — пронизывает его ужас. Затем на смену идëт тоска.

— Ты снова чувствуешь подавленность, — сообщает Борд. — Уже который раз за сутки. Я запишу тебя к специалисту.

— Не надо, — шепчет Ён.

Улики по делам перечисляются, но чтобы их увидеть и внимательно изучить, нужно спуститься в другой архив — не цифровой, а реальный. Ён резко отодвигает стул и потягивается. Самое время прогуляться до подвала и отдохнуть от здешней давящей тишины. Там, внизу, даже дышится легче. Начальник Пон, конечно же, против не будет. Он всегда рад, когда его сотрудники сами находят, чем себя занять в рабочее время.

Диан говорит что-то ему в спину, но Ён отвлечён на Борд, и сперва не замечает.

— Свинорылый! — Диан привстаёт со своего места. — Снова в архив? Захвати на обратном пути кофе из автомата.

— И мне! — тянут руки вверх Лия и Че Баль. Синхронно, будто специально тренировались.

Кофе из автоматов нужен для того, чтобы глотнуть его, а затем выплюнуть обратно в одноразовый стаканчик и посетовать на отвратный вкус, попутно журя Ёна. Ну а как же иначе, там от кофе только название и осталось.

Проходя мимо рабочих столов, Ён косится на мониторы. Че Баль не скрывается, спокойно играет в стрелялки. Лия рассматривает лица, предлагаемые недавно открывшейся клиникой. Монитор Диана не видно. Стол у него так расположен. Хоть входи, хоть выходи из помещения, ничегошеньки даже краем глаза не уловишь.