Начальника Ён встречает на лестнице. Он возвращается с коробками, на которых несёт три стаканчика. Расписки за взятые улики он держит зажатыми между подбородком и грудью, чтобы не испортить, если кофе вдруг заживёт своей жизнью и решит разлиться.

— Снова из архива? — спрашивает Син Тэ Пон. Безынтересно так, хотя глаз с лица Ёна не сводит.

Ён кивает и пропускает его, сделав шаг в сторону.

Начальник Пон мешкает: топчется на месте и причмокивает.

— Знаешь, — начинает он, — твои старания, несомненно, важны. Но сдать экзамен только за счёт изучения старых дел… — Син Тэ мотает головой.

— Я… — начинает Ён, но листы выскальзывают.

Начальник Пон ловко их подхватывает.

— Можешь не отвечать, если сложно, — пихает он обратно документы под подбородок Ёна. — Я-то понимаю, что у тебя были причины, почему ты перешёл на домашнее обучение, почему не смог поступить на высшее. Понимаю, почему ты вынужден был купить себе рабочее место, — Син Тэ кашляет в кулак. Ну да, ложь знатно подсушивает горло. Ён по себе знает. — Вернее, твой отец. В нашем районе многому ты не научишься. Здесь ничего не происходит, как видишь.

Если покупаешь себе должность, то спустя пять лет должен сдать экзамен. Ён глубоко внутри ощущает горечь очередного проигрыша. Даже если он справится с теорией, остаётся физический тест, который ему не осилить. А без диплома можешь сколько угодно топтаться вокруг да около должности, повышений не получишь. Да и позорно это, платить второй раз за право продавать свой труд. В мире столько людей, что на всех мест не хватает. Вот и получается, что ты буквально крадёшь работу того, кто упорно учился ради неë и старался изо всех сил. Прямо так заявила однажды Лия. И в общем-то была права. С другой стороны, работа нужна при любом раскладе, так почему же тогда не та, которую хочется? Особенно, если можешь еë себе позволить?

— Ну… — снова начинает Ён. И снова листы выскальзывают из-под подбородка.

Син Тэ Пон вздыхает и плотно сжимает губы. Его ловкие пальцы хватают готовые разлететься расписки и возвращают их обратно.

— Повторяю, — идеальное лицо начальника Пона (прямо как из третьей брошюры клиники Али Бара) неестественно морщится и топорщится. Такое бывает, не все лица пригодны для сильных эмоций. А если к тому же ещë после нескольких переделок, то лучше вообще ничего не выражать с их помощью. Просто моргать будет достаточно. — Повторяю. Отвечать не обязательно. Я всё понимаю. Но ты на досуге подумай: нужна ли тебе вся эта морока?

Он вежливо отступает, показывая, что Ён может пройти. Конечно, вызывать в кабинет для такого разговора он не стал бы. Во-первых, не первой же срочности. Во-вторых, видит, что коллеги к Ёну и без особого приглашения прохладно относятся. А вот лишний раз встряхнуть где-нибудь при случайной встрече, отрезвить, это всегда пожалуйста.

Не проходит и получаса с его возвращения из хранилища, как к столу Ёна на стуле подкатывает Лия. Проскрипев на старых колёсиках, она хватается одной рукой за край стола, чтобы не проскочить мимо, второй ловко швыряет листы под нос Ёну.

— Внимательно смотри, — приказывает она. — Накинула на скорую. — На бумаге начерканы лица. Ён аккуратно отпихивает рисунки в сторону. — Если не хочешь похожее на кого-то лицо, можно своë, индивидуальное, заказать. Дороже, конечно, получится, но у тебя же нет проблем со средствами.

— Вернее у его родаков, — влезает Диан.

Лия кивает, но тут же возвращается к разговору с Ёном. Пялится, не отрываясь. Без слов готова прямо сейчас лепить из него «по образу и подобию».

— Если честно, скулы тебе подпиливать не нужно. Они очень даже удачные. Наверное, единственное, что нужно от тебя сохранить. Проблема в основном в… этом, — проводит она рукой перед ним. — Чего кривишься? Как лучше же пытаюсь. Ему бы благодарить до скончания веков, а он нос воротит.

— Балованный, — Диан мотает головой, усовестить хочет, и Ён сжимается, горбится и сутулится. Вот бы настолько уменьшиться в размерах, чтобы его перестали замечать и забыли о нём.

— Он, наверно, до серых стен хочет один остаться, — Лия то ли надеется поддеть, то ли искренне переживает. Не разобрать. На Ёна в любом случае её слова не действуют. — Неужели не хочешь, чтобы за тобой дурёхи толпами гоняли? Ты поэтому в однушке зачуханной живёшь? — Естественно, они знают и об этом. — О будущей семье совсем не думаешь. У тебя же папаша — чинуша. Неужто не дал денег на приличное жильë. И заслуженное, а не купленное рабочее место получить не особо стараешься?

— Я второй ребёнок в семье, — неохотно напоминает он. Достаточно и того, что родителям пришлось платить ежемесячный налог до его совершеннолетия. Что ему с них требовать? — И да, я собираюсь жить один.

Тут скрывать нечего. Конечно, он собирается. Семья второго ребёнка всегда находится «на особом счету». Чуть что, любая малейшая провинность, и его, Ёновский, отпрыск, будет отправлен за город. Понимать это и принимать — святая обязанность. От неё не убежать. Да и если он задумается однажды, нужна ли ему семья, это не будет иметь значения. Кто захочет связать себя с ним и потом трястись над своей судьбой и судьбой своего чада?

На самом деле, на Земле осталось много свободного места. Нет, не так. Осталось много пустого места. Мало плодородной земли, мало лесов, мало питьевой воды, мало воздуха. Мало всего, кроме людей. Вот они и столпились в месте, более-менее пригодном для существования — наступают друг другу на пятки, отдавливают ноги, не могут нормально разойтись на улочках таких же узких, как возможности продолжающего расти человечества.

***

Когда Ён садится в патрульную машину, на улице клубится ночной туман.

— Тебе лучше поторопиться, — предупреждает Борд. — Скоро начнётся Долгий путь. По прогнозам, он затянется не на один час.

— Много стариков? — В зеркале заднего вида Ён видит, как Диан, вышедший с электронной сигаретой, буравит его взглядом. — Да пошёл ты, — шёпотом добавляет он.

— Скажем так, — информирует Борд. — Станет посвободнее.

Ён кивает и аккуратно отъезжает от полицейского участка, заворачивает за угол и нажимает на газ. Нужно поторопиться, если он не хочет застрять на шествии.

Оли-Вар сказочно улыбается с витрины своего заведения, светится неоном и гирляндами. Но привлекают не яркость картинки и модное лицо. Большими буквами пестрит надпись «Экологически чистые продукты».

Поговаривают, Оли-Вару земля досталась по наследству. Когда-то заброшенный участок со старым, почти развалившимся домом стал сокровищем города, сделав сокровищем и человека, который его получил. Хотя содержать скот и выращивать натуральные продукты — удовольствие дорогое, Оли-Вар не испугался долгов и в скором времени его имя засияло на рекламных щитах.

Сам Оли-Вар с момента своего триумфа на люди не показывается, зато его фотографиями пестрят общественный транспорт, ленты новостей в соцсетях и плакаты на стареньких столбах и досках для объявлений, но это уже в самых отдалённых, спальных районах. И не только! Его гигантское изображение раз в час машет рукой со стены самой высокой башни, где пять минут показа стоят наборов пайка на неделю.

Сейчас Ён разглядывает его лицо в витрине, постукивая пальцами по рулю старого электромобиля. Очередь, твою налево.

— Придётся немного подождать, — с гордостью заявляет кассир, получая от Ёна заказ. — В Больга Враш званный ужин, и туда сейчас готовят все наши повара. Тамошним гостям так понравилось, что они всё умяли и потребовали добавки.

— В кредит, — бормочет Ён.

Какие-то заоблачные пиршества его не интересуют.

Оли-Варовские повара справляются быстро. Ён наблюдает за тем, как к перевозчику туда-сюда бегают официанты. И минуты через две после того, как тот отъезжает, Ён получает булки в небольшом герметичном пакете, на который аккуратно наклеена бирка: «Безопасен для окружающей среды. Разлагается в течение 6 месяцев».

— Поздновато как-то модным стало, — говорит сам себе Ён.