– Я пропишу вам снотворное – оно поможет держать режим сна в норме.

– Нет нужды. – Гриша пожимает плечами. – Я сплю как убитая.

Альберт хотел бы нервно рассмеяться, но ком в горле мешает дышать. Он только недавно перевелся из института сюда: там они ставили опыты, наблюдали, делали выводы и помогали кому-то психически выздоравливать – и никогда лицом к лицу не сталкивались с такими, как Гриша.

С теми, у кого в бланке «Эвтаназия» – и рядом галочка.

Гриша родилась в Славгороде. Все гибриды родились в Славгороде – другого им не дано. Правительство держит в секрете само их существование и давно уже позабыло, какую пользу можно было отсюда извлечь. Предки нынешних жителей города сформировали определенную экосистему, в которой существовали друг с другом, и передали ее своим детям, а те – своим. Когда же дело дошло до Гриши, она твердо решила, что не будет обрекать еще кого-нибудь на существование в этом городе. Хотя сам Славгород она по-своему любила. Здесь для нее прописаны правила.

Грише сложно описать все прелести своей малой родины, но их не так уж и много. Город населен густо, и потому так тщательно контролируется прирост населения. Там, где убудет, – обязательно прибудет, и наоборот. Пускают сюда не всякого, и, если по-честному, совсем никого не выпускают. Конечно, всякое правило можно нарушить – процветает контрабанда, нелегальный вывоз, так или иначе прорывается граница. Стены автобусных остановок расклеены и расписаны буквами РЁВ – названием революционного молодежного движением. Им свойственны громкие лозунги: «Свободу гибридам! Правду миру! Хватит сидеть в клетке!» – их Гриша не понимает. Но по-милицейски она благодарна всем преступникам города – работа у нее не кончается.

До того, как тут поставили остановку, до конца улицы было только поле. Славгородская степь и до сих пор беспощадна к любому беглецу. Даже если удастся перепрыгнуть через забор, обвести вокруг пальца пограничников, подкупить мясом охранных собак – далеко не убежишь. Барнаул в трех часах езды с большой скоростью, а других городов рядом и нет. Некоторые части поля заминированы еще со времен Великой Отечественной. Куда ни глянь – выжженная солнцем трава и бескрайнее небо. Грише никогда не хотелось отсюда бежать. Она всегда чувствовала себя на своем месте.

В Славгороде каждому полагалось свое место, потому гордиться тут нечем. Озерцо Топь приютило нав – они расстроились домиками по берегу и могли совмещать свою обычную жизнь с особенной, рыбьей и водной. В историческом центре города, в добротно построенных домах жили вирии, аркуды и керасты – те, кто силой, умом и хитростью смогли отвоевать у людей часть их комфортной жизни. Там, где вечером лучше не ходить в одиночку, – на серой окраине в панельках, разбитых на общежития, жили они – такие как Гриша, – отщепленные от общества, но притом служащие только ему, балии и хорты. Иногда они перемешивались: в трущобах встречались аркуды, а в хороших квартирах обживались балии. Всякому правилу были исключения, и всякий закон переступали нужной шириной шага.

Люди были везде и всякие – богатые и бедные, добрые и злые. Их, казалось, в городе живет меньше, чем гибридов, – но, скорее, они просто невзрачнее. Особой статистикой Гриша не владеет, но уверена, что Славгород – это город гибридов и людей, а не людей и гибридов. Именно гибридов сюда привезли, дали кров, цель в жизни и повесили замок. Остальные, невиновные – обычные люди, попавшие под ту же гребенку, – это неприятное последствие истории. Надзиратели тюрьмы тоже территориально в тюрьме, но при этом они не наказаны.

Рыкова ценит свое обиталище за серую понятность и точность. Все улицы под прямым углом, и дома возведены логично. Никакой другой жизни они, коренные жители-гибриды, не знают и знать не должны. За пределами города их не ждут.

РЁВ. Никто, кроме них, раньше не противоречил режиму. Гриша знала некоторых из них, но не в лицо – они скрывают себя масками, банданами, шапками и шарфами. Им в первую очередь нужно прятать свой истинный вид – керасты не покажут змеиных глаз с вертикальными мембранами, которые заметны при моргании; навы не оголят шею с жабрами и руки, если на них чешуя; балии, аркуды и хорты не покажут запаха – в этом им помогут ярко-противные арабские масла, привезенные тайком. Каждый житель Славгорода знает, что РЁВ – ребята плохие и скандальные, но ловить их не просят. Верхушка считает их безобидными вандалами, а вручную нарисованные плакаты поднимаются на смех.

Гриша сама смеется, увидев алые буквы «Выбери жизнь». Это про аборты? Про рак? Антисуицидальная реклама? Или у гибридов – не такая жизнь, какая следует быть? Гриша-то не знает, как надо жить. Ей выдали инструкцию, и она послушно следует правилам. Отступить от них страшно, один шаг не в ту сторону – и собьют с ног.

Она выдыхает, прикрывая глаза и поворачивается к дороге, слыша, что подъезжает нужный автобус. Его конечные станции «Кладбище» и «Отдел милиции» – то, что нужно.

– Эй! – В плечо резко врезается миниатюрная фигура, даже относительно Гришиного невысокого роста похожая на неуемного подростка. – Смотри, куда прешь!

Голос высокий, на волосы ненадежно натянута шапка, черты лица не разобрать. В первую секунду после удара Гриша гневается, но сразу смолкает, стоит пробежавшей мимо девушке повернуться к своему препятствию спиной. На старой кожаной куртке сзади выскоблены ключом три буквы, поверх царапин красная краска: РЁВ. Она одна из них.

Прежде чем Гриша инстинктивно порывается в погоню, революционерка изящно перемахивает через высокий забор. Делает это так, словно никаких физических усилий ей это не стоит – признак хорошей координации и ловкости. Гриша завистливо рычит: даже если бы она за ней бросилась, этот забор разделил бы их раз и навсегда.

Девушка хорошо скрыла все свои особенности. Но кое-что Гриша заметила – наполовину светлую бровь и пряди волос такого же цвета, контрастировавшие с темными концами, – свойственная только одному виду аномалия. Пятно на шерсти.

Гриша скалится, обнажая зубы. Балия, значит. Гибриды существа разношерстные, разнокалиберные и иногда отличные от привычных стереотипов, но кошку от собаки не скрыть. В игру «угадай вид» она не умеет проигрывать.

Капитан уверен: волноваться не о чем, и РЁВ, по сути своей, безопасен. Они даже ничего не сожгли – и для него, бурого медведя, это главный аргумент, как будто иных способов навредить населению нет.

В одном кабинете с ним душно и тесно, хотя спор их длится всего пять – семь минут. Работать с мужчинами было не в тягость лишь в юности. Тогда всех коллег мужского пола Гриша воспринимала как тех, кто имел право ей помыкать – потому что старше, умнее, опытнее. Хорты взрослели быстрее – биологически, и потому совершеннолетними признавались уже в пятнадцать, но тогда, приходя на работу, были обречены стать рабами. И сама Гриша этой рабыней была. Принеси, подай, уйди, не мешай.

– При всем уважении Гриша опять идет окольными путями. Ей нужен союзник – умный, надежный, влиятельный и настырный. Капитан подходил, но она не учла его медвежью нерасторопность.

– Я думаю, вы ошибаетесь. РЁВ действует плавно и добивается своих целей так или иначе. В цифрах – более пятидесяти процентов славгородской молодежи подвержены идее равенства и братства.

– А равенство и братство – это плохо?

– Ну вот мы же не равны. Если бы были, то вы бы мной командовали, как кутенком.

Взгляд медово-карих глаз делается удивленным. Стены тут же сотрясает громогласный смех, похожий на рокот в бочке. От вибрирующего звука железный штырь в руке гудит в месте недавнего перелома, и Гриша морщится от ощутимой боли.

– Гри-шеч-ка, – фамильярничает он. – Откуда такое рвение к глухарям?

Долгая и неторопливая аркудская жизнь ему на руку: несмотря на то, что сам он в расцвете сил и стареет неспешно, перебиваясь на спячки каждую зиму, глаза его помнят Гришу молодой, зеленой и неопытной. Даже сейчас, на закате своей жизни, Гриша не сможет доказать свою квалифицированность и опытность.