— Я занят! — отрезал я, Моня в последнее время совсем от рук отбился.

— Генка! — продолжал настаивать Моня, — иди глянь! Ты должен это срочно увидеть.

Я вздохнул и сказал:

— Дедушка, я сейчас приду. Я на секундочку.

— В нужник? — догадался дед, — он в саду, увидишь.

— Ага. Я сейчас, — я выскочил во двор. После спёртого и затхлого помещения дышалось легко и свободно, ветер и легкая морось только добавляли свежести.

— Показывай, — проворчал я, стараясь надышаться.

— Вот! — Моня ткнул пальцем в балку над дверью сарая, который изначально когда-то выполнял функцию хлева, а потом был понижен до статуса сарая.

Я взглянул и чуть не выругался — на светлой поверхности балки сажей был нанесён тот же знак, что и у шести жертв, и у Тарелкина, на лбу.

— Опять, — сказал Енох. — Свежий.

Я присмотрелся — действительно рисунок был свежий.

— Сегодня или вчера нарисовали, — сказал Моня, тоже присматриваясь.

— Сегодня! — поправил его Енох.

— А почему не вчера? — заспорил Моня.

— Потому что сегодня полдня моросит дождь. Сажу бы частично смыло. А она совсем свежая.

— Вообще-то да, — согласился Моня.

— Интересно, что это означает у них? — удивился я, — Мефодия больше нет, а кто-то всё равно продолжает тут рисовать всё это.

— Холодно! — поёжился Моня, поднимая воротник и пытаясь натянуть рукава на руки, — хочу обратно стать призраком.

— Да ты зажрался, я посмотрю, батенька, — возмутился Енох, — Генка, ты можешь выгнать Моню оттуда и пустить меня?

— Почему это меня выгнать⁈ — сразу же подскочил Моня, — мне и тут хорошо. А что холодно, так что я сделаю! Ты всё равно не поймешь.

— Тихо вы! — рявкнул я, — устроили тут. А вдруг он или они тут рядом? Наблюдают за нами? Чего вы орете?

— Он первый начал, — мгновенно выкрутился Енох.

— Так, слетай-ка ты вокруг дома, осмотри все сараюшки. И в соседних домах тоже. Есть ли где ещё такие знаки? А мы с Моней вернемся побеседуем с дедом. Жаль, не додумался, надо-то было с собой сахарину для него взять… Да кто ж знал…

Пока я разговаривал с Енохом, Моня, который совсем озяб, вошел в избу. Буквально через секунду раздался его крик:

— Генка!

— Что⁈ — я ворвался в дом.

— Старик исчез! — растерянно сообщил Моня. — Его нету в доме.

— Он не мог вот так просто взять и исчезнуть! — растерянно сказал Моня, оглядываясь по сторонам.

— Ага, ты раньше мог, я могу, а он — не мог! — ехидно поддел его Енох.

— Вот именно! Раньше и я мог. Сейчас — не могу! — вскричал Моня, — потому что я в живом теле! И старикашка этот тоже живой! Он же не призрак! Значит, он не мог!

— Но тем не менее он исчез, — сказал Енох и облетел вокруг Мони по кругу.

— Вот то-то и оно, — скривившись, кивнул Моня, — странно всё это.

— Может, ход какой в стене есть? — спросил я.

— Откуда тут ход? — ответил Моня, — самая обычная изба, тут всего-то один вход, да и то низкий. Я головой ударился, как входил.

— Ты ещё в детстве головой ударился, — опять влез Енох и, видя, что Моня вскипел, поспешно добавил, — а вот Генка прав, здесь подпол может быть. Крестьяне часто устраивают подполы прямо в избе, чтобы зимой овощи доставать легче было.

— Нету здесь никакого подпола, — Моня внимательно осматривал каждый сантиметр поверхности.

— Слушайте, а может он отвёл глаза и стоит где-то рядом? — пришла мне в голову мысль, — ну вы же можете это делать. Почему бы и ему не уметь?

— Исключено, — авторитетно сказал Енох, — я бы его ощутил. Найти бы не нашел, но присутствие ощутил.

— И я, — сказал Моня.

— Тогда ищем, — вздохнул я.

Мы тщетно, в который, раз перерыли все углы крошечной избушки. Заглянули за печь, под печь, в печь, нашли-таки этот чёртов подпол, он оказался неглубоким, мне по пояс, и был завален разным хламом. Видно было, что им давно не пользовались.

— Ума не приложу, куда он делся? — в который раз сказал Моня.

— Откуда уму взяться? — хихикнул Енох, а Моня взорвался:

— Да ты заколебал уже, придурок! Что ты на меня постоянно нападаешь⁈ Всё ему не так! Тебе до моего ума ещё дорасти надо!

Моня вопил и вопил, но сквозь шум я услышал какой-то звук.

— Тихо! — выпалил я и Моня заткнулся на полуслове.

— Слышали?

Призраки прислушались.

— Ничего нету, — сказал Енох.

— Тебе послышалось, Генка, — добавил Моня.

— Нет! Я точно что-то слышал! — не уступал я, — там звук был какой-то. Странный.

— Во дворе? — спросил Моня, — Может, это журавль на колодце скрипнул?

— Или ворота, — добавил Енох.

— Да нет же, — всё не мог успокоиться я, — звук был странным.

Я задумался, припоминая:

— Словно поёт кто-то.

Моня поёжился и пугливо оглянулся на дверь:

— Может, ну его, Генка, а? — сказал он тоненьким голосом, — давай вернемся домой? Мефодия нету, жертвоприношений больше не будет, а то, что тайны некоторые остались — так чёрт с ними. Через три дня уедем отсюда, Гудков говорил. И забудем всё, как страшный сон.

— А если жертвоприношения будут продолжаться? — не согласился я, — как местным жителям быть? Вспомни Лёлю? Вспомни Ирину? Официанта? Вот они чем были виноваты? За что их убили?

Моня промолчал.

— Нам нужно осмотреть здесь все дома и сараи, — авторитетно заявил Енох.

— Но мы же в прошлый раз всё тут облазили! — возмутился Моня.

— За эти дни могло что-то новое появиться, — не согласился Енох, — кроме того, мы тогда всё бегом, бегом. Ничего толком не разглядели. Могли важную улику пропустить.

— Ну вот и осмотри! — сказал Моня.

— Почему я? — рассердился Енох, — вместе и осмотрим.

— Потому что я уже устал! — воскликнул Моня, — я нахожусь в живом теле и устаю как живой человек. А ты — призрак. Ты не устаешь. Вот будь добр исследуй все дворы.

— Так давай поменяемся! — хмыкнул Енох, — а то тело заполучил и больше ничего делать не хочешь!

— Да ты завидуешь просто! — деланно засмеялся Моня.

— Кто завидует, я? — вскипел Енох, — было бы чему завидовать! Ты же, кроме как винище хлестать и баб охмурять больше ни для чего полезного это тело не используешь!

— Я Генку спас! — вскричал Моня.

— Тихо! Опять! Слышите? — сказал я.

— Ага, — прислушался Енох, — на улице.

— Пошли! — велел я и мы выскочили во двор. Со стороны улицы слышалось тихое то ли пение, то ли бормотание, но рассмотреть, кто это, не представлялось возможности — высокий забор перекрывал обзор.

— Лети, глянь, — шепотом велел я Еноху, — только осторожно.

Енох замерцал и исчез.

Мы с Моней остались во дворе.

— Гляди, Генка, — сказал вдруг Моня и показал на траву. — Кто-то здесь прошел.

И действительно, трава была примята.

— Следы свежие, — отметил Моня.

— Вроде туда он пошел, — я указал направление по следам к заросшему саду.

— Ага, — кивнул Моня.

— Что ага? — рассердился я, — иди и посмотри! Только осторожно. Если что — зови меня.

— А ты? — не унимался Моня.

— А я обойду вокруг избы, — сказал я, — ну не верю я, что старик вот просто так взял и испарился. Где-то он здесь должен быть. Просто мы его не видим.

Мы разошлись, каждый по своим заданиям.

Я внимательно рассматривал почерневшие деревянные стены избушки, продираясь сквозь побеги глухой крапивы и репейника. В одном месте крапива оказалась жгучая, я вовремя не заметил и влез прямо в заросли, сильно пожалив руки. В другом месте прямо к стене был навален хворост и ветки. Они лежали здесь давно, потому что частично превратились в труху, сквозь которую пробивалась новая, зелёная поросль.

Явно здесь было искать нечего, но я упорно исследовал все углы и закоулки.

Наконец, след был найден! Прямо на стене избы, которая выходила на заросли бузины, я наткнулся на такой же знак. Рисунок нанесли дёгтем и, судя по запаху, он был совсем свежим.

— Дела, — задумчиво почесал голову я.