— Не только в Хлябове, — вставила и свои пять копеек Клара.
— Кто бы говорил! — расхохотался Гришка, — давно ты Клара, стала такой? Да ты этому бедному Зубатову уже так нервы вымотала, что он пить начал. А ведь был идейный комсомолец. Не пил, не курил — это все знают.
Все закивал, подтверждая, мол, да, так всё и было.
Моня-Зубатов сидел рядом со мной. Был он уже не зеленоватого цвета (скотина Енох уговорил его таки опохмелиться), но всё равно цвет кожи у него отливал землистой желтизной.
— От тебя, Виктор, я тоже не ожидал, — вздохнул Гудков. — Ты всегда нам был живым примером, эталоном идеологической стойкости, как и должен быть настоящий комсомолец. На тебя все равнялись. А сейчас что?
Моня вздохнул и не ответил ничего. Ему и так было плохо. Он периодически вставал и пил воду прямо из носика старого медного чайника, который приволок с собой прямо на собрание.
— Ладно Капустин, он молодой ещё и несознательный! — продолжил Гудков, — а ты что⁈
Моня тяжко вздохнул и торопливо отхлебнул ещё воды. Ему было явно очень плохо. Гудков ещё посклонял его и переключился опять на меня:
— Что, Капустин, ты скажешь в своё оправдание? — дошло слово и до меня.
— Был неправ, каюсь, — с показательным смирением вздохнул я, — в своё оправдание скажу, что беру пример со старших товарищей!
Я хотел ещё добавить о том, что больше так не буду, но тут передо мной материализовался Енох и трагическим шепотом завопил:
— Генка! Сюда, к дому, идёт Мефодий!
Глава 20
Сталкиваться нос-к-носу с Мефодием не входило в мои планы категорически. Во всяком случае не на его условиях.
Мысли судорожно заметались, в поисках выхода. И тут как раз Гудков недовольно сказал:
— А костюмы из клуба так и не забрали! Хоть я и говорил! Дождётесь, пока всё не растащат!
— Но ты же запретил лошадь брать, — ехидно напомнил Гришка и переглянулся с Зёзиком.
— Нечего ради барахла лошадь гонять! — возмутился Жорж, уловив эти взгляды, — каурая и так захромала. А остальных мы на выгул отправили.
— Правильно! Вот пешочком и сходите! — поддержал Жоржа Гудков язвительным голосом. — Не переломитесь!
— Я старый больной человек, скрипучий и древний, — с печальным видом начал Гришка, — какое там пешочком⁈
— А по бабам же ходишь! — парировал Гудков. — Пешочком…
— Так-то по бабам! — хохотнул Семён Бывалов.
— Товарищи. Я попрошу не выражаться! — прошипела Нюра, смерив спорщиков возмущённым взглядом.
— Макар, а можно я схожу? — вылез вперёд я, перебивая разгорающуюся ссору.
— Ну, сходи, — обрадованно пожал плечами Гудков, а потом, с подозрением глядя на меня, добавил, — а что это ты такой услужливый, а, Капустин?
— Да обиделся я, Макар. Понимаешь, Шарлотта меня тут перед всеми обличала, что я ничего не делаю, — с деланной обидой пожал плечами я. — А ведь я делаю. Вот схожу сейчас и всё принесу. Мне не трудно. Чтобы не говорили больше зазря!
— Ладно, иди, — обрадованно кивнул Гудков, а Шарлотта насмешливо фыркнула и отвернулась.
Мне-то мнение Шарлотты (да и остальных) было побоку, просто это был прекрасный повод не встречаться с Мефодием.
— Я, пожалуй, тоже с Капустиным схожу, — ворчливым голосом сообщил Зубатов-Моня. — Всё равно нужно в библиотеку заглянуть, проверить списки пропагандисткой литературы. Они привезти обещали. Опять же напутают.
Я невольно восхитился Мониной отмазкой. Раньше что-то я за ним таких талантов не замечал.
В ответ Гудков кивнул и опять вернулся к распеканию коллектива. Остальные, кто не нашёл повода удрать, смотрели сейчас на нас с Моней (в смысле с Зубатовым) завистливыми взглядами.
Пока Гудков не передумал, я торопливо метнулся к себе, прихватил куклу с Епифаном и направился к чёрному выходу. Зубатов-Моня не отставал.
— Енох, близко не подлетай, глянь, где там Мефодий? — на бегу велел я, — не хватало только столкнуться в дверях.
— Будет сделано! — на военный манер козырнул Енох и улетел на разведку. Зато ко мне прицепился Моня:
— Генка, а почему мы убегаем? Ты же сам хотел встретиться с Мефодием и всё выяснить⁈
— Пока Мефодий будет с Гудковым политесы разводить, мы как раз наведаемся к нему, — пояснил я.
— Зачем?
— Затем, что у меня ни ножа, ничего нету! — поморщился я. — Как ты предлагаешь, на него, с голыми руками выходить?
Моня озадаченно крякнул:
— А откуда ты знаешь, где Мефодий обитает? Ты же у него никогда не был. И я не был. Как мы его найдём?
— Епифан зато был, — пояснил я, кивнув на куклу. — Вот и скажет.
— А вот не буду я вам помогать! — злорадно подал голос бывший сектант.
— Точно? Это твоё последнее слово? — с угрозой в голосе спросил я и велел Моне, — Так, Моня, отбой! Планы меняются. Сперва наведаемся на речку.
— Зачем? — спросил Моня. — Холодно купаться.
— Раков ловить, — насмешливо хохотнул Епифан из куклы.
— Куклу выбросить в речку хочу, — сказал я. — Утопить.
— Так её отнесёт же течением, — засомневался Моня. — Она лёгкая.
А Епифан обидно расхохотался. Мол, дурачок какой Генка.
— Если камень привяжем — никогда не отнесёт, — хмыкнул я, — а чтобы наверняка, вместо верёвки проволоку возьмём. Так что лет пятьсот на дне полежит, а за это время её песком да илом навсегда затянет. Ну разве что лет через тысячу извержение вулкана начнётся, и то не факт.
— Эй, Генка, не шути так! — забеспокоился Епифан, — ты же не сделаешь этого!
— Я? — удивился я, — Не сделаю? Ты уверен?
— Генка! — заныл Епифан, поняв, что мои намерения вполне серьёзные и я не шучу.
— Будешь теперь, Епифанушка, ты раков развлекать, — хохотнул теперь уже Моня, обидно так хохотнул.
— Генка, стой! — завопил Епифан, — я всё расскажу!
— С чёрного входа свободно! — отрапортовал появившийся из ниоткуда Енох. — Мефодий по главной лестнице поднимается на второй этаж. К Гудкову.
— Останься и послушай, что он говорить будет, — велел я ему и добавил, — только постарайся, чтобы он тебя не учуял. А мы пойдём, Моня, на речку, дела не ждут.
Я открыл дверь, помахивая куклой, и мы вышли во двор.
— Генка-а-а-а-а… — заканючил Епифан (честно говоря, я и не собирался топить его с куклой, но припугнуть было надо, иначе я сам там не разберусь).
— Какая дорога ближе к речке? — подыграл мне Моня и Епифан совсем сдулся:
— Ну, Генка-а-а-а-а! — заверещал он, — я всё расскажу! Только не топи, бога ради!
— Что расскажешь? — спросил я и подмигнул Моне. Тот моментально включился в представление:
— Да что ты ему веришь, Генка, — важно сказал он, — разве ты не понимаешь, что он просто пытается себе выторговать условия получше. А так-то он ничего не знает.
— Я знаю! Я всё знаю! — перепугался Епифан, — Не топи, Генка, я расскажу! Ты же нож ищешь, да? Твой нож?
— Ну, допустим, — сказал я, стараясь не выдать своего интереса.
— Нож у него в ящике стола лежит! — сообщил Епифан.
— Ну, это было и так не трудно выяснить, — сказал я.
— Я скажу, где он записи прячет! — нашелся Епифан, — только пообещай не топить.
— Обещаю, — зевнул я.
— Нет! Ты по-настоящему пообещай! — не унимался Епифан, — поклянись!
— Не буду я тебе клясться, — отмахнулся я, — ишь, чего удумал. Условия он мне ставит!
— Тем более, Генка может поклясться, что не утопит куклу, а сам её, к примеру, в печи сожжет, — продолжал раззадоривать Епифана Моня.
— Ты не сделаешь этого! — завизжал Епифан.
— Тогда рассказывай, — отрезал я, — Может, и не сделаю. Посмотрю по ценность твоего рассказа.
— У него из той комнаты, возле шкафа в стене такая выемка есть. На неё если нажать — там в стене сразу дверь откроется, — зачастил Епифан.
— И что?
— Тайный ход это, — ответил Епифан.
— Куда? — приходилось из него буквально всё вытягивать.
— В подвал. Он там всё для жертвоприношений и для экспериментов держит, и там твой нож, — пояснил Епифан, и я вздрогнул.