— Челси? Со сколькими еще моими подругами ты был?

Ну началось.

— Только с Челси.

— Я… грр. — Она фыркнула. — Я даже не могу злиться.

— Тогда почему злишься?

— Потому что. — Она вскинула руки и спрыгнула с кровати, направляясь в ванную. Ящики распахивались и захлопывались один за другим. Переступив порог, я увидел, что она в ярости расчесывает волосы.

— Поговори со мной. — Неужели мне всегда придется умолять ее рассказать мне, что она чувствует?

Она продолжала расчесываться.

— Потому что это нечестно.

— Что нечестно?

— Что ты двигаешься дальше. — Щетка полетела на столешницу, со звоном соскользнула и упала в пустую раковину. — Это нечестно. Я не хочу, чтобы ты двигалась дальше. Мысль о том, что ты с другой женщиной, с Челси, или Тиффани, или… или, с кем бы то ни было, вызывает у меня мурашки по коже.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал? — Я провел рукой по волосам. — Ты ушла. Ты бросила меня.

— Я знаю! — Ее глаза наполнились слезами. — Я знаю, что ушла. И ты двинулся дальше. Но я этого не сделала.

— Подожди. — Я поднял палец. — О чем ты говоришь?

— Неважно. — Она пронеслась мимо меня в дверь, и прежде чем я успел осмыслить то, что она мне только что сказала, она исчезла.

Дверь гаража открылась и закрылась, далее последовал хруст ее шин по снегу, когда она уезжала.

Она не двинулась дальше. Серьёзно? Значит, у нее больше ни с кем не было? Но ведь прошли годы. Что, черт возьми, это значило?

— Сукин сын. — Я начал двигаться и пошел по пути, который выбрала она. За дверь, в свой грузовик и прочь. Я ушел.

Я попросил Еву поссориться со мной. Дурацкая идея, Холидэй. Я чертовски уверен, что мне не хочется делать это снова.

Поэтому, я колесил по городу несколько часов, пока солнце не село, и шины не привели меня к дому моего брата. Хит звонил мне несколько дней. Я избегал его, в основном потому, что все еще не был уверен, что сказать.

Или, может быть, потому, что подозревал, что скажет Хит.

Он сказал бы мне поехать с ней.

Прежде чем я успел постучать или позвонить в звонок, Хит открыл дверь.

— Привет. Что происходит? Я тебе звонил.

— Да. — Я потопал ногами и вошел в дом, прямиком на кухню. Пахло ужином, и у меня заурчало в животе. На стойке стояла открытая бутылка «Каберне».

Хит стоял позади меня, скрестив руки на груди и нахмурив лоб. Очевидно, Мэддокс и мама не сказали ему, что происходит с Евой.

Наверное, это хорошо. Может быть, если я снова скажу это вслух, я найду способ во всем этом разобраться.

Поэтому я кивнул на бутылку.

— Есть еще вино?

— Где она, черт возьми? — пробормотал я, в сотый раз выглядывая в окно гостиной.

Я не видел Еву весь день.

Прошлым вечером я задержался у Хита, в основном потому, что не доверял себе после наступления темноты находиться с Евой под одной крышей. Мы либо затевали спор, либо сидели в неловком молчании, либо трахались.

Каждое мгновение, проведенное с ней, было пронизано затаенным желанием. Я желал ее все больше и больше, и прошлая ночь едва ли сняла остроту. Если бы она дала мне хоть малейшую возможность, я бы воспользовался ею.

Поэтому, я сидел на диване у брата, бездумно смотрел игру по телевизору и думал обо всем, что он сказал.

Поговори с ней. Езжай с ней.

Мы твоя семья, где бы ты ни жил.

Нет никаких причин, по которым ты должен жить здесь, чтобы помогать управлять компанией.

Каждый раз, когда я высказывал беспокойство, будь то отдаленность от семьи или удаленная работа в «Домах Холидэев», он отвечал советами, которые я не хотел слышать.

Могу ли я переехать? Мог бы я пожить в Лондоне год? А потом рвануть туда, куда она поедет дальше? Что, черт возьми, это была за жизнь?

— Не для меня. — Мои руки сжались в кулаки, пока я мерил шагами гостиную. Мой взгляд снова скользнул к окнам и черному небу за ними.

Ее чемодан все еще был в гостевой спальне, так что, по крайней мере, она не съехала. Она должна была когда-нибудь вернуться, верно?

Было десять. Еще двадцать минут, и я позвоню. Так близко к Новому году, на дорогах гололедица, я не хотел, чтобы она гуляла одна в пятницу вечером. Выдержала бы она такие часы в Лондоне? Ей нужно было поспать. Нашему малышу нужно было, чтобы она хорошо отдыхала.

Секунды тянулись так медленно, что я был готов сойти с ума, пока, наконец, вспышка фар не отразилась от стекла, и дверь гаража с грохотом не распахнулась.

Я был у двери прежде, чем она успела выбраться с водительского сиденья своего седана.

— Привет.

— Привет. — Она подошла ко мне, опустив глаза в пол.

— С тобой все в порядке? Я начал волноваться.

— Все хорошо. — Ее взгляд задержался на моем плече, а не на лице, когда она проскользнула мимо меня в дом. — Устала. Я собираюсь лечь спать. Спокойной ночи.

Нет. Мы не проведем еще одну ночь, не поговорив.

— Ева.

— Пожалуйста, Тобиас. — Ее плечи опустились, когда она повернулась. — Я не могу с тобой спорить.

— Я не хочу спорить.

— Тогда что? Чего ты хочешь?

Чтобы. Ты. Осталась. Слова, которые я не мог заставить себя произнести.

— Я не хочу пропустить беременность. Хочу иметь возможность рассказывать нашим детям истории о том, как ты была беременна. Хочу быть нервным папой на приеме у врача. Хочу, чтобы у меня в бумажнике лежал снимок с УЗИ. Я хотел бы придумать, как это сделать.

— Я открыта для идей.

— Вчера вечером я был у Хита. Он предложил Мэддоксу купить личный самолет, раз уж он может себе это позволить.

Тень улыбки скользнула по ее красивым губам.

— Что еще сказал Хит?

— Что мы оба хотим лучшего для нашего ребенка. Так что мы разберемся с этим.

— Мы разберемся. Может быть, не сегодня вечером, но мы разберемся.

Для человека, который любил долгосрочные планы и пятилетние цели, неизвестность нервировала. Но темные круги под ее глазами заставили мою грудь сжаться.

— У нас ведь есть завтрашний день, верно?

Она кивнула.

— Я собираюсь повидаться с папой. Попрощаться. И, наверное, заскочу к Елене.

— Тогда завтра вечером. Ты и я. Мы встретим Новый год. Я куплю немного игристого виноградного сока, и мы устроим настоящую вечеринку.

Ее взгляд на долю секунды опустился к моим губам, прежде чем она оторвала его, посмотрев на свои теннисные туфли.

— Ладно. Спокойной ночи.

Боже, я ненавидел смотреть, как она уходит. Даже если она шла просто в другую спальню в моем собственном чертовом доме.

— Ева.

Она остановилась и оглянулась через плечо.

— Да?

— Ты нашла?

— Нашла что? — Она полностью повернулась, склонив голову набок.

— То, что искала в Нью-Йорке. — Какую-то мечту, которую она преследовала.

— Я не знаю. — Она пожала плечами. — Жизнь там была незабываемой. И благодаря моей работе у меня была возможность исследовать множество мест, которые иначе я бы не нашла.

— Какой город был твоим любимым?

— Нэшвилл.

— Потому что ты любишь кантри-музыку.

Она улыбнулась, подходя к острову и вытаскивая табурет.

— При любой возможности я делала все, что положено туристу, без зазрения совести. Это было потрясающе.

— Как долго ты там пробыла? — Я подошел, чтобы сесть рядом с ней. Прямо рядом с ней. На этот раз не было стула, который разделял бы нас, потому что я не мог выдержать расстояния.

Скоро его между нами будет достаточно.

— Три месяца, — сказала она. — Примерно такое же задание, у меня было здесь. Я вмешалась, чтобы помочь с проектом, попавшим в беду.

— А. Какое место было твоим самым нелюбимым?

— Нью-Йорк, — прошептала она.

Я сел прямее.

— Что?

— Это был трудный год. Я была новичком в этой работе, и мне предстояло многому научиться. Часы были тяжелыми. Клиент был полным придурком. И я была одинока. Я скучала по тебе.

Ну… черт. Это ударило меня прямо в грудь.

— Я тоже скучал по тебе.