— И из-за этого ты так переживала? — прохрипел болезненно я. — Это же такая мелочь.
Я соврал. Это была не мелочь. Я чувствовал, как меня всего перекосило от злости. Картина малышки Сэнди вдохновляла меня, я чувствовал, сколько сил она в неё вложила. Знал, что она рассчитывала на то, что именно я её закончу.
Если бы я написал бы картину для малышки Сэнди и кто-то попытался спародировать её стиль, то погрузил бы душу этого ублюдка в такие муки, какие только могло придумать моё больное сознание, в конечном итоге не оставив от твари ничего.
Сдерживая эмоции, игнорируя сжавшееся горло и горящие лёгкие, принялся исправлять чужие кривые руки своими кривыми руками.
Дьявол крылся в мелочах. Мне не нужно было менять слишком много: тональность была задана верно. Неправильной была идея. Её просто не было. Это всего лишь реплика без души, и моя задача была эту душу вложить.
Вложить теми самыми деталями.
Я добавил песок. Бесчисленные песчинки, окружившие наши фигуры. Добавил водоворот океана, как защищавший нас, так и уничтожавший всё на своём пути. Вложил в бесчисленные звёзды, нацеленные на нас, другую перспективу.
Я подарил «звёздам», желавшим нам зла, ужас осознания. Ужас начавшейся охоты. Рыбалки.
Маленькое путешествие подарило мне немало идей.
Я не знал, сколько дорабатывал картину. Но точно знал, что с каждым взмахом кисти что-то менялось. Сначала неуловимо, затем уже более очевидно.
Горло перестало сжимать, ужасная, отвратительная, пугающая до глубин души боль в лёгких отступала, с каждым взмахом кисти дышать становилось всё свободнее и легче.
Оно следило, наблюдало, впитывало в себя каждый мой шаг.
В какой-то момент всё закончилось.
Я медленно убрал кисть, с каким-то странным трепетом уставившись на готовую картину. К моему удивлению, она не получилась полностью мрачной, как это обычно бывает, когда я прикасаюсь к творениям малышки Сэнди, нет.
Вместо этого от картины веяло… чем-то странным. Я будто бы видел сквозь тёмные краски пробивающийся свет, который стал центром всей картины.
Я видел слабый проблеск надежды, которую изначально вложила сама же малышка Сэнди. Надежда, которую я не стал обращать во мрак, вместо этого подчеркнув её и дав будто бы вторую жизнь, иную перспективу.
Картина словно кричала, что ей плевать на то, в какой непроглядной бездне мы были. Ей было плевать на то, что сами наши души воплощали эту бездну, разнося её в каждый уголок проклятого мироздания.
Слабый проблеск надежды всё равно был. Был в нас самих. Как бы тяжело это не было, сколько бы усилий не потребовалось, сколько бы не было положено собственных жизней…
Сквозь тернии к звёздам. К преодолению собственного безумия и последующего единения.
Это — наш последний шанс. Практически недостижимый, иллюзорный, во многом наивный и не имеющий никакого смысла, но шанс.
Атлантида — это не маленький участок суши внутри непроглядного океана. Атлантида — это целый мир, воплощённый из океана.
Немое наблюдало за каждым моим действием, зачарованным взглядом уставившись на картину. Я убрал кисть, присев рядом с Немое, просто и без затей обняв его, наплевав на вид и форму этого существа.
В конечном итоге это всё равно были крайности одного и того же существа.
— У тебя здесь слишком холодно, — едва слышно прошептал я. — Так теплее, малышка Сэнди, а?
На меня повернула голову девушка. Повзрослевшая, ослепительно красивая, яркая, полная жизни и желания жить. Осознав, что меня отпугивало, ей хватило всего одного мимолётного желания, чтобы окончательно воплотить мой личный идеал. Я почувствовал, как буквально утопал в тепле, которое покрывало мою душу, и я не противился ему.
Это были самые сладкие, невинные и вместе с тем грязные объятья, которые только могли быть. Они не несли в себе и следа пошлости, но казались настолько аморальными и неправильными, что мне хотелось большего.
Зайти намного дальше, чем я зашёл с другим осколком.
Я не чувствовал никакой фальши. Ощущения были такими настоящими, такими яркими и насыщенными, что я на миг забыл о том, в каком ужасающем месте находился.
Мне стоило гигантских усилий немного повременить и не заходить дальше. Я чувствовал, как быстро билось в моей груди сердце. Чувствовал, как вместе с нежностью во мне пробуждалась похоть. Чувствовал, что вновь принявшее форму девушки Немое было совсем не против. Оно знало, что я чувствовал. Готово было пойти на всевозможные уступки.
Оно было слишком добрым к собственной гнили.
Но, к несчастью, сейчас был не совсем подходящий момент. Боюсь, отдаваться первородному греху в затопленном городе, где всё ещё обитали бесчисленные души, было не самой умной идеей.
— Вижу, тебе стало немного легче, — улыбнулся я.
Сэнди улыбнулась в ответ, едва заметно кивнув. Она пальцем показала на мой локон волос, заставив обратить на него внимание.
Я удивлённо приподнял его, какое-то время разглядывая.
Появившаяся седина исчезла, словно её никогда и не было. Это была не иллюзия и не фальшивка.
Я засмеялся. Сначала безумно, но чем дольше я смеялся, тем более чистым и мягким становился мой смех. Облегчение. Я ощущал себя так, будто с меня сняли часть безумно тяжелого, мучительного груза.
Сэнди хихикнула, показав пальцем на меня.
Я удивлённо моргнул.
— Да. Мне тоже стало легче. Нам.
Я по-новому осмотрелся, выглянув в висевшее прямо напротив нас окно. Сияние Второй Луны никуда не исчезло. На лицо вылезла тонкая усмешка.
Эта хрень понятия не имеет, в какое дерьмо вляпалась. Худшее было ещё впереди.
— Думаю, — перевёл взгляд на разглядывающую меня девушку, — нам нужно отсюда уходить. Ты случайно не знаешь, как можно выбраться с нулевой глубины, захватив с собой весь город?
И, в принципе, как вообще можно выбраться с нулевой глубины.
Немое удивлённо наклонило голову, после чего неожиданно и само засмеялось. Я впервые слышал, чтобы оно… она столь громко смеялась. Высокий, обманчиво невинный смех, за которым скрывалось нечто безумно огромное.
Образ кита исчез. В нём просто больше не было смысла. Смертное сознание и метафизическое вновь стали едиными.
Успокоившись, девушка наклонилась к моему уху, после чего немного хрипло, но оттого не менее нежно, безумно сладко и любяще, захватывая своим «я» бесчисленные вариации, начала говорить.
Говорить десятками голосов, десятками интонациями, буквально проникая своим голосом в мою сущность, заставляя меня запомнить, научиться, развить в себе способность, про которую я и знать не знал.
Она всегда была со мной, но я был недостаточно развит для неё.
Я поднял затуманенный взгляд куда-то наверх, почувствовав бесчисленные связи. Все связи, которые я когда-либо создавал с теми, кто жил на иллюзорной суше.
Теперь я был уверен: пока хоть кто-то будет знать моё… нет, наше имя, узнавать наш образ, нашу внешность, слышать истории и легенды про нас…
Мы всегда сможем зацепиться за это и потянуться наверх. В бесчисленные миры. Потому что океан уже давным-давно выбрался на сушу.
Остаётся лишь найти подходящий якорь. Заставить его запомнить нас, поверить в нас, узнать нас как можно лучше. И чем лучше нас будут знать — тем больше власти мы будем иметь.
Оказывается, Чарльз ещё очень даже может мне пригодиться.
Я потянулся к образу своего самого дорогого друга в этой ветви, чувствуя, как Немое вцепилось в меня, как схватило своей силой весь Реинвелл со всеми душами в нём, потянув вместе со мной на сушу.
Иллюзорную сушу.
Пока что иллюзорную сушу.
Вспышка.
Эпилог
Признаться, Чарльз немного опасался заходить в город. Пусть твари ему и говорили, что больше не чувствовали присутствия Бездны, да и буря давно прекратилась, вот так заходить в буквально поглощённый Бездной город было, как минимум, некомфортно.
«Вам следует успокоиться, Мистер Харрисон, — заверил его голос кошмара в голове. — Разве вы не слышали новости? Весь мир забыл про вчерашнюю бурю. Уверен, всё будет хорошо».