Меня посадили за маленький столик с терминалом напротив длинного стола, за которым оказалось с десяток человек. Мужчины и женщины, старые и не очень, они безучастно смотрели на меня. Ощущалось, что всё происходящее им мало интересно и они здесь – по долгу службы.

– Борис Сергеевич, – начал тот, что сидел посередине, – мы должны проверить вашу благонадёжность и неприверженность взглядов наших конкурентов.

Он замолчал. Я неуверенно кивнул. Появилось стойкое ощущение дежавю.

– Итак, – сидевший во главе стола открыл настоящую бумажную папку. – Вы претендуете на должность пресс-атташе в одном из наших проектов.

Я оглянулся на Глеба. Тот слегка поднял брови и кивнул в сторону говорящего. Мол, смотри как надо названия проектов называть.

– Мы зададим вам серию вопросов, – продолжал главный будничным тоном. – Затем вам предстоит беседа с нашей нейросетевой системой. После чего, в случае одобрения…

Дверь раскрылась и в комнату, словно метеор, влетела Алина. Вид у неё был разгневанный. Ничего от вчерашней благожелательности в ней не осталось. Разве что воздух вокруг неё не искрил. Тем не менее, я очень обрадовался ей: прямо чувствовал, что увязаю в бюрократическом болоте, как будто и не уходил из МИДа, а она казалась мне островком благоразумия.

– Послушайте, – зашипела она, встав рядом со мной. Я чувствовал запах её духов. – Это не может подождать? Матвей Альбертович срочно требует консультанта к себе. Его ещё нужно ввести в курс дела!

– Матвей Альбертович здесь ничего не решает, – спокойно ответил какой-то дед по правую руку от председателя. Члены комиссии с готовностью закивали. – Поправьте меня, если ошибусь: проект господина Залужина – головной проект компании. И наверное вполне естественно, что все присутствующие хотят не допускать в него случайных людей.

Алина чуть успокоилась, но кулаки не разжала. Она так и стояла возле меня, словно медведица, защищавшая медвежонка.

– Да сколько можно терять время? – воскликнула она. – Скольких консультантов вы забраковали за два месяца? Нам нужен человек уже давным давно!

Алина обернулась на Глеба, видимо ища поддержки. Он пожал плечами, показывая, что это не ему решать. Мне показалось, что в его хитрых глазах мелькнул огонёк озорства. С дальнего конца стола поднялась седовласая женщина:

– Если бы вы подбирали нормальных кандидатов, то никто бы их не браковал! Вы присылаете сюда такое отребье, что смотреть тошно и говорите, что это знатоки истории! Что они нам жизненно необходимы! И тратите, между прочим, и наше время тоже!

Она плюхнулась обратно в кресло и фыркнула, как боевой конь. Я рассматривал смятые рукава своей рубашки, хмурился и пытался понять, в какой момент времени пресс-атташе превратился в консультанта с обязательным знанием истории?

– И сейчас, – продолжила седовласая, – вы всё ещё тратить наше время. И своё, кстати, тоже.

Алина вздохнула и как будто стала меньше ростом. Потом она наклонилась ко мне и прошептала в самое ухо, обдав меня горячим дыханием:

– Держитесь. Вы именно тот, кто нам нужен. Мы вас не отдадим.

Она вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Председатель повёл плечами:

– Продолжим.

Терминал на моём столике ожил. На экране высветилось «Ранасентия окк. Версия 12.7». Настоящая речевая модель нейросети! С тех пор, как их запретили, они стали доступны только правительству и мегакорпорациям. Конечно, все знали, что эти структуры нарушают запрет, но говорить об этом было как-то не принято. Рядом с камерой загорелся зелёный индикатор: искусственный разум намеревался не только анализировать мои ответы, но и следить за моей реакцией на разговор. Члены комиссии зашуршали листочками, открывая старомодные бумажные папки, что меня удивило: никаких электронных планшетов.

Нейросеть тепло со мной поздоровалась и стала задавать вопросы, абсолютно не связанные с работой в «Ранасентии» и, на мой взгляд, не имеющие ничего общего с проверкой на благонадёжность. К примеру, мне предлагалось выбрать, кого я переведу первым через дорогу: девочку, старушку, женщину или ветерана? Я поинтересовался, куда именно я их перевожу. Сеть не ответила и задала следующий вопрос. Мой любимый цвет, какие я предпочитаю фрукты, помню ли я прошлогодний первый снегопад? Вопросы сыпались из терминала, как из рога изобилия. Всё это продолжалось не менее часа. Все сидели неподвижно, изредка что-то чиркая в своих папках. Только Глеб, наконец, отцепился от окна, переместился куда-то вглубь помещения и сел там, в тени.

Наконец, на экране высветилось «Спасибо за ответы» и терминал выключился. Председатель что-то нажал и повернулся к стоящему на его столе монитору.

– Итак, – сказал он, быстро пробежав глазами по экрану, – ваша благонадёжность составляет пятьдесят восемь процентов.

– Это не очень хорошо, да?

– Да. С большой долей вероятности, вы можете продать наши секреты даже на минимальных условиях. Вас могут запугать, использовать ваших близких для давления на вас. Вас легко убедить в своей правоте. И вы склонны к левым взглядам. Мы не можем предложить работу такому человеку, как вы.

Я сник. Я так обрадовался перспективе работы в корпорации, что совсем не подумал о том, что это так и может остаться только перспективой. Да, лотерейный билет у меня был, но вот только он не оказался выигрышным. Я в пол уха слушал вопросы и лениво отвечал, исключительно машинально. Где-то позади вышел из тени Глеб и, похоже, собирался уходить. Члены комиссии тоже заметно расслабились, стали переговариваться и никто, кроме председателя, не слушал меня.

Зазвонил телефон и все мгновенно замолчали. Даже замерли. Председатель побледнел, зачем-то встал и снял трубку.

– Алло?

Все как будто пытались отодвинуться от него подальше, словно он прокажённый.

– Да, – председатель достал платок и вытер выступившую на лбу испарину. – Только основные тесты, да. Нет, ещё не брали. Наверное не будем. Ведь всего пятьдесят восемь! Да, мне сообщали об успехах и сроках, но…

Он замолчал и закрыл глаза. Кажется, можно было расслышать чей-то злобный голос из динамика трубки. Председатель положил трубку и стал смотреть прямо перед собой.

– Как председатель комиссии, предлагаю утвердить Бориса Еремеева на должность специального консультанта в проекте ВИЛ. У кого-нибудь есть возражения?

Все молчали, потупив взгляд или уставившись в окно. Только Глеб смотрел на меня неотрывно своими глазами-щёлочками.

– Утверждаю, – председатель устало опустился в своё кресло.

Ко мне быстрыми шагами подошёл Глеб. Я машинально встал и он пожал мне руку:

– От всей души поздравляю, – в его голосе не было и тени притворства. – Позвольте, я провожу вас.

Он обнял меня за плечи и вывел в коридор. Я растерянно оглянулся на проверяющих: они собирали свои бумаги и старались не смотреть друг на друга. Видимо, они решили поскорее забыть всё, что здесь произошло. Никто не пытался меня остановить или что-либо сообщить мне.

Как только мы покинули комнату, Глеб отпустил меня, заложил руки за спину и неспеша пошёл по коридору. Его шаги гулко отскакивали от серо-белых полимерных стен.

– Что это было? – спросил я.

– Вы о чем? Ах, о собеседовании? Поздравляю ещё раз.

– Почему меня приняли? Было же понятно, что я не прохожу. Кто это звонил?

– Полагаю, что Габриэль Симонов, – Глеб помолчал. – Это глава компании.

– Глава компании? – ошалело спросил я. – Но почему? С чего такая честь? Приятно конечно, не спорю, но странно.

Глеб дёрнул щекой.

– Понимаешь, для него этот проект – очень, очень, оооооочень важная вещь. И он хочет запустить его как можно быстрее. А они и так выбиваются из графика, – Глеб мотнул головой куда-то вдаль, видимо показывая, где находятся «они». – Не думаю, что Симонов проникся симпатией к тебе. Смею предположить, что ему на тебя плевать. Но без консультанта проект буксует и его это беспокоит.

Я начал злиться.

– Что-то я ничего не понимаю. Меня приглашают на работу, потом говорят, что я не подхожу, потом вдруг сам директор меня берёт, хотя я даже не знаю как он выглядит! И всё это ради мега-супер важного проекта, сути которого мне никто не объясняет! Поднадоело как-то, честно говоря!