– А Фавель не сможет предупредить его, добить его, пока он еще не готов?

Уайетт покачал головой.

– Фавель устал. Он уже давно борется против превосходящих сил. Его люди еле стоят на ногах. Ему тоже нужна передышка.

– Ну, и что же теперь будет?

Уайетт поморщился.

– Фавель остановятся в Сен-Пьере, он не может идти дальше. В городе он будет держать оборону, а потом налетит Мейбл и сметет всю его армию. Впрочем, и другую тоже. В этой войне не будет победителей.

Доусон искоса посмотрел на Уайетта.

– Может, нам как-нибудь удрать отсюда? – предложил он. – Мы могли бы подняться вверх по Негрито.

– Только после того, как я повидаюсь с Фавелем, – твердо сказал Уайетт.

– Ну, ладно, – вздохнул Доусон. – Останемся и повидаемся с Фавелем, может быть. – Он помолчал. – А где именно Рокамбо перегруппирует свои части?

– К востоку, в стороне от прежней дороги, милях в пяти от города.

– Святые угодники! – воскликнул Доусон. – Да ведь туда, кажется, отправились Росторн и другие?

– Я стараюсь не думать об этом, – сухо сказал Уайетт.

– Извините, – угрюмо сказал Доусон. – Извините меня за мой глупый поступок, ну, с автомобилем. Если б не я, мы все были бы вместе.

Уайетт с удивлением посмотрел на него. Что случилось с Доусоном? Это был не тот человек, которого он в первый раз увидел в клубе Марака, – большой известный писатель. И не тот, который в камере послал его к черту.

– Я как-то уже спрашивал вас об этом, – осторожно сказал Уайетт, – но вы чуть не съели меня...

Доусон поднял глаза.

– Вы хотите спросить, почему я пытался украсть вашу машину? Я вам скажу. Я испугался. Большой Джим Доусон испугался.

– Вот это меня все время смущало, – задумчиво сказал Уайетт. – Это не похоже на то, что я слышал о вас.

Доусон горько усмехнулся и ответил без тени юмора:

– То, что вы слышали, муть. Я трус.

Уайетт бросил взгляд на его руки.

– Я бы так не сказал.

– Понимаете, какая смешная вещь. Когда я столкнулся с Розо и понял, что мои слова на него не действуют, я должен был бы испугаться, но вместо этого пришел в ярость. Со мной ведь раньше ничего подобного не случалось. А что касается моей репутации, то это все подделка, грим. Да в этом не было ничего трудного – поехал в Африку, подстрелил льва, и ты уже герой. С помощью таких вещей я заработал себе репутацию, как говорят китайцы, создал бумажного тигра. А журналисты! Просто диву даешься, до чего они неразборчивы.

– Но для чего все это? – спросил Уайетт. – Вы же хороший писатель, все критики согласны в этом, вам не нужны никакие ходули.

– То, что думают критики и что думаю я, – разные вещи, – сказал Доусон, разглядывая пыльный носок своего ботинка. – Когда я сижу перед пишущей машинкой с чистым листом бумаги, у меня в животе появляется противное сосущее чувство. И когда я заполняю этот лист своими текстами, выпускаю книгу, это чувство усиливается. И каждый раз, когда выходит очередной роман, я предполагаю страшный провал и должен что-то придумать, чтобы читатели покупали его. Так и появился Большой Джим Доусон.

– Вы все время стремитесь к невозможному – к совершенству.

Доусон улыбнулся.

– И буду стремиться снова, – сказало он бодро. – Но теперь я думаю, что не буду бояться.

Несколько часов спустя Уайетта разбудили. Он не помнил, как заснул, и когда открыл глаза, почувствовал, что все части тела затекли, суставы ныли. Он зажмурился от яркого света фонаря.

– Кто из вас Уайетт? Вы?

– Я Уайетт, – сказал он. – А вы кто? – Он отбросил одеяло, которым кто-то заботливо укрыл его, и, взглянув вверх, увидел крупного бородатого человека, смотревшего на него.

– Я Фуллер. Я искал вас по всему Сен-Пьеру. Вас хочет видеть Фавель.

– Фавель хочет видеть меня? – воскликнул Уайетт. – Откуда ему известно о моем существовании?

– Это целая история. Пошли.

Уайетт с трудом поднялся на ноги и посмотрел через открытую дверь на улицу. Начало светать, и Уайетт смог различить силуэт стоявшего там джипа. Мотор его тихо урчал. Он повернулся к бородатому.

– Фуллер? Вы – англичанин, один из тех, кто живет на Северном побережье, в Кампо-де-лас-Перлас?

– Точно.

– Вы и Мэннинг.

– Да, да, – подтвердил Фуллер в нетерпении. – Пошли, у нас нет времени на болтовню.

– Подождите, я разбужу Доусона.

– Времени нет, – повторил Фуллер. – Пусть он останется здесь.

Уайетт сурово посмотрел на Фуллера.

– Послушайте, этого человека избили головорезы Серрюрье из-за вас. Мы были на волоске от расстрела. Нет, он поедет со мной.

К чести Фуллера, он слегка смутился.

– Ладно, давайте в темпе.

Уайетт разбудил Доусона, быстро объяснил ему ситуацию, и Доусон встал.

– Как же, черт возьми, он узнал о вас? – был первый его вопрос.

– Фуллер объяснит нам это по дороге, – сказал Уайетт тоном, не оставлявшим сомнений в том, что Фуллеру и впрямь придется заняться разъяснениями.

Они сели в джип и отъехали. Фуллер сказал:

– Фавель со своим штабом разместился в «Империале».

– Черт, – воскликнул Доусон. – Мы могли бы не двигаться оттуда ни на йоту. Мы там были вчера.

– Правительственные здания подверглись бомбардировке, – сказал Фуллер, – ими какое-то время нельзя будет пользоваться.

– Вы это говорите нам, – с чувством произнес Уайетт. – Мы все это испытали на себе.

– Да, я слышал. Сочувствую вам.

Уайетт посмотрел на небо, втянул в себя воздух. Было очень жарко, странно жарко для утреннего часа. «Днем будет просто пекло», – подумал он, нахмурившись.

– Почему Фавель послал за мной?

– Там появился один английский журналист, который произносил какие-то странные речи, что-то насчет урагана. В общем, какую-то чушь. Однако Фавеля это почему-то заинтересовало, и он распорядился отыскать вас. Вы ведь метеорологический бог, не так ли?

– Да, – сказал Уайетт бесцветным голосом.

– Значит, Костону удалось прорваться, – сказал Доусон. – Что ж, хорошо.

Фуллер захихикал.

– Но прежде ему пришлось отступать в правительственной армии. Он-то и сообщил нам, что вас посадили в кутузку в участке на площади Свободы. Но это не очень обнадеживало. Мы прилично ее расколошматили, но ваших трупов там не нашли, поэтому мы решили, что, может быть, вам удалось удрать. Я искал вас всю ночь – Фавель очень настаивал на том, чтобы вас найти. А когда он настаивает, дела делаются.

– Когда возобновится война? – спросил Уайетт.

– Как только Рокамбо начнет наступление. Мы сейчас будем обороняться, у нас нет сил для атаки.

– А что делают правительственные войска на западе?

– Они сосредоточены около базы. Серрюрье все еще боится, что янки вылезут оттуда и ударят его с тыла.

– Пойдут ли они на это?

– Да нет, что вы! Это местная война, американцам в ней делать нечего. Они, конечно, предпочитают Фавеля Серрюрье, а кто нет? Но вмешиваться в их борьбу не будут. Слава Богу, Серрюрье придерживается другого мнения.

Уайетта заинтересовал Фуллер. Он говорил авторитетно, как представитель командования и человек, безусловно, близкий Фавелю. Но задавать ему много вопросов было сейчас не время, были вещи гораздо более серьезные. Самое главное – Фавель хочет его видеть. И Уайетт решил мысленно повторить то, что он скажет Фавелю.

Фуллер остановил машину возле «Империала», и они вылезли из нее. Люди постоянно входили в отель, выходили из него, и Уайетт обратил внимание на то, что дверь-вертушка была снята, чтобы не мешать проходу. Он отметил про себя эту небольшую, но значительную деталь как знак деловитости и расторопности Фавеля. Он последовал за Фуллером в фойе и увидел, что внутри произошли изменения. Фойе было очищено от посторонних предметов, а бар превращен в помещение для стратегических карт.

Фуллер сказал:

– Подождите. Я пойду доложу, что вы прибыли.

Он ушел, и Доусон заметил:

– Здесь война мне больше нравится.

– Вполне вероятно, вы измените свое мнение, когда Рокамбо начнет наступление.