Не знаю. Правда, не знаю. Готова ли быть несчастной всю жизнь, потому что не дала нам обоим шанса? Провокация сработала. Я ведь понимала, что это была именно провокация, и все равно велась! Не хотела, чтобы Ира считала нас одинаковыми: она терпела, и я терплю! Когда я стала так зависима от чужого мнения?! Это ведь моя жизнь! Я хочу ее жить без оглядки! Именно так правильно! Но так страшно и сложно. Не только Дима был роботом. Мы все порой такие. И я в том числе. Жить сердцем — особый дар, не каждому по плечу…
Утро встретило суетой: у меня разрывался телефон, подгорали сырники, и Кирилл проснулся раньше обычного.
— Катюш, приведи его сюда, — попросила дочь, вяло жевавшую завтрак. У нее школа, нужно в темпе собираться.
— Ладно, — не хотя слезла со стула.
Я достала варенье и сметану и все-таки ответила на звонок. Номер был неизвестен.
— Слушаю? — тут же обернулась. Надежда Рудольфовна пришла. Слава богу! Мамы, конечно, не хватало. Она помогала круглосуточно, но я привыкну без нее, тем более няня у нас золотая. А мама теперь студентка, ей учиться нужно. За нее была рада. — Кто, простите? — прослушала приветствие.
— Алена Владимировна, вас беспокоит из адвокатской конторы Парфенова.
Дальше слушала молча и очень внимательно. Завтра меня приглашали на оглашения завещания Германа Савицкого…
Глава 52
Дима
— Почитаешь мне еще? — забавно конючила Катя.
— Уже десять. Кому-то в школу завтра, — с улыбкой ответил.
— Ну пожалуйста-припожалуйста!
Ну лиса! Невозможно отказать!
— Одну страницу. — Я был крайне серьезен! По крайней мере старался. Правда, хитрый взгляд без слов говорил, что моя строгость не впечатляет. — Любовная записка, — прочитал название главы.
Катюша продолжала читать серию про девочку Конни и очень интересовалась темой любви. Краснела, пыхтела, глаза отводила, но с жадным любопытством ловила каждое слово. Естественно, больше любила, когда ей читали, нежели, когда приходилось самой брать книгу, но хорошо, что начала понимать: чтение истории не менее интересно, чем ее просмотр.
— Папа, — неожиданно остановила. Я перевел взгляд на кровать, откуда смотрела большими глазищами, пряча нижнюю часть лица под одеялом. Внутри приятно ёкнуло и потеплело: вроде привык, что считает и зовет отцом, а каждый раз словно ниточку мне протягивала, делая нашу связь крепче. — Ты с нами больше не будешь жить? Никогда?
Я отложил книгу, маскируя смятение под суетой. Дети поразительно чуткие создания. Они точно знали, какое слово из целой тирады им нельзя запоминать. Прямотой ставили в тупик опытных взрослых. А простыми вопросами заставляли даже бывшего прокурора теряться с ответом.
— Котенок, — ласково погладил по голове. Не знаю, повелось называть ребетню котятами: Катя — Котенок; Кирилл — котейка. Им нравилось, — так уж вышло. Но я всегда буду рядом. Обещаю.
Что я мог еще сказать? Алена вполне определенно дала понять, что я и кто в ее жизни. Сам накосячил. Сам дурак. А кому нужны дураки? Правильно, никому. Все верно.
— Спи, — поцеловал Катю в лоб, — до завтра. Напиши обязательно, как из школы вернешься. Оценки какие. Если помощь с домашкой понадобится.
— Нам пока не ставят оценки и домой очень мало задают. Я уже умею писать. Школа — это совсем не сложно.
— Потому что ты умница.
Я вышел из детской и тут же заглянул в другую: Кирюша спал в той же позе, как и засыпал. Подошел, легонько коснулся волос, шепотом, боясь разбудить, пожелал спокойной ночи — это все, что мне оставалось. Только с ними я оставался прежним: человеком, любящим и любимым, в остальном… вернулся к маске Электроника. Так легче. Не больно. Почти.
— Я ушел, — предупредил Алену и сразу к выходу направился. Не могу видеть ее. Рядом находиться больше пяти минут невозможно. Она с меня покровы и маски сдирала, без анестезии и жалости. Нутро выворачивала. Всех демонов на свет вытаскивала. Терзали они меня, сильно и больно. Рвали на части. Схватить Алену хотел, занозу это колючую, встряхнуть, сжать, потребовать, чтоб глаза открыла и посмотрела, что делает с нами!
Себя не оправдывал: набросился на нее, едва заподозрив в измене. К Разину приревновал, потерять боялся, а вышло так, что сам оказался в чужой постели. Было или не было — так и не вспомнил, да и неважно уже. Алену это не смягчит в любом случае. Единственное, что знал точно — люблю только ее. Никогда бы не лег с другой в постель. Мне это не надо! Не нужен никто! Не хочу! У меня теперь в принципе на баб аллергия. А еще паранойя: даже кофе сам на работе делаю. Везде, где могла быть подстава, осторожен втройне. Ирка доходчиво объяснила, что женское коварство может до цугундера довести. Я столько раз имел дело с матерыми уголовниками, продажными чиновниками и оборотнями в погонах, а погорел на вероломстве женщины.
Вышел во двор и поднял воротник пальто, спасаясь от жгучего осеннего ветра, хлеставшего по щекам в паре с крошкой дождя. Я ведь на службе реально всякого навидался, но и представить не мог, что окажусь в ситуации, глупейшей по своей абсурдности, но по факту подсудной. Сколько мужиков, обычно состоятельных, так попадало — дохрена! Это знал из неофициальной статистики и кулуарных разговоров: бизнес-тузы о таком не распространялись, репутацию берегли. Только если до жесткого шантажа не доходило. Да, шантаж самый ходовой мотив. А у меня месть. Ирка подала мне ее очень прохладной. Тварь.
— Я еду, — ответил на звонок и прыгнул за руль. Завел, но нога застыла на педали газа. На окна смотрел. Ждал. Может, сигнал какой подаст. Я сильно не надеялся, но и не мог не ждать. Все, связанное с Аленой, затянуло зимним настом, толстым, скрипучим, холодным. Все, кроме надежды. Но… ничего.
Я вырулил на дорогу и рванул в сторону Можайского шоссе. Сегодня у Демида праздник — сын родился! Чуть раньше срока, но жена и малыш стабильны, под наблюдением в детской реанимации, но без угрозы жизни. Это сам Дёмыч выпалил с утра, на одном дыхании, нервный и радостный одновременно. На мужской сабантуй позвал, отмечать. Странный сегодня день: похороны и рождения нового человека. Один ушел, другой пришел. Баланс природы. Жестокий, но справедливый.
— Поздравляю, дружище! — мы крепко обнялись на пороге дома. — Прости, что поздновато.
— Нормально, — Демид уже был изрядно навеселе. — Это последняя, — потряс бутылкой коньяка. — И это тоже, — прикурил тут же. — Завтра полный детокс вредных привычек!
Мужики толпились в беседке: прятались от дождя, жарили мясо, выпивали и трындели о политике, курсе доллара, бабах. Вечные темы.
— Ты сам как? — мы с Арсом, когда все завалились в дом, остались на крыльце, допивать початую бутылку.
— Нормально, — ответил, сделав большой глоток из горла. Я успел познакомить Алену с друзьями. Посидели, поужинали вместе. Сдружиться с женами моих мужиков, она еще не успела, осторожничала, но негатива к ней никто не проявлял. Как и Алена, собственно.
— Бабы, конечно, твари, по сути, — зло бросил Арс. — За обиду буквально кровью мстить готовы. Учудила Ирэн, учудила.
— Ага.
— Вы с Аленой что, реально разойдетесь из-за этого?! — эмоционально воскликнул. — Из-за женской мсти?!
— Мы уже разошлись, — ровно произнес.
— Блядь, Димон, ты опять? — и руку мне к груди приложил, сердце нащупать пытался. — Опять Электроник?
Я хмыкнул и убрал его ладонь.
— Пошли новоиспеченного отца поздравлять. А за меня не волнуйся. Мне так привычно.
Я сильно не напивался. Вторник у меня не менее тяжелый, нежели понедельник. После смерти Савицкого штормит в компании. У него было двадцать процентов акций, это много. С учетом размещения нашего IPO на фондовой бирже — очень много. Герман Львович был главным держателем, больше только у нас с отцом, вместе взятых, естественно.
Наши акции успели опуститься на пару пунктов на волне нестабильности управления «Теско». Когда из игры выбывал крупный топ-менеджер, остальные замирали в ожидании: кто будет распоряжаться капиталом? Савицкий был эффективным и ключевым управленцем. Кто унаследует его долю? Кто придет на его место в совет директоров? Вопрос… Вариантов немного, но Герман Львович способен на сюрпризы. И не только он. Разин поразил меня тонкостью игры. Так мастерски уделать меня. Влезть в компанию, стать партнером и акционером. Мудак. Он хоть и не пальцем деланный перец, но, по сути, бандит обыкновенный. Без помощи изнутри не обошлось.