— Здравствуй, — ответил, когда открылась парадная дверь. Алена встретила меня на улице, не позволила подняться. Взгляд грозный, пронзительный, но это никак не сочеталось с милым персиковым костюмом и кокетливой волной волос. От нее пахло домом и цветами. Я непроизвольно расплылся в улыбке. Сейчас она была похожа на нежное воздушное пирожное. Так и съел бы! Только мне не светит: Алена категорично руки на груди сложила и воинственно подбородок вздернула.

— Я обращалась к адвокату, — произнесла вместо приветствия, — я не могу запретить тебе приближаться к Кирюше. С твоими деньгами и связями… — презрительно добавила.

— Алена…

— Дослушай, — нетерпеливо взмахнула рукой. — Мы должны обозначить условия и границы, прежде чем допущу тебя к сыну.

— И какие же? — уточнил ровно.

— Если это просто любопытство, которое «завтра», — нарисовала кавычки в воздухе,

— закончится, уходи. Мой сын не зверушка в зоопарке.

Я молчал.

— Если хочешь сблизиться с ним, чтобы меня доставать, уходи.

Я все еще молчал.

— Твоя семья, — назвала третье условие. — Мой сын…

— Наш сын, — наконец заговорил. Это очень важное уточнение, но Алена его, конечно же, проигнорировала.

— Мой сын не должен как-то контактировать с твоей семьей. Хватит с меня разборок с твоей женой. Не хочу, чтобы Кирилла в это вмешивали. Он не должен страдать из-за наших ошибок.

Алена резко развернулась и направилась к дому, оставляя мне право выбора: могу пойти за ней или уйти в закат. Она не знала и, вероятно, не хотела знать, что я бы не ушел. Если бы узнал сразу, ни за чтобы не ушел! Не оставил бы их одних сражаться с жестоким миром. Чтобы я сделал? Не знаю. Но точно бы не узнал на три года в другую страну!

Я вошел в просторную квартиру, осматриваясь и невольно оценивая. Видимо, ремонт начался, но так и не закончился.

— Как мелкая? — тихо произнес, услышав звонкий девчачий голос.

Алена обернулась, посмотрела на меня: в глазах странная нераспознанная мною горечь.

— Нормально. Тебя не помнит.

Судя по запаху, мы шли в кухню. Слюнки текли от аромата сдобы и корицы. Я застыл в дверях: со щемящим чувством потери наблюдал, как дети возились за столом, дули на огненные булочки и обмазывались сахарной пудрой. Катя выросла и стала еще больше похожа на маму. А Кирилл просто маленький Небесный, очевидно даже слепому!

— Бабуль, Кирка на свинюху похож! — смеялась мелкая. — Посмотри!

Я сглотнул тугой комок из нервного ожидания, страха и горя потерянного времени. Я был согласен с экспертной оценкой Катюши: мой сын был поросенком, даже волосы слиплись.

— Мам, смотри!

Нас заметили.

— Мям, ти! — Кирюша повторил за сестрой. Как же на меня похож. Удивительно… и больно. В душе и сердце все смешалось в противоположных чувствах. Радость и счастье. Обида и страдание. Сколько я упустил… На Алену бросил красноречивый взгляд: нельзя ее судить, что смолчала, но волна протеста всколыхнула внутри злость и ярость. Три потерянных года! Три! Бляяя!

— Здравствуйте, Нелли Владимировна, — поздоровался с дважды бабушкой, смиряя ураган чувств. — Вы женщина без возраста, — сделал комплимент, надеясь смягчить ее. Мама Алены ко мне со снисхождением относилась, а сейчас подчеркнуто сухо кивнула. — Привет, мелкая! — улыбнулся Катюше.

— Здрасьте, — ответила и на мать посмотрела смущенно. Да, действительно забыла меня.

— Дасе, — повторил Кирилл. Сразу видно, кто в семье для него авторитет. Мелкая!

— Привет, парень, — протянул руку сыну. Ладонь дрожала. Я весь на тонком нерве. Глядишь, реветь начну, как кисейная барышня.

Кирюша, естественно, не понял и побежал прятаться на руки к матери. Алена подхватила его, поцеловала в пухлую щеку и на меня посмотрела. Рядом с ней была ее семья, горой за нее, а она за них, а я один. К ним хочу. Очень хочу.

— Это дядя Дима, — представила Алена. Она явно подчеркнула, что не будет облегчать сближение с сыном и Катей. — Дочь, — поставила сына на ноги, — покажите вместе с Кирюшей дяде твою комнату.

Катя плечами пожала и повела брата в детскую. Мне Алена послала сухой надменный взгляд — сам, все сам.

Я заметил, что в там ремонт закончен, получилось мило. Кухня-столовая тоже полностью укомплектованы, в остальном — стрижка только началась.

— Катя, а брат, где спит? — поинтересовался с улыбкой.

— Кирка с мамой, — ответила, делая колесо туда-сюда. — А что?

— Да просто… — я сел на пол и робко взглянул на сына. Он возился с большими мягкими кубиками и коробкой чего-то явно женского.

— В рот нельзя! — подскочила Катя и забрала свои резинки. — Фу, обслюнявил все!

— Дяй! — громко требовал Кирилл.

— Не дам!

Я растерялся, наблюдая за перепалкой мелких. Ничего в голову не приходило. Или… Сгреб кубики и начал жонглировать ими. Шарами получалось лучше, но дети засмотрелись, перестав визжать и спорить.

В процессе игры я напомнил мелкой отпуск в Турции. Она не вспомнила конкретно ту поездку, гордо заявив, что была там прошлым летом и снова поедет в августе, перед школой. Но как бы то ни было, прониклась ко мне, как и в младшем возрасте. Кирилл повторял за сестрой.

— Дя! — называл меня. Да, в его лексиконе не было слова «папа», а у меня не было воспоминаний о его первом осознанном взгляде, улыбке, слове. Но еще столько всего впереди! И я буду рядом. Должен. Обязан!

Но все же пока не решился назваться отцом. Нужно больше времени, чтобы завоевать доверие маленького человека.

— Кирюш, — Алена появилась на пороге до этого молча стояла за дверью, видел персиковый рукав кофты, — пойдем купаться, — подхватила его на руки. Сам он идти не хотел. Понравилось играть.

Я тоже поднялся, пошел за ними следом.

— Тебе пора, — сухо проговорила Алена.

— Нам нужно поговорить, — шепнул ей в волосы, шумно втянув опьяняющий аромат. — Жду на улице.

Я бы хотел остаться, посмотреть, как сын плескается в ванной, играет, смеется, но не смел просить. Пока. Я это исправлю. У меня есть цель, и я ее добьюсь! Не в моем характере проигрывать. Теперь точно знал, чего хочу!

Алена

Я облегченно выдохнула, когда Дима вышел из квартиры. Час стояла под дверью, пульс выламывал виски, а сердце бешено билось. Я предполагала, что будет тяжело видеть их… отца и сына вместе. Да и Катюшка моя здорово вписалась в компанию. Все это было так… так… по-семейному, по-настоящему. Словно именно так и должно быть. Только это неправда. Между нами никогда не было нормально. Только боль, страх и слезы. И страсть. Да, она была. Сейчас и этого нет. С моей стороны точно. Все, что было, похоронено под толстым слоем страдания. Я прошла через муки болезненной любви, побывала в личном аду и выжила. Больше этой тропой не пойду!

— Хорошая, — попробовала воду в ванной и посадила туда сына. Не собиралась отказываться от повседневных дел, только потому что меня Небесный ждал.

Мы искупались, почистили зубы, и я уложила Кирюшу спать. Катя с бабушкой читали сказку.

— Я скоро, — шепнула, слегка приоткрыв дверь.

— Мам, можно я дождусь тебя? Не буду ложиться, пока не придешь? — улыбнулась подкупающе. Хитрюга! Но такая ласковая и добрая. Моя любимая девочка.

— Можно.

Я спустилась вниз. Уже стемнело и изрядно похолодало: весна в этом году ранняя и теплая, но после захода солнца становилось зябко.

Диму увидела сразу: у него слишком большая и приметная машина, еще и стоит под фонарем. В руках тлела сигарета. Я не знала, что он курит. Видимо, приобретенное увлечение. Хотя… Что я вообще знала о Небесном? Ничего. Кроме того, что любил, когда прикусывала мочку уха, боялся щекотки и обожал мои губы. Да, я до сих пор помнила все оттенки нашей страсти.

— Когда-то ты обещал, что через три месяца я больше тебя не увижу, — напомнила данное обещание. — Разве твоему слову можно верить?

Я сказала это не для того, чтобы пристыдить и прогнать — мне нужно знать, насколько Дима серьезен сейчас? Мы должны выставить границы и строго соблюдать их. Да, я ходила к адвокату: мне без прикрас объяснили, что биологический отец имеет право на общение с ребенком. Запрет мог выйти боком с учетом вводных: Дима мог подать встречный иск и обвинить меня в лишение права отцовства. Адвокаты такие дела щелкали, как орехи, науськают клиента только в путь! В моем случае это даже не требовалось: прокурор наверняка права и как трактовать закон на пользу, знал на отлично. Надежда была только на совесть Небесного. Он ведь к детям по-доброму: невинной душой играть не должен. Но в этот раз я буду настаивать на договоре, подписанном и заверенном, на веру ничего не приму!