— Не убегай, — попросил, поднимаясь за ней. Хотя надо бы переместиться в спальню: у нас вид строго восемнадцать плюс.

— Я не убегаю, — надменно заломила бровь. — Я в душ, — и потянулась гибкой кошкой. — Устала, спать хочу.

— Я понял: ты гордая стерва, я говно. Давай минуем этот пункт и поговорим нормально, а?

— О чем? — пожала плечами. — Это просто секс, Дим. Ты хотел. Я хотела. Я довольна, да и ты в накладе не остался, правда? — и незнакомым раскованным жестом прошлась рукой по промежности, собирая мою сперму, как доказательство. — Говорят, она омолаживает, — размазала по бедрам, животу и рассмеялась, заметив, как глаза ревниво сузил. Раньше она не была такой раскрепощенной.

Мне не важно, сколько у Алены было мужчин после меня, но я ревновал к самому факту! Да, я хотел, чтобы Алена любила и думала все это время обо мне! Чтобы не отдавалась другому! Оставалась дикаркой. Моей дикаркой. Только эту женщину не влюбить и не завоевать на основании одного лишь моего желания. Она другая. Не такая, к каким старательно приучало мое окружение.

— Ты позволила кончить в тебя? — проговорил, следя за сексуальными движениями, возбуждаясь с новой силой.

— И что? — пожала точенными плечами. — У меня гормональная спираль. Или после тебя нужно проверяться на зппп? — нахмурилась задумчиво.

Все, баста! Эти игры меня достали. Хочу настоящую Алену. Пусть кричит, бьет, ругается! Выговорится, но не будет равнодушной продуманной сукой!

— Перестань! — схватил за плечи и встряхнул. — Ты ж не такая!

— А какая?! — прошипела, вырываясь. — Какая, Дим?! Ты ж не знаешь меня совсем!

— Так позволь узнать! — крикнул в ответ. Алена зыркнула недобро и наверх посмотрела. Я понял, ругаемся тихо.

— Узнать? — переспросила нарочито спокойно. — Хорошо! — руки на груди сложила. — Я терпеть не могу показную роскошь и кич. Если бы ты это знал, то не дарил бы украшения, полагаясь на вкусы своих прочих женщин! И розы я тоже не люблю!

— А я люблю теннис, плавать и тебя! Я тебя люблю! А ты, Ален, что любишь?! Что? И кого?

Она замерла в моих руках, смотрела напряженно, дышала шумно. А я ждал. Все поставил на это признание и ждал приговора. Если не любит — можно бороться, а если любит, но другого — это провал.

— Не знаю, — Алена как-то разом обмякла в моих руках. Я очень осторожно прижал ее к себе, гладил волосы, показывал, что я могу быть опорой и поддержкой, а не бесчувственным ёбарем, которого, кроме собственного удовольствия, ничего не волновало. — Я привыкла быть одна. Без мужчин, понимаешь? С детства на себя полагаться. Не торопи меня…

— Хорошо, девочка моя. Буду ждать, сколько скажешь. Просто позволь быть рядом. Дай шанс доказать, что мы можем быть счастливы. Вопреки прошлому. Ради нашего настоящего и будущего.

Алена чуть отстранилась, глаза на меня подняла, смотрела долго. Мучительно долго. Казнить нельзя, помиловать. Пожалуйста, поставь запятую в нужном месте. Пожалуйста!

— Скажи, что любишь меня… — попросила тихо. В тусклом лунном свете на ее глазах светились слезы. Несколько блестели на щеках. Мне стало так больно. Потому что ей было больно.

— Я люблю тебя, Алена. Очень люблю, — губами высушил щеки.

— Мне было так больно тогда возле ЗАГСа… Мне никогда не было так больно… Никогда…

— Милая моя… Девочка моя… — подхватил на руки и понес наверх. Нам нужно побыть наедине, чтобы никто не вмешивался, не нарушил сокровенное соединение наших миров.

Мы любили друг друга долго и мучительно чувственно. Телами, сердцами, душой рассказывая то, о чем так долго молчали. Что прятали за семью замками. Я целовал ее с величайшей нежностью, каждый миллиметр тела одаривал лаской, познавал и заново открывал. Алена тянулась ко мне, отдавалась полностью, не пыталась спрятать, что внутри таилось. Впускала в свое сердце.

Я такого никогда не испытывал: это не просто страсть и физическое наслаждение, это единение на всех уровнях. Алена — моя женщина. А я — ее мужчина. Мы это оба признавали на уровне эмоций и души, но вот рассудок… По себе знаю, что голова и сердце часто не совпадали. Надеюсь, Алена умнее меня…

Алена

Я сладко потянулась в постели: отдохнувшая и утомленная одновременно. Уснула, только когда светлеть начало. Дима всю ночь обнимал меня, не выпускал ни на минутку. И сейчас тоже.

Я извернулась так, чтобы видеть его лицо, умиротворенное, расслабленное. Провела пальцем по полоске между бровями, которая так часто в морщинку превращалась, тревожную, хмурую. Я не знала, как дальше будем. Получится ли… Но готова оставить прошлое в прошлом, вместе с обидами и ошибками.

— Ой! — опомнилась, услышав шум за дверью. В гостиной остались наши вещи! Дети ничего такого не подумают, а вот мама… Не то чтобы хотела скрыть потепление в отношениях с Небесным, но и объявлять нас мужем и женой еще рано. Прежде чем очень плотно сблизиться с Димой, я должна быть абсолютно уверенной. Как и он. У нас ответственность перед детьми. Не хочу, чтобы они, обретя полную семью, вновь ее потеряли.

Я вприпрыжку спустилась вниз, но ни следа вчерашнего безумия не обнаружила. Шум доносился из кухни, туда заглянула.

— Доброе утро! — на маму посмотрела смущенно и зацеловала Кирюшу. — А Катя где? — спросила у него.

— Ка уби титит, — старательно выговорил он. Ага, в ванной, значит.

— Мы тут блинчики жарим, будите? — с улыбкой поинтересовалась мама. — Стирку я поставила, — добавила будничным тоном. Ага, уже в курсе. Ясно-понятно.

— Спасибо, мам, — и сына за щечку ущипнула. — Мама тоже уби пошла чистить. На самом деле я бегом бросилась в комнату Небесного. Он там не жил, но кое-какая одежда имелась. Схватила шорты, боксеры и футболку, затем к себе рванула. Будить не стала, слишком сладко спал, но вещи, сложенные стопочкой, оставила рядом.

Мы с мамой накрывали на стол, когда Дима с улыбкой чеширского кота спустился к завтраку. В нем не было надменности или самодовольства, что уломал строптивицу на секс, только радость и надежда.

— Па! — во все горло кричал Кирюша. Катя вообще бросилась к нему на руки. Она, казалось, даже больше нуждалась в отце. Кирилл маленький, ему и нашей любви хватало, а она девочка, постепенно взрослеющая, ей нужен папа. Она хотела быть принцессой. Папиной принцессой. Я тоже когда-то этого хотела, но совсем недолго. Мои мечты быстро разбились о повседневные будни ребенка, росшего без отца и жившего очень скромно. Не бедно, конечно, но мне и не снились блага, которые были у моих детей. И будут. Обязательно будут!

— Дима, пойдем есть блины, — тянула за руку Катя, усаживая непременно рядом с собой. — А плавать будем сегодня? А нырять? — закидывала вопросами.

— Будем, все будем, — смеялся он. — Привет, — тихо прошептал, останавливаясь позади, легко целуя меня в волосы. Осторожно так, не прессуя, давая возможность сдать назад, если не готова.

— Садитесь завтракать, — обернулась, улыбаясь, но прямо на Небесного смотреть избегала. Эта ночь стала поворотной в наших отношениях. Мы сделали крохотный шаг навстречу и приоткрыли ларец наших душ. Как дальше пойдет — от нас зависит.

— Катюша, кушай и поедем на тренировку.

Сегодня суббота и никто не отменял работу. Я посмотрела на маму.

— Сегодня в одиннадцать собеседование с няней. Тремя, — и на Диму: — Поможешь выбрать?

— Алена! — мама снова принялась отбиваться. — Зачем нам няня?! Нас и так, — обвела взглядом шумную столовую, — много!

— Не начинай, мам. Дети ешьте, — прикрикнула, — не баловаться!

Я выгнала машину из гаража, усадила дочку. Дима играл во дворе с Кириллом. Они оба нас провожали.

— У нее диабет первого типа. Ей нужна помощь, — рассказала ему.

— Не волнуйся, разберемся, — и к Кате повернулся: — Давай по-быстрому там. Без тебя плавать не будем.

Катя вся была в нетерпении, тренировалась вполсилы, все ждала, когда домой поедем. Пришлось даже отругать по дороге домой.