Элиза отрицательно покачала головой. Как она ненавидела, в эту минуту то общепризнанное различие между полами, которое, сковывая женщин представлениями о добропорядочности и морали, позволяет мужчинам беспечно кружить среди них, словно шмелям среди цветов.

– Нет, Риордан. Я не могу этого понять. И никогда не смогу.

Элиза, откинув со лба непослушную прядь, запустила руку в густую копну высоко подобранных волос. Был конец апреля, погода стояла не по сезону сырая. Порывы теплого, влажного ветра, дующего с озера, врывались в открытые окна библиотеки, пытаясь своротить горы бумаги, выросшие за последнее время на письменном столе. После долгого нудного дня, посвященного составлению писем, Элиза, перепачканная чернилами и сургучом с ног до головы, наконец-таки распрямила спину и встала из-за стола.

Со времени Великого Пожара прошло уже семь месяцев, но Риордан и не думал перебираться в контору. Судя по всему, ему нравилось работать у себя дома. Он говорил как-то Элизе, что это гораздо удобнее, чем каждый день ездить на работу. «Да и вечера всегда в твоем полном распоряжении», – резюмируя сказанное, добавил он. Элиза тогда только усмехнулась, поскольку слово «вечера» не выдерживало критики: Риордан часто засиживался у себя в кабинете далеко за полночь, к большому неудовольствию угрюмого лакея Смида, в чьи обязанности входило обеспечивать хозяина горячим кофе, который тот хлебал, борясь со сном, чуть ли не целыми кофейниками.

Постепенно Элиза наладила отношения со всеми клерками и бухгалтерами Риордана; многие из них теперь не только терпимо, но даже и благосклонно относились к присутствию женщины в конторе. По ее настоянию каждому клерку был отведен удобный рабочий стол в бывшем бальном зале, а Уиллу Райсу – отдельный кабинет. Сама Элиза по-прежнему работала в библиотеке, правда, теперь здесь все было переставлено по ее вкусу.

В кабинете Риордана, устланном толстыми персидскими коврами и уставленном тяжелой кожаной мебелью, появилось несколько новых приобретений: редкое издание «Истории» Геродота, за которое он заплатил шесть тысяч долларов, и иллюстрированный византийский манускрипт Нового Завета на греческом языке за четырнадцать тысяч долларов.

Элиза была непомерно удивлена, когда Риордан показал ей эти сокровища. Зачем? Хотя она давно привыкла к тому, что Риордан – человек странный и непредсказуемый. В нем уживались и мирно соседствовали агрессивность, высокомерие, глубокий ум, насмешливость, подчас обращенная на самого себя, большая жизненная сила и энергия.

Расправив складки голубого поплинового платья, Элиза подошла к окну и пристально, с пристрастием оглядела свой силуэт, отражаемый почерненными апрельским вечером стеклами. Да уж, ничего не скажешь, платье удалось на славу: Фифине пришлось немало потрудиться, чтобы укротить свою буйную фантазию и смастерить для своей бывшей хозяйки такую изящную неброскую вещицу.

Француженка развернула в последнее время бурную деятельность и устроила у них в доме небольшую шляпную мастерскую. Дела у нее шли неплохо.

Элиза искренне радовалась за Фифину и чем могли помогала ей. В общем, обе женщины прекрасно ладили друг с другом. Хотя, правда, бывали моменты, когда бывшая горничная выводила Элизу из себя.

– Так, значит, у него есть любовница? – язвительно спрашивала Фифина. – И возможно, не одна, если уж говорить все начистоту. Увлечься ветреной маленькой актриской! Как это похоже на мужчин! Он содержит ее и вас бы содержал, если бы мог.

– Нет, он не… Я только его служащая, и ничего больше, – бессвязно лепетала в ответ Элиза.

– Мужчины любят иметь предмет своей любви всегда под рукой. Лучше прямо в доме, – пожимала плечами Фифина. – Комфорт для них превыше всего!

Элиза всегда резко обрывала подобные разговоры, будившие в ней, помимо всего прочего, подозрения относительно близости Фифины и Авена Эмсела. Ей невыносима была сама мысль о том, что ее обожаемый отец мог иметь любовницу-горничную!..

– Вы просмотрели эти конторские книги? – спросил Элизу Уилл Райс.

– Да, они теперь у Риордана, – ответила она, показывая бухгалтеру свои перепачканные чернилами ладони. – Посмотрите, на кого я похожа! Настоящий кочегар!

Уилл понимающе усмехнулся и снова скрылся, а Элиза поспешила наверх в туалетную комнату, чтобы привести себя в порядок. Когда она оказалась в коридоре второго этажа, ее внимание привлекли веселый детский смех и радостное лопотание.

Элиза остановилась. В дальнем конце коридора няня играла с ребенком. Это была та самая девочка, которую Риордан показывал Элизе много месяцев назад. С тех пор она несколько раз слышала детский плач и смех, а однажды – тихую колыбельную песню, которую пела няня над кроваткой засыпающей малютки. Но в общем-то Элиза не часто вспоминала о ребенке, тем более что Риордан запретил ей вмешиваться в это дело.

Теперь же, наблюдая, как няня поддерживала малышку под мышки, а та, перебирая ножками и делая свои первые неуклюжие шажки, смеялась от радости, Элиза удивилась поразительному сходству между малышкой и Риорданом: достаточно было поглядеть на шествующую с победоносным видом по толстому ковру девочку.

Но вот кто мать ребенка, оставалось неясным. Может, Линетт Маркис? Или одна из тех женщин, которые засыпают Риордана надушенными записками?

Задумавшись, Элиза не заметила, как пошла по коридору навстречу няне, которая оказалась уже знакомой ей Фанни, женщиной с вечно утомленным лицом.

– Какая милая девочка, – заметила Элиза.

В ответ Фанни улыбнулась и взяла малышку на руки. Девочка воззрилась на незнакомку полными детского любопытства глазами.

С замиранием сердца Элиза снова убедилась в том, что у девочки и Риордана абсолютно одинаковый взгляд, что ее волосы такие же темные и шелковистые, как у него, а подбородок, нежный и по-женски округленный, украшает такая же ямочка, как и у отца. Нет ли в ее лице чего-нибудь от Линетт? Элиза придирчиво рассматривала еще не оформившиеся как следует черты лица девочки.

– Да, она очаровательна. И на удивление редко плачет, – гордо сообщила Фанни.

– Я это заметила, – ответила Элиза, и обе женщины залюбовались девочкой, а она капризно протянула ручонки к Элизе, требуя, чтобы та взяла ее на руки.

Элиза прижала к груди малышку. На нее пахнуло молоком, ароматом чисто вымытой детской кожи, и Элиза почувствовала, как сжалось от умиления и нежности ее сердце.

– А как зовут нашу малышку?

– Мы называем ее просто Малышкой, – смущенно ответила няня.

– Малышкой? – От изумления Элиза чуть не выронила ребенка. – Но ведь у нее должно быть имя!

Женщина пожала плечами:

– Мистер Дэниелс не сообщал мне его. Для всех она просто Малышка. – Элизу потрясла холодная бесчувственность человека, по милости которого ребенок вот уже около девяти месяцев живет на свете без имени. Когда Фанни собралась забрать у нее девочку, Элиза попросила ее:

– Будьте добры, позвольте мне, немного помочь вам. Вы, наверное, устали, так что небольшой отдых вам не повредит.

– Мистеру Дэниелсу это может не понравиться, – заволновалась Фанни. – Он очень беспокоится за девочку и требует от меня строгого следования его распоряжениям.

– А дать ей имя он при этом не удосужился! – сердито заметила Элиза. – Обещаю вам, что отнесусь к девочке со всей заботой и нежностью, на какую способна. Позвольте нам с ней погулять по коридору минут пятнадцать.

– Хорошо. А потом принесите ее в детскую. Но сохрани Бог, чтобы вас увидел мистер Дэниелс. Он велел мне никому не доверять девочку.

Элиза кивнула и понесла девочку по коридору по направлению к холлу. Держа ее на руках, она подошла к окну и выглянула в сад, где вдоль каменного забора тянулась живая изгородь, а цветущие вишневые деревья окружали мраморный фонтан.

Статуи полуобнаженных нимф водили хоровод вокруг низвергающегося каскадом, искрящегося столба воды. В этом доме, в саду было великое множество мраморных нимф, но их количество не казалось чрезмерным, а общее впечатление в сочетании с обилием зелени было приятным и даже изысканным.