Шапиро пишет, что высказанные им аргументы против Дворкина едва ли смогут впечатлить сторонников теории «права как целостности». Несмотря на последовательное доказательство, те, кто придерживается точки зрения Дворкина, приведут в качестве контраргументов больше сложных дел, в которых судьи опираются на соображения о морали и справедливости как на правовые принципы. При этом многие исследователи считают недостатком теории Дворкина крен в сторону моральной и политической философии, а также излишний акцент на теории вынесения судебного решения. Другие теоретики права, наоборот, полагают это достоинством. Например, Дэвид Любан называет Рональда Дворкина одним из немногих междисциплинарных философов права, так что «юриспруденция Дворкина ориентирована на судей и суды и его тематические эссе со всей очевидностью посвящены дебатам США о свободе и равенстве, свободы слова и религии. Он, во всяком случае, является еще одним доказательством того, что наша правовая солнечная система вращается вокруг наших местных солнц и тесно связана с различными революциями в истории США, а не с проблемами, которые исследовал Харт»36. Этот комментарий относится к дебатам вокруг предмета и метода юриспруденции и философии права37. Поэтому Шапиро подробно пишет про различие между нормативной и аналитической юриспруденцией, а также про концептуальный анализ.

Проанализировав возможные теории метаинтерпретации, Шапиро предлагает собственную теорию метаинтерпретации, в которой отношения доверия имеют центральное значение при выборе методологии интерпретации. Многие из инструментов метаинтерпретации Шапиро обнаруживает в уже сложившейся юридической практике метаинтерпретации. Шапиро утверждает, что выбор метаинтерпретации зависит от того, о каком типе правовых систем идет речь. Во «властной» (authority) системе происхождение правил имеет первостепенное значение (то есть должно быть учтено мнение планировщиков). В «оппортунистической» (opportunistic) системе должностные лица признают, что правила являются благом сами по себе, а не в силу властного источника. Если говорить о Соединенных Штатах, то они, с точки зрения Шапиро, относятся к властному типу, так как для многих именно пиетет к отцам-основателям является залогом легитимности основного документа. Однако властная система не принуждает трактовать Конституцию на основе заложенного в нее первоначального смысла, потому что, как это показывает правовая теория планирования, метаинтерпретация является многоступенчатым процессом.

Не существует единой и универсальной метаинтерпретативной методологии, так как она меняется от системы к системе, от одной сферы управления к другой, зависит от экономики доверия, а также от роли акторов. Для определения подходящей интерпретации метаинтерпретатор должен проделать путь в три этапа. На первом этапе (спецификация) метаинтерпретатор распознает основные свойства различных методологий интерпретации (например, какого уровня компетентности они требуют). Разные интерпретации требуют различных компетенций или способностей. На втором этапе (выявление) метаинтерпретатор анализирует институциональную структуру определенной правовой системы, то есть выявляет отношения доверия, которые заложены в институциональных механизмах системы. На третьем этапе (оценивание) метаинтерпретатор использует полученную на первых двух этапах информацию, чтобы определить подходящую методологию интерпретации, то есть метаинтерпретатор должен выяснить, какие методологии интерпретации лучше всего способствуют достижению поставленных целей в свете отношений доверия. Шапиро приходит к выводу, что, поскольку «методология интерпретации не должна определяться конкретными конвенциями о надлежащей методологии, она способна учесть возможность теоретических разногласий». Таким образом, правовая теория планирования закрывает брешь позитивизма и преодолевает аргумент Дворкина о том, что в правовом позитивизме невозможны теоретические разногласия.

В заключительной главе (14) Шапиро рассматривает два варианта критики правового позитивизма теорией естественного права, представленные Джоном Финнисом и Лоном Фуллером. Основная претензия к правовому позитивизму со стороны школы естественного права заключается в том, что позитивизм – абстрактная и безжизненная теория, отказывающаяся от важнейших категорий моральной и политической философии. Шапиро же полагает главной задачей позитивизма освобождение и демистификацию. Отвечая Финнису, Шапиро утверждает, что менее справедливое общество может обладать правовой системой по всем параметрам условий законности. Стремление к моральной цели является важным элементом в понимании природы права, однако сломанные часы не перестают быть часами, даже если перестают ходить, а правовая система не перестает быть правовой системой, даже если является несправедливой. Шапиро также обращается к тезису Фуллера о внутренних моральных принципах, без которых право невозможно, если их не соблюсти (они же – восемь способов потерпеть неудачу, составляя закон): всеобщность, публичность, ясность, последовательность, ориентированность на будущее, выполнимость, стабильность, несоответствие между писаными законами и их фактическим применением38. Шапиро указывает, что эти принципы действительно важны, но они относятся не к морали, а к социальному планированию. Шапиро «детерминирует» верховенство права социальным планированием и показывает, что дебаты вокруг верховенства права есть спор о понимании планирования. Сторонники «восходящего» и «нисходящего» планирования так или иначе столкнутся друг с другом в дебатах о содержании верховенства права39.

Обстоятельное изложение Шапиро своей теории, которое сопровождается различными экскурсами в правовой позитивизм, теорию действия, правовую теорию Дворкина и правовую историю США так или иначе стремится ответить на важнейший вопрос юриспруденции «что такое право?». Правовая теория содержит в себе значительное количество ответов на этот вопрос: право – приказ суверена (Остин), система вторичных и первичных норм (Харт), это то, что следует из наилучшей конструктивной интерпретации прошлых политических решений (Дворкин) или всего лишь набор предсказаний для суда, который уже решает дело по существу (Оливер Уэнделл Холмс). Шапиро вносит свой вклад в эту историю теории права и дает новый ответ на классический вопрос о сущности права, уподобляя его процессу социального планирования, который на основе экономики доверия, распределяет полномочия, права и обязанности.

«Законность» породила множество новых дебатов, а также, что немаловажно, возродила прежние. Статьи, посвященные плановой теории права, отличаются друг от друга в зависимости от позиции, которую занимает исследователь, будь то правовой натурализм (Брайан Лайтер), этический позитивизм (Джереми Уолдрон), общая юриспруденция (Уильям Твиннинг, Брайан Таманаха), теория естественного права (Джон Финнис) и т. д. Сторонники Харта выступили в защиту кумира, оценивая и анализируя все аргументы Шапиро, направленные против теории Харта40. Брайан Лайтер не приветствовал идею обратиться к теории намерений как планов Братмана и усматривал в работе Шапиро противоречивое влияние антипозитивиста Марка Гринберга. Но там, где Лайтер усматривает недостаток, сам Гринберг видит достоинство, признавая, что «Законность» привлекает антипозитивистских теоретиков в гораздо большей степени, чем многие другие работы позитивистов. «Шапиро симпатизирует антипозитивистским мотивам и изо всех сил пытается ответить на аргументы антипозитивистских теоретиков. В некоторых случаях он идет на существенные уступки»41. Поэтому не удивительно, что некоторые даже заявляли, что Шапиро ближе по духу к теории естественного права42. Конечно, не все соглашаются с этой позицией, так как считают «Законность» примером позитивизма в его широком смысле и шагом вперед в развитии позитивистской мысли о природе права43. Всё это – уже совсем другая тема.

«Законность» является полезным источником для понимания правового позитивизма и его применения в интерпретации. Сегодня это одна из самых обсуждаемых книг по юриспруденции, и то, что она выходит на русском языке, – большая удача.